Дальше живут драконы - Веденеев Василий Владимирович. Страница 13

Да, в каждой игре свои правила, их вырабатывают сами игроки, они же определяют требования к играющим с ними в одной команде и противнику. Причем, эти требования постоянно меняются, как и состав игроков, – одни уходят на скамью подсудимых, другие из жизни, третьи продолжают самозабвенно биться за свое… Но одно правило всегда неизменно – если можно что-либо сделать чужими руками, именно так и поступи. Пусть твои счета оплачивают другие! Ведь и тебя заставляют оплачивать счета чужих ошибок. Такие, как Куров, загоняют государственные деньги в никуда, а потом взимают их с народа и еще призывают открыть счета для помощи. А что такое государственные деньги? Это же деньги любого из нас, но ты не можешь предъявить счет Курову и компании – всегда только они тебе предъявляют.

При мысли о Сергее Владимировиче, Котеневу стало муторно – вдруг Куров уже успел переговорить с, кем-то из его компаньонов и склонил того на свою сторону? А сегодня эти хорьки будут глядеть на Михаила Павловича невинными глазами и раскрывать рты, слушая его рассказы. Как проверишь, как узнаешь правду в этой игре, где еще одним из основных правил является предательство?!

Встреча компаньонов произошла в закрытой для посторонних сауне. Лушин и Хомчик уже ждали, встревоженные неожиданным звонком Котенева. Александр Петрович вяло ковырял вилкой в тарелке с закусками, а Хомчик нервно курил, расхаживая по роскошно обставленному предбаннику. Увидев вошедшего Михаила Павловича, он подался к нему:

– Что случилось? Может быть, ты будешь любезен?..

– Буду, – присаживаясь к столу, ответил Котенев. Трусит Рафаил, тихий наш мышоночек, который всего опасается, и в этом его сила: на страхе и держится много лет.

– Звонишь, понимаешь, срываешь все дела, – отбросив вилку, забубнил Лушин. – Неужели нельзя подождать?

– Нельзя, – вздохнул Михаил Павлович и начал рассказывать о вчерашнем.

– Вот такие пироги, – заканчивая рассказ, невесело усмехнулся он. – Что будем делать?

– Как его зовут? – спросил Рафаил. – И почему мы должны тебе верить? Надо было записать разговор и принести кассету, дать нам прослушать. Или тебя прихватили внезапно?

– Какая внезапность? – отозвался катавший по столу хлебные шарики Лушин, скривив отекшее лицо. – Ему же заранее звонил этот грек Александриди, приглашал на встречу.

– Тебя бы туда, – огрызнулся Котенев. – Я пошел с диктофоном, но у них есть прибор, засекающий запись. В общем, кассету пришлось отдать, а диктофон вернули.

– Слабое утешение, – хрустя пальцами, желчно заметил Хомчик. – Но техника – это серьезно!

– Еще бы, – фыркнул Михаил Павлович. – Как я понял, у них своя разведка, контрразведка, есть и боевые отряды или отряд. Это организация, но я не представляю, насколько они действительно сильны и какова степень их опасности для нас.

– Дела, – потерянно вздохнул Лушин, ероша сильно поседевшие волосы. – В ярмо к этому другу мне не хочется. Кстати, как там его кличут?

Михаил Павлович представил себе, как вытянулись бы рожи приятелей, назови он Курова, но сдержался, вспомнив предупреждение, – кто знает, как в дальнейшем повернутся дела?

– Он называл себя Тятя, – поняв, что дальше молчать нельзя, сказал Котенев.

– Крестный отец, – невесело засмеялся Рафаил. – Такой клички я никогда не слыхал, а ты? – Он повернулся к Лушину.

– Нет, – буркнул Александр Петрович, – среди крупных деловых людей я не знаю никого с подобной фамилией или прозвищем. Надо навести справки, вдруг он приезжий?

– Какие у него к нам предложения? – не выдержал Хомчик и, вскочив, заметался по предбаннику. – Грабеж, натуральный грабеж! Полная или почти полная потеря самостоятельности!

– Тихо ты, банщик услышит, – цыкнул Михаил Павлович.

– Он на улице, охраняет наш покой, – усмехнулся Лушин. – А Рафаил прав, как не крути. Давайте лучше выждем, поглядим, что дальше будет. Если этот Тятя пустышка, то все выяснится само собой. Потяни время, Миша, согласиться всегда успеем.

