Неслучайная встреча - Вейн Пэнси. Страница 2

— Ничего, не слишком пригорело, — весело сказала она. — Порежь помидоры, Эдит.

Эдит вымыла руки в крохотной ванной и придирчиво оглядела себя в зеркале. Вроде все в ней такое же, как всегда, — бледное продолговатое лицо, темные аккуратные брови дугами, каштановые блестящие волосы… Ничего яркого или экстраординарного, даже пухлым аккуратным губкам явно не хватает красок. Похоже, вчерашнее событие никак не отразилось на ее внешности. Эдит с надеждой подумала, что делает из мухи слона. Большинство ее сверстниц давным-давно познали плотскую любовь, а она до двадцати двух лет сохраняла целомудрие…

Вскоре они с бабушкой сидели друг против друга за круглым столом с мраморной столешницей и чугунной ножкой. Этот стол был единственной дорогой вещью в бабушкином домике, когда-то он принадлежал ее деду и чудом уцелел после того, как в его лондонский дом во время войны попала бомба.

— Как там твои родители? — спросила бабушка.

Эдит знала, что папа регулярно звонит своей матери и сообщает ей все новости, но бабушка всегда хотела знать о событиях в семье от внучки.

— В Италии сейчас проходит избирательная кампания, политический сезон в разгаре, но через месяц все закончится и они как раз успеют приехать на нашу с Сесилом свадьбу, — сказала Эдит.

Бабушка слегка поджала губы, как всегда, когда упоминалось имя Сесила.

— Ну а как поживает Сесил? — спросила она, слегка меняя тон, и в глазах ее появился холодок.

Так бывало всегда, когда они заговаривали о Сесиле. Эдит вначале допытывалась, что имеет бабушка против ее жениха, но та отвечала, что Эдит «должна сама во всем разобраться» и что она не хочет «навязывать свое мнение».

— Прекрасно, — ответила Эдит, невольно поеживаясь. У нее всегда было ощущение, что бабушка видит ее насквозь.

— А каков он в постели? — вдруг спросила бабушка.

Опешившая Эдит уставилась на нее, приоткрыв рот от удивления. Почему бабушка задала ей этот вопрос именно сегодня?!

— Я так и думала, что ничего особенного, — хмыкнула бабушка.

— Что ты такое говоришь! — с упреком пробормотала Эдит, заливаясь краской.

— Ну-ну, дело твое, не хочешь, не рассказывай, — пожала плечами Бланш. — В нашей семье не принято говорить об интимном. Насколько все проще у французов… Ты только помни, что он — не единственный мужчина на свете, девочка моя. Ты ведь толком других парней и не знала, эти Лайтоллеры тебе заморочили голову своим сыночком.

— Ты почему-то решила, что я с Сесилом буду несчастна, — сказала Эдит. — А почему — так и не можешь объяснить.

Бабушка упрямо молчала. Если бы только Эдит смогла отважиться и поделилась с ней своими сомнениями! Но нет, некоторые вещи никому не расскажешь, даже бабушке, самому близкому человеку. Но ведь в действительности ничего плохого не случилось. Все в ее жизни устроено как нельзя лучше. У нее важная, ответственная работа. Она хорошо обеспечена, живет в прекрасной квартире в благополучном районе Лондона, у нее заботливые родители, а через месяц она станет женой обаятельного, многообещающего, блестящего молодого дипломата. Она любит и любима.

После того, как они сыграют свадьбу, Сесил получит назначение в Рим, где будет работать в посольстве, в должности культурного атташе. Какая блестящая карьера для такого молодого человека! Они поедут на два долгих года в Италию, эту прекрасную, чудную страну, где всегда светит солнце. Мама обещала привезти ей свадебное платье — из белого шифона, с вышитыми серебром цветами.

— Если тебе кажется, что у меня слишком унылый вид, то, возможно, я просто немного устала, — сказала Эдит со смехом. — Всю неделю было просто жуть как много работы. Расскажи лучше, как обстоят дела с яслями.

Выйдя на пенсию, бабушка продала свою квартиру на Брук-стрит и купила этот крошечный коттедж на южной окраине Лондона, чем привела в изумление сына и невестку.

— Зачем тебе это, мама? — недоумевал отец Эдит. — Ну я понимаю, когда-то ты жила в этих местах с отцом, но те времена давно миновали.

Ты привыкла к другому. И в твоем возрасте менять образ жизни? Подумай, тебя будут окружать люди самых простых привычек. Этот район не слишком благополучный.

— Я надеюсь подружиться с соседями, — решительно сказала бабушка. — А люди «простых привычек» чаще оказываются более сердечными и охотнее приходят на помощь ближнему. И я им смогу оказаться чем-то полезной. По крайней мере, буду чувствовать, что вокруг меня кипит жизнь. А в моем прежнем доме я месяцами не видела своих соседей…

И действительно — перебравшись на новое место, бабушка почувствовала себя как рыба в воде. Она быстро перезнакомилась со всеми соседями и развила бурную деятельность. Так она организовала «ясли взаимопомощи». Женщины, имеющие маленьких детей, всегда могли оставить у нее ребенка, если им надо было куда-то отлучиться. Это делалось бесплатно, но с тем условием, чтобы заинтересованные мамаши не только имели возможность прокатиться в Лондон, но и сами помогали бабушке присматривать за детьми своих соседей. А еще бабушке оказывала помощь совсем молодая девушка — пятнадцатилетняя Роза Ярдли. Дети с удовольствием играли в бабушкином саду под старой магнолией.

Сначала Бланш не собиралась сажать в саду цветы.

— Пусть малыши резвятся в свое удовольствие, — говорила она. — А то мне придется следить не столько за ними, сколько за клумбами.

— Хотя бы маленький бордюрчик, бабушка, — умоляла ее Эдит. — Я сама приеду к тебе и все сделаю. Посажу цветы, и дети станут расти среди красоты.

На бабушкиной улице жители не слишком-то увлекались цветоводством, в крошечных садиках они предпочитали держать мотоциклы, сушить белье или выращивать овощи.

Эдит посадила анютины глазки, махровые маргаритки, душистый горошек и луковицы нарциссов и регулярно приезжала, чтобы содержать цветочный бордюр в порядке. Траву бабушке любезно подстригал сосед — мистер Дэвис, пенсионер, в прошлом работавший в доках.

Бабушка увлеклась рассказом о детских шалостях и проделках, но мысли Эдит устремились совсем в другом направлении. В саду ей показалось, что она совсем успокоилась, но бабушкины слова о Сесиле снова всколыхнули бурю противоречивых чувств. Червячок сомнения принялся за свою работу — подтачивать фундамент великолепного будущего, ожидавшего ее с Сесилом Лайтоллером…

Вчера вечером Сесил заехал за ней, они собирались посмотреть в новом театре на окраине Лондона пьесу Шекспира «Генрих IV».

Эдит увлеклась представлением, которое было нашпиговано намеками на современную политику Англии, игра артистов ее очень развеселила, ее сосед слева хохотал не переставая, и только к концу первого действия она заметила, что Сесил сидит чрезвычайно мрачный.

— Тебе не нравится? — удивленно шепнула она.

— Просто отвратительная постановка. Вульгарная свыше всякой меры, — процедил он, бросая мрачные взгляды на соседа Эдит — полного, румяного молодого человека, который едва с кресла не падал, хохоча над очередной шуткой актеров — Но это Шекспир, у него и впрямь встречаются грубоватые остроты, — пожала она плечами. — Главное, что смешно.

— Неужели тебя не раздражают ужимки, с которыми актеры произносят текст? Боюсь, что не высижу еще одно действие.

— Я бы досмотрела до конца, — кротко проговорила Эдит.

— Если хочешь — оставайся, — произнес он неожиданно резко. — У тебя еще и веселый кавалер под боком.

— Что за глупости, Сесил? — удивилась она. — Сейчас будет антракт, и я, конечно, уйду с тобой, если ты не хочешь досматривать до конца.

Когда они вышли из театра, настроение Сесила не улучшилось. Они сели в такси, и, когда Эдит взяла жениха за руