Фанфан-Тюльпан - Вебер Пьер Жиль. Страница 29

Узнав управляющего, он оставил свое занятие.

— Наконец-то! — воскликнул Фавар. — Я снова обретаю связь с живыми! Бравый Вояка! Дорогой мой Бравый Вояка! Подойди и дай мне прижать тебя к моему благодарному сердцу!

Солдат, которого Фавар, наконец, отпустил, уронил свой пирог, и тот со странным шумом покатился по полу. Сержант поднял его и, понюхав, пробормотал:

— Пахнет он очень вкусно, но весит до чего много!

Бравый Вояка быстро подхватил пирог и водрузил на стол. Потом, подталкивая сержанта Монкорне к двери, сказал:

— Скоро, скоро, дорогой мой, мы выпьем за здоровье твоего пленника!

Как только сержант ушел, Фавар, сгорая от желания узнать все новости о доме, набросился на солдата с тревожными вопросами:

— Как жена?

— Очень хорошо!

— А Фанфан?

— Спасен! Но не будем терять времени на бесполезные разговоры! Сейчас надо действовать быстро!

Он поспешно снял корочку, венчавшую гигантский пирог, и извлек из середины чуда кулинарного искусства кинжал, пистолет, напильник и свернутую в кольцо веревку с узлами.

Увидев эти предметы, столь разнообразные и столь неожиданные, Фавар, на мгновение забыв о своем трагическом положении, разразился громким хохотом.

— В чем дело? Что это вас так разбирает? — обиженно спросил Бравый Вояка.

— Дорогой мой, — ответил Фавар, громко хлопая его по плечу, — если бы ты был драматургом, я бы тебе сказал, что ты сочинил великолепную сцену комического появления. Но, поскольку ты просто солдат с добрым сердцем, я скажу тебе, что весь этот устрашающий инвентарь не может мне помочь.

— Почему же?

— Потому что я не хочу еще ухудшить свое положение бегством.

— Не понимаю! — пробурчал ветеран, сбитый с толку.

— Ты не понимаешь, что этот проклятый маршал Саксонский, который добился того, что меня засадили в тюрьму, если я удеру, направит по моим следам всю жандармерию королевства и, когда меня поймают, сможет просто вздернуть меня на виселице!

— Да это вовсе не маршал, а Люрбек вас засадил сюда! — разразился возмущенный Бравый Вояка.

— Что ты говоришь? — закричал Фавар, падая, наконец, с облаков.

— Правду, как всегда! Ведь это проклятый датчанин выпросил у короля секретный приказ и собственноручно вручил его лейтенанту полиции в Версале!

— Кто тебе сказал?

— Солдаты, которых я расспрашивал сам и которые видели, как вас арестовывают.

— Вот так как!

— Люрбек — это ясно, как на ладони, — хотел избавиться от вас, как от свидетеля, которого иначе вызвали бы в суд, и вы, конечно, рассказали бы все, как было, и раскрыли бы его роль в деле Фанфана! А кроме того, между нами говоря, я уверен, что и он тоже здорово влюблен в вашу жену.

— В этом-то и я уверен! — прорычал Фавар. — Так это он! Ах, негодяй, ах, бандит… — Тут он подскочил, сделал па из гавота, повернулся кругом и, схватив старого солдата за пуговицу, вскричал, внезапно очень обрадовавшись: — Бравый Вояка, старикан, теперь я знаю средство выбраться отсюда!

Драматург отодвинул пирог или, скорее, арсенал, принесенный солдатом, и уселся за стол. Он взял листок бумаги и принялся писать письмо, которое Бравый Вояка прочел, глядя из-за его плеча:

«Господину Маршалу Саксонскому.

Умоляю Вас, Ваше Превосходительство, помочь мне выйти из тюрьмы Фор ль'Эвек! Один подлый человек добился моего ареста лишь для того, чтобы беспрепятственно обхаживать мою жену… «

— Что вы тут ему рассказываете? — спросил Бравый Вояка.

— Правду! — отрезал Фавар, имитируя торжественную интонацию старого солдата.

»…Не сомневаюсь, — продолжал писать мудрый драматург, — что Ваше Превосходительство, которое так благожелательно к нам, удостоит нас внимания и вмешается в дело немедля, чтобы положить конец столь несправедливому аресту.

Благоволите принять, господин Маршал, выражение почтения и бесконечной благодарности Вашего смиренного и покорного слуги.

Фавар».

— Вот! — воскликнул он, запечатывая письмо. — Эти несколько слов стоят больше, чем все напильники, кинжалы, пистолеты и веревки вместе взятые.

Бравый Вояка, все больше приходя в недоумение, проговорил:

— Ничего не понимаю!

Фавар поднял голос:

— Ты что, не знаешь, что маршал до безумия влюблен в мою жену? Когда он увидит, что кто-то другой смеет охотиться на землях, которые он наметил для себя, у него непременно возникнет одна идея: освободить меня, чтобы я мог убрать браконьера! А в этот момент я уж постараюсь отделаться от обоих воздыхателей! Но нужно спешить, я уже слышу, как добрый Монкорне нервничает в коридоре. Ты сейчас же отвезешь это письмо в Шамбор. Маршал будет страшно зол на Люрбека и вмешается в дело в мою пользу. Можешь быть в этом уверен!

Бравого Вояку не очень-то убедили дипломатические тонкости Фавара — они превосходили его разумение. Он с сожалением смотрел на напильник, кинжал, пистолет и веревку с узлами. Но так как он умел подчиняться, то не стал настаивать, и, взяв письмо, которое протягивал ему драматург, и, собрав свое оснащение, он отчеканил:

— Разумеется, я еду в Шамбор!

Потом с глубоким сожалением добавил про себя: «Тысяча чертей! Я-то твердо знаю, что мой план стоит больше, чем любые бумажки!»

Глава XVI

В ЗАМКЕ ШУАЗИ

Маркиз Д'Орильи не без изумления обнаружил, что карета госпожи Фавар, за которой он неутомимо следовал, остановилась перед воротами парка Шуази и, совсем уже в темноте, проехала через ворота парадного въезда, которые перед ней тут же отворились.

Озабоченный, он соскочил с коня и спрятал его за ближайшим пригорком. Он считал, что две дамы и их таинственная спутница задержатся там ненадолго и вскоре поедут дальше. Но время шло, а берлина стояла неподвижно. Тогда он подумал, что путешественницы приехали сюда в гости на некоторое время; он привязал лошадь к дереву и решил обследовать королевскую резиденцию и попытаться найти какой-нибудь вход, через который он, пользуясь темнотой, мог бы проникнуть в парк и приблизиться к Перетте. Но тут же он понял, что следует быть очень осторожным: вокруг замка ходило множество слуг. Госпожа Ван-Штейнберг прибыла в замок всего за час до самой маркизы и отдала нужные распоряжения, которые и выполнялись. Но вскоре она сочла, что все находится уже в должном порядке и дворец готов к приему хозяйки. Маркиза прибыла и едва успела сменить дорожный костюм на прелестное платье для второй половины дня и пройти в не менее прелестную розовую гостиную, где она обычно принимала гостей, как камеристка объявила о приезде госпожи Фавар.

Маркиза, очень довольная тем, что ее добровольное изгнание будет скрашено рассказом о приключении, которое она считала весьма занятным, приказала ввести гостей немедленно. В гостиную вошли госпожа Фавар, мадемуазель де Фикефлёр и Фанфан, необыкновенно комичный в женском обличье. Обе актрисы вместе подошли к маркизе де Помпадур и приветствовали ее изящными и глубокими реверансами, а жених Перетты задержался чуть поодаль.

Жестом маркиза отправила голландку прочь — даже не потому, что не доверяла ей, но потому, что, по ее мнению, решительно никто, а камеристка тем более, не должен был знать, что Фанфан жив.

После этого она веселым голосом спросила:

— Где же этот знаменитый Фанфан-Тюльпан?

Тогда обе актрисы показали ей на Фанфана, а он, сделав неуклюжий реверанс, сложил веер и поднял вуаль, открыв юношескую физиономию, украшенную закрученными вверх усиками. Увидев мужское лицо, совершенно не подходившее к дамскому платью с воланами и кружевами, маркиза де Помпадур не смогла удержаться от смеха.

— О, фарс и в самом деле забавен! — весело воскликнула она. — И ваш Фанфан так хорошо наряжен, что сам лейтенант Д'Аржансон, как он ни проницателен, ни за что не узнал бы в хорошенькой стройной девушке первого кавалера Франции!

Фанфан, успокоенный столь любезным приемом, встал на одно колено и поклонился фаворитке короля, а она протянула ему руку, которую он почтительнейше поцеловал.