– Я тоже за это, – озабоченно поглядев на часы, заявил Хомчик. – Если пока все, то мне пора: надо сына забрать от преподавателя английского.

– Оптимист, – засмеялся Котенев. – Сына английскому обучаешь? Знаешь, сейчас оптимисты учат английский, пессимисты долбят китайский, а реалисты осваивают автомат Калашникова.

Рафаил брезгливо выпятил нижнюю губу и прищурился. Лушин захохотал, хлопая себя ладонями по огромному животу.

– Я ухожу, звоните, если что, – поклонился Хомчик и вышел.

– Париться будешь? – расстегивая рубаху, спросил Александр Петрович у Котенева. – Не зря же сюда приезжал.

– Но и не за тем, чтобы париться. Дел по горло, поеду.

– Давай, – скидывая туфли, равнодушно отозвался Лушин.

Он подал Михаилу Павловичу потную мягкую ладошку. Пожимая его руку, Котенев слегка поморщился – непробиваемый Сашка, как есть толстокожий бегемот. Ему про важные дела битый час толковали, а он еще париться надумал. Господи, с кем приходится работать и решать проблемы бытия!..

На улице накрапывал дождь. Шустро пробежав к автомобилю, Котенев сел за руль и выехал за ворота, на прощание небрежно помахав рукой служителю бани, распахнувшему перед ним створки.

Впереди образовалась пробка – женщины в ярких оранжевых куртках сбрасывали с машины горячий асфальт прямо в глубокие лужи на проезжей части. Каток вминал дымящиеся кучки в выбоины, выдавливая наверх грязную, с потеками масла и нефти, воду. Несколько дорожных рабочих чистили щетками ограждения, отделявшие тротуары от мостовой, другие готовились их красить.

«Комуфляж и показуха, – обозлился вдруг Михаил Павлович. – Потратят силы, деньги, а толку на три дня. Только видимость работы, видимость порядка и благополучия. Наверное, готовятся к встрече высоких гостей…»

Дома он поужинал, молча принимая поданные Лидой тарелки и тихо радуясь, что она тоже молчит. Потом посмотрел телевизор, ответил на пару незначительных телефонных звонков и лег спать.

Глава 5

Виктора Ивановича Полозова в доме Куровых всегда принимали радушно. Высокий, даже к шестидесяти годам сохранивший юношескую стройность, элегантно одетый, он постоянно пребывал в веселом расположении духа и имел запас свежих пикантных анекдотов. Виктор Иванович умел быть в центре любой компании, сохраняя, однако, достоинство и дистанцию.

Вручив хозяйке дома букет алых роз, он поздравил ее с семейным торжеством и вручил подарок, извинившись, что вчера дела не позволили ему присутствовать за общим столом. Прощение было даровано милейшему Виктору Ивановичу незамедлительно.

После непродолжительного застолья Сергей Владимирович получил возможность увлечь гостя в кабинет.

– Присаживайся, – раскрывая коробку бразильских сигар, предложил Куров. – Жалко вчера не приехал, у меня нужные люди собирались, мог бы вырваться на часок.

– Не мог, – обрезая кончик сигары, улыбнулся Виктор Иванович. – А ты уже поговорил?

– Естественно, – наливая коньяк, отозвался Сергей Владимирович. – Зачем тянуть? Знаешь, в нашем деле как в той пословице: кто с ножом, тот и с мясом. Есть запись. Этот подлец притащил с собой диктофончик. Будешь слушать?

– Куров достал магнитофон, вставил в него кассету и отрегулировал громкость звука.

Секретов от Виктора Ивановича у Курова не было – они знали друг друга давно и хорошо. К тому же Полозов был женат на сестре Сергея Владимировича, ныне покойной. Правда, овдовев, Виктор Иванович недолго оставался безутешен, но что поделать – живые должны думать о живых, и Куров не обижался.

Биография у Полозова была пестрая – в молодости он чуть не угодил за решетку, участвуя в аферах с трикотажем, но, проявив недюженную изворотливость и отличное знание законов, вырвался, как он сам любил говорить, из «лап советского правосудия». Дело оказалось запутанным, но юридический консультант трикотажной фабрики Виктор Полозов – по сведениям БХСС, продавший одному из дельцов целый подпольный цех вместе со станками и рабочими, – сумел доказать свою непричастность, отделался легким испугом и несколькими месяцами в следственном изоляторе. Этого урока хватило на всю жизнь – Виктор Иванович более никогда не попадал в поле зрения правоохранительных органов.