Бальзам Авиценны - Веденеев Василий Владимирович. Страница 75

Кутергин сбил с ног Али-Резу и упал сам — столбом торчать под пулями просто глупость! И тут же мозг заработал с лихорадочной быстротой, отыскивая путь к спасению. Какая разница, кто в кого стреляет? Важно другое: в суматохе внезапно возникшей перестрелки появился шанс улизнуть, забиться в какую-нибудь щель и затаиться, но сейчас первым делом нужно выбраться из-под огня!

Федор Андреевич подтолкнул молодого шейха в расщелину между двумя огромными кусками породы. Лицо Али-Резы побледнело, но самообладания он не потерял и тут же понял, чего хотел капитан. Извиваясь как ящерица, он заполз в щель и подвинулся, давая место Кутергину. Перестрелка не прекращалась, по камням чмокали раскаленные кусочки свинца, разъяренные фидаи вопили дурными голосами и часто палили из ружей.

— Туда! — Али-Реза схватил русского за руку и показал на выемку в скале. До нее было около сажени. Там они окажутся в безопасности, но пока забираются — послужат прекрасной мишенью. И все же рискнуть стоило.

Помогая друг другу, беглецы проползли до конца расщелины и полезли на скалу. Пуля стукнула рядом с головой Федора Андреевича, и каменная крошка больно секанула по лицу. Хорошо еще, он успел зажмуриться.

Отчаяние придавало им силы, и вот уже капитан перевалился через шероховатый, источенный ветрами камень и очутился в тесной пещерке, где можно было лишь с трудом встать на четвереньки. Зато сюда не залетали свинцовые шмели. Через несколько секунд к нему присоединился Али-Реза. Немного отдышавшись, он придвинулся ближе к Кутергину.

— Скоро стемнеет. Нам надо лезть наверх. Здесь нас найдут.

— Наверх? — Федор Андреевич с сомнением покачал головой. Безумная затея! Днем и то с трудом лазили по горам, а уж ночью? Сорвешься, и костей не соберешь.

— Да-да, — жарко зашептал молодой шейх. — Наверх! Я знаю это ущелье, тут есть карниз, по нему пройдем до гребня. Опасно, но оставаться еще хуже! Кто бы ни взял верх, они придут за нами.

Русский и сам прекрасно понимал: остаться на месте означало неминуемую гибель. Но как лезть ночью на гору? Без веревок, с дрожащими от голода руками, ничего не видя вокруг?

Быстро темнело: как всегда, ночь в горах наступала стремительно, словно обрушивалась в ущелья, затопляя их чернотой на долгие часы, пока не взойдет солнце. Ощутимо похолодало, сильнее завыл ветер. Стрельба стала вялой, а вскоре и вовсе стихла. Противники не видели друг друга и не хотели выдать себя вспышкой выстрела: среди горцев много метких стрелков, способных без промаха поразить цель, показавшуюся хоть на мгновение. Сколько это будет продолжаться, у кого у первого сдадут нервы? Ни исмаилиты, ни вольные всадники не собирались отступать и готовились ждать хоть до рассвета, уверенные в своей победе и в том, что жертвы никуда не денутся. Беглецы оказались как бы на ничейной земле, разделявшей непримиримых противников.

Али-Реза дотронулся до руки русского, призывая его следовать за собой, и потихоньку выбрался из пещерки. Он встал на плечи Кутергина и дотянулся до края нависшего над их временным убежищем каменного козырька. Мгновение — и молодой шейх уже протянул руки, помогая влезть на козырек товарищу по несчастью. Из-под ноги капитана сорвался камень и с глухим стуком покатился вниз. Тут же темноту разорвали вспышки выстрелов, несколько пуль стукнули в скалу над головами сжавшихся в комок бепецов но через минуту все успокоилось и лишь побитой собакой подвывал неугомонный ветер, старательно вылизывая щели в горных громадах. Али-Реза облегченно перевел дух и шепнул, что до карниза осталось совсем немного: он очень узкий, на него едва можно встать зато потом он расширяется.

Наверх полезли рядом, судорожно шаря руками в поисках любой трещины, неровности, хоть махонького выступа, чтобы зацепиться пальцами или поставить ногу. Мышцы болели от напряжения и в любой момент грозили превратиться в комок судорожной боли, на лбу выступала испарина. Однако два измученных человека упрямо стремились к спасению. Когда нога срывалась или пальцы никак не могли нащупать опору, сердце в груди замирало, и приходилось усилием воли заставлять себя не запаниковать, не сдаться. Медленно, вершок за вершком, беглецы тянулись к карнизу. Ощутив рукой неровную, покрытую каменной крошкой площадку, шириной не более ладони, Федор Андреевич не поверил себе: неужели удалось почти невозможное? Али-Реза уже забрался на карниз и нетерпеливо шипел, призывая русского поторопиться. Наконец, Кутергин тоже встал на спасительную тропку и бочком, почти прилипая к скале, двинулся за молодым шейхом, стараясь не думать, какая бездна разверзлась под ногами. Она словно притягивала к себе и ждала любого неверного шага, чтобы навсегда оставить смельчаков в ушелье, принеся их в жертву великим духам древних гор. По спинам ручьями тек холодный пот, в висках тонко стучала молоточками кровь, временами кружилась голова от голода и усталости. Карниз круто забирал к вершине и был настолько узким, что каблуки сапог все время висели над пустотой. Федору Андреевичу ужасно хотелось согреть дыханием израненные, онемевшие от холодного ветра и напряжения пальцы, но нельзя останавливаться — надо идти и идти! Немного сдвинуть левую ногу, осторожно подтянуть к ней правую, опять переставить левую…

Незаметно карниз расширился, и удалось поставить нею ступню. Оказывается, какое же это райское блаженство, когда можно нормально стоять, а не висеть над пропастью, удерживаясь лишь на кончиках пальцев и носках сапог. Но Али-Реза не дал передохнуть и секунды — он тихонько подергал русского за рукав, и они продолжили страшный путь.

Кутергину казалось, что мучения на горной тропе продолжались час или полтора, поэтому он несказанно удивился, когда, выбравшись на гребень, увидел далекие вершины заснеженных гор, освещенные первыми лучами восходящего солнца. Неужели они как мухи ползли по карнизу почти всю ночь?! Скоро и в ущелье станет светло. Враги немедленно обнаружат исчезновение беглецов. Наверняка они знают об узком карнизе и поймут, как упорхнули птички из силка.

Али-Реза устало опустился на камень, молитвенно сложил ладони и провел ими по мокрому от пота, покрытому грязью лицу. Потом поглядел на украшавшие руки кровоточащие ссадины и горько усмехнулся. Сейчас в нем трудно было признать того молодого человека, которого Федор Андреевич впервые увидел в пустыне: теперь Али-Реза походил на дервиша в лохмотьях, живущего подаянием сердобольных правоверных. Впрочем, капитан выглядел не лучше: драный халат, разбитые сапоги, насквозь пропыленная лохматая шапка. Лицо заросло клочковатой бородой, щеки запали, руки черные, как у негра.