Одинокий тролль - Вебер Дэвид Марк. Страница 2

Существовали, правда, и ограничения. Внутри «предела Френкеля» — определенного радиуса в гравитационном колодце звезды, который изменялся в зависимости от ее спектрального класса и массы корабля, — пользоваться многомерником было невозможно. И хотя теоретически, казалось бы, из нормального пространства можно совершить прямой переход в пространство с любым числом измерений, гораздо безопаснее было переходить из одного пространства в другое последовательно.

Поток многомерной энергии мог вести себя коварно и непредсказуемо, и люди, слишком вольно обращавшиеся с многомерником, сильно рисковали. То, что могло с ними случиться, было по меньшей мере неприятно. Диапазон альфа — «низший» диапазон — состоял всего из около двадцати измерений. В его верхней части максимальная скорость космического корабля относительно нормального пространства составляла примерно пять скоростей света. В более высоких диапазонах можно было достигать более высоких скоростей, но состояния потока энергии становились при этом все более нестабильным, и опасность повредить корабль соответственно возрастала. Кроме того, между диапазонами существовали некие преграды, природа которых все еще оставалась неясной — а это значило, что пробивать их было опасной затеей. Если корабль почему-либо неудачно ударялся о преграду, или если в поле его перехода возникали хотя бы незначительные гармонические колебания, он попросту исчезал. Терял когерентность, рассыпался по множеству измерений, и уже ничто не могло его собрать в одно целое. Мысль об этом заставляла обливаться холодным потом даже самых опытных звездолетчиков — никому ведь было неведомо, что в таких случаях происходило внутри корабля. Гибла ли команда? Или она переходила в какое-то неизменяемое состояние? Или же она постепенно понимала, что произошло… осознавала, что превратилась на веки вечные в космического «Летучего Голландца»?

В низких диапазонах слишком большой опасности не было. Люди постоянно передвигались в бета-диапазоне, и даже в гамма— и дельта-диапазонах. Звездолеты кангов осмеливались переходить в дельта-диапазон лишь в экстренных случаях. Но никогда ни одно существо в здравом рассудке не проходило барьер на такой скорости, как это придется сделать 92-му линейному дивизиону, чтобы догнать кангов. Не стал бы это делать и 92-й — если бы у него был выбор.

— Курс определен, мэм, — без всякого выражения произнес капитан Онслоу.

— В таком случае выполняйте приказ, — ответила Сантандер.

— Слушаюсь, мэм.

«Защитник» вздрогнул: его двигатели заработали, наращивая мощность. Корабль шел достаточно плавно, но Сантандер знала, что «Защитнику» давно необходим плановый ремонт. Она начала молча молиться, в то время как трехмиллионнотонная масса корабля окуталась искривляющим пространство полем многомерной тяги и стала резко менять курс.

Несмотря на работу гравитационных компенсаторов, действие ускорения было неожиданно сильным. Светящиеся точки на диаграмме, обозначавшие два звездолета одного класса с «Защитником» и корабли сопровождения, двинулись вслед за флагманом. Линейный дивизион людей, будучи в неполном составе, изменил курс и кинулся в погоню за смертельными врагами человечества по бездонным пучинам бесконечных пространств. Могучие двигатели с воем вышли на максимальный режим, искореженные ионы понеслись мимо эскадры, в стальных чревах которой пронзительно пели многомерные генераторы.

— Время до встречи с барьером? — Сантандер удалось произнести этот вопрос так, как если бы она ничего не знала о состоянии двигателей «Защитника», и Онслоу мысленно улыбнулся, оценив ее стремление внушить подчиненным уверенность в себе.

— Четырнадцать часов, мэм, — ответил он.

— Скорость приближения?

— Абсолютную разницу скоростей мы компенсируем примерно через десять часов, мэм. Если они продолжат идти с тем же градиентом, для совмещения диапазонов нам понадобится больше восьмидесяти часов. Точнее не могу сказать, мэм, пока не выяснится, когда они начнут уменьшать градиент.

— Не думаю, что они собираются его уменьшать, — негромко сказала Сантандер.

— Но при такой скорости они через пятьдесят часов подойдут к барьеру гамма-диапазона!

— У них большие силы, капитан, они далеко от дома и дьявольски торопятся. Я думаю, они собираются добраться до дельта-диапазона — а может, и выше.

— Но, мэм, ведь это же канги! — запротестовал Онслоу.

— Это верно, но они знают, что проигрывают. Такие крупные силы они ни за что не сняли бы с фронта, если бы перед ними не была поставлена чрезвычайно важная задача. Градиент, с которым они совершают переходы, ясно указывает на то, что канги готовы идти на серьезный риск.

— Ясно, мэм, — произнес Онслоу. Нарисованная коммодором картина явно поразила его.

— Смоделируйте их трассу и варианты поведения, — резко приказала Сантандер. — Я понимаю, что большой точности вы не добьетесь, но мне нужно хотя бы приблизительно представлять их возможности. Как только освободитесь, приходите, пожалуйста, в конференц-зал. Я буду там с капитаном Мияги и полковником Леоновой. Все это мне очень и очень не по нутру.

— Слушаюсь, мэм, — сказал капитан Онслоу. Изображение его седовласой начальницы погасло на экране, и на сердце стало так же холодно и пусто, как в открытом космосе за бортом «Защитника». Под началом коммодора Сантандер он прослужил уже в общей сложности десять лет биологического времени. Он не раз видел ее в горячке боя, слышал ее резкий голос, выкрикивавший команды, следуя которым боевой корабль шел в атаку под вражеским огнем, но сейчас она впервые призналась, что не до конца уверена в себе…

Коммодор Сантандер прищурилась, увидев капитана Онслоу, входившего в конференц-зал. Его лицо выражало растерянность, и она внутренне напряглась, готовясь услышать скверные вести. Коммодор махнула рукой в сторону свободного стула, приглашая Онслоу сесть между двумя другими офицерами, уже занявшими места за столом.

Пухлый светловолосый капитан Николас Мияги был непривлекателен внешне, но являлся прекрасным офицером-тактиком. В боевой обстановке он соображал с поразительной быстротой и обладал колоссальным запасом внутренней энергии, о чем невозможно было догадаться по его внешности. Полковник Леонова тоже была специалистом экстракласса. На флоте она давно стала чем-то вроде живой легенды, и Сантандер была счастлива, что Леонова сидит с ней за одним столом.

Коммодор Сантандер никогда не испытывала неприязни к Леоновой, хотя ей было нетрудно понять, почему многие ее недолюбливали. Леонова была на двадцать биологических лет старше коммодора, но в безупречно сидящем на ней флотском мундире казалась вчетверо моложе своего истинного возраста. Никто не назвал бы Леонову красавицей, но ее треугольное, широкоскулое лицо приковывало к себе взгляды мужчин, а светло-каштановые волосы и голубые глаза прекрасно смотрелись на фоне черного мундира звездолетчика.

При всем при том, подумала Сантандер, несмотря на свою неоспоримую привлекательность, Леонова несла смерть. На ее золотых нашивках пилота в виде крылышек было три звезды, каждая из которых означала десять сбитых истребителей. Еще значительнее были орденские ленточки под нашивками: верхнюю коммодор видела за всю свою карьеру только у трех офицеров — это была ленточка ордена Большого Солнечного Креста. Кроме других привилегий, она обязывала любого офицера, вне зависимости от его ранга, первым отдавать честь полковнику Леоновой. По мнению Джозефины Сантандер, это было естественным признанием заслуг Леоновой.

Но не по этой причине многие люди недолюбливали — и боялись! — полковника. Нет-нет, такое отношение было вызвано совсем другими причинами. Дело было в том, что Людмила Леонова была прямым потомком первой волны выживших на Сигме Дракона.

Коммодор усилием воли направила свои мысли в нужном направлении и, вопросительно подняв бровь, обернулась к Онслоу:

— Правильно ли я поняла, что у вас появилась дополнительная информация, Стив?