Фанфан-Тюльпан - Вебер Пьер Жиль. Страница 19

Глава X

ВОЕННЫЙ ТРИБУНАЛ

Госпожа Фавар и Перетта провели ужасную ночь. Они ежеминутно и совершенно тщетно ждали возвращения Фавара. Так как он не подавал о себе никаких вестей, ясно было, что с ним случилось какое-то несчастье. Чтобы хоть что-то узнать, на разведку отправился Бравый Вояка, но и он не появлялся. Тиканье и унылый бой часов казались им бесконечно медленными и еще усиливали их страхи.

Ни одна, ни другая даже не подумали о том, чтобы поспать хоть немного. Они сидели в креслах большой гостиной, всегда такой полной веселья, цветов, людей, при свете свечей, гаснущих в севрских подсвечниках, лишь иногда подходя к окнам и вглядываясь в ночную тьму. Их души наполняло предчувствие ужасной катастрофы и ощущение, что последние надежды рухнули. Уже светало. Вдруг с одного фарфорового подсвечника упала розетка с огарком свечи и с сухим звоном разбилась. На улице закукарекал петух, приветствуя зарю. В тот же момент послышался звон копыт по мостовой. Госпожа Фавар стремглав выскочила на улицу и увидела Бравого Вояку, который устало слезал с седла.

— Ну, наконец-то! — вскрикнула она, дрожа.

Тяжелым шагом, молча, старый солдат поднялся по лестнице и вошел в гостиную. Усы его повисли.

— Ну, что, какие новости? — тревожно спросила госпожа Фавар.

— Очень плохие! — глухо ответил ветеран. — Ваш муж арестован.

— Этого не может быть! — прошептала Перетта.

— Увы, это так, — ответил Бравый Вояка, опустив голову. — Я очень долго бродил вокруг Версальского дворца и ничего не мог выяснить. Наконец, проходя мимо кордегардии, я увидел одного сержанта из полка Рояль-Аженуа, которого когда-то знал.

— Бравый Вояка, — спросил он, — что это ты здесь делаешь среди ночи?

— Я ищу господина Фавара! — ответил я, ожидая, что он что-нибудь слышал.

— Фавар? — вскричал он. — Да он же в тюрьме!

— В тюрьме? Разрази меня гром! Этого не может быть!

Тогда он рассказал мне, что накануне, проходя по мраморному двору, он видел, как двое жандармов схватили Фавара, предъявив ему королевский приказ. Они сели с ним вместе в карету с закрытыми окошками и увезли его, наверно, в тюрьму Фор ль'Эвек. Сержант сказал правду. Сомневаться не приходилось. Нельзя было терять ни минуты, я вскочил на коня и примчался сюда…

Рассказ был выслушан в горестном молчании.

Перетта бросилась в объятья госпожи Фавар, заливаясь беззвучными слезами.

— Мы погибли! — сказала она. — Бедный мой Фанфан, теперь больше некому защитить тебя! А господин Фавар!

Преодолев горе и растерянность, госпожа Фавар сказала:

— Узнаю руку шевалье де Люрбека! Он наверняка успел до того, как Фавар попал к маркизе, добыть у короля, воспользовавшись его слабостью, приказ об аресте. Но нельзя дать им одолеть нас! Держись, Перетта! Мы едем в Версаль вместе с Бравым Воякой!

— Простите, мадам, — прервал ее Бравый Вояка. — Я ведь должен явиться на заседание военного суда как свидетель.

— На военный суд?

— Да. Ведь сегодня Фанфан должен предстать перед судом.

Перетта мимо госпожи Фавар кинулась к старому солдату со словами:

— Я хочу явиться туда вместе с тобой!

— Нет, детка, тебя ведь не пустят в зал заседаний.

— Бравый Вояка прав, — сказала госпожа Фавар, — и, даже если тебе удастся как-нибудь проскользнуть в зал, для тебя это слишком тяжкое зрелище! Оставайся дома, дорогая, мы будем стараться утешать и поддерживать друг друга. Ведь тот, кого я люблю, — тоже в тюрьме!

— Я хочу его видеть! Я должна его увидеть! — ничего не слыша, рыдала Перетта, цепляясь за старого солдата.

Поняв, что остановить Перетту все равно невозможно, госпожа Фавар, сраженная силой ее горя, задумчиво произнесла:

— Ну, что ж, друг мой, раз уж так — возьми ее с собой. Но возвращайтесь как можно скорее, нам необходимо придумать способ спасти тех, кого мы любим, и защитить самих себя!

Как мы уже знаем, Фанфан был заключен в карцер на гауптвахте полка Рояль-Крават в Венсене. В те времена казарменные тюрьмы были гораздо более суровыми, чем сейчас полицейские участки. Крошечная камера, в которую поместили Фанфана, имела одно совсем маленькое и густо зарешеченное окошечко под самым потолком, затканное паутиной и толстым слоем пыли. Брошенный прямо на каменный пол дырявый тюфяк, из которого торчали клочья соломы, ржавая кружка да рваное одеяло составляли всю утварь этого жуткого помещения.

Сидя на своей подстилке, Фанфан печально вспоминал свидание с Переттой, которую он встретил чудом. Сердце его сжалось, когда он снова представил себе подлое нападение, которое разлучило их снова, и, может быть, навсегда…

Вдруг дверь, заскрипев на ржавых петлях, отворилась. Появился тюремщик. Фанфан, стараясь сохранить военный вид, вскочил и встал по стойке «смирно».

— Я за тобой! — сказал унтер-офицер. — Сегодня ты пойдешь на суд.

— Ну, что ж, хорошо! — ответил Фанфан. — Я тут задыхаюсь, в этой конуре!

— Ну, ну, вдохни еще немного воздуха! Вряд ли там, снаружи, тебя ждет свобода!

— Я знаю! — вскричал первый кавалер Франции. — Но пусть уж лучше меня сразу расстреляют на свежем воздухе, чем жить долго в этом застенке!

И, подняв голову, с решительным выражением лица и твердым шагом, Фанфан последовал за тюремщиком, который пробормотал себе в усы:

— Бедный парень! Не так он должен был кончить свою жизнь!

При Людовике XV военного суда, в сущности, не существовало. Это судилище носило название военно-полевого трибунала. Осуществляли его человек тридцать маршалов, на которых лежала обязанность командовать армейской полицией. Эти офицеры, чин которых соответствовал нынешнему чину полковника жандармерии, обладали полной властью, позволявшей пресекать любые правонарушения — кражу, неповиновение начальству, дезертирство и оскорбление вышестоящего по званию. Когда случай был особо важный, — а именно так обстояло дело с Фанфаном-Тюльпаном, — они собирались в полном составе, и требовалось присутствие всех офицеров полка.

Обвиняемый и свидетели представали перед этими военными судьями, и их приговор не подлежал апелляции. Иногда король миловал приговоренных, но почти всегда суд кончался расстрелом.

Покушение на Д'Орильи произошло на территории Шуази: Фанфан был доставлен в Версаль в полковой карете, эскортируемой взводом кавалеристов. В течение всей поездки Фанфан молчал, поглощенный грустными мыслями и вспоминая о своих мечтах о славе и о любви, так быстро погибших. Но когда он увидел первые дома города, его апатия прошла, и, расправляя члены, он сказал себе:

— Ну, Фанфан, очнись! Нельзя предстать перед судом как деревенский олух. Я, как-никак, первый кавалер Франции и надо привести себя в порядок. Я должен выйти к ним, как на смотр!

Он проверил состояние своего мундира, почистил его рукавом, застегнулся на все пуговицы, носовым платком смахнул пыль с сапог, пригладил пальцами усики.

В это время карета въехала в большой мощеный двор. Его замыкало мрачное здание, в котором помещался военно-полевой суд, и когда Фанфан вышел из кареты, конвоируемый двумя стражами, у него был вид не обвиняемого, ведомого к беспощадному приговору, а солдата, готового умереть в бою.

Выпрямившись и красиво надев свою треуголку, Фанфан пошел было вперед, но вдруг до его ушей донесся отчаянный вопль:

— Фанфан! Фанфан!

В этот момент, подъехав к воротам во двор, берлина Фаваров остановилась; в ее окошке показалось юное личико, и руки из-за портьеры потянулись к Фанфану.

— Фанфан! Фанфан! — кричал настойчиво и отчаянно знакомый голосок.

Фанфан одним прыжком оказался рядом с берлиной, и, едва он успел послать Перетте воздушный поцелуй, в который вложил всю душу, как страж схватил его и потащил внутрь здания суда. Однако Бравый Вояка все же успел крикнуть ему своим громовым голосом:

— Держись, малыш, — я здесь!

Взволнованный и потрясенный, Фанфан вошел в залу заседаний. Это была большая строгая комната с резными деревянными панелями, украшенными барельефами с картинами казней и изображениями Правосудия с мечом в руках. В глубине залы было возвышение, на котором, за огромным столом, покрытым красной скатертью, в судейских мантиях восседали члены суда. Слева стоял маленький столик, предназначенный для секретаря, докладывающего содержание дела. Перед трибуналом были поставлены рядами скамьи, где, кто как мог, рассаживались свидетели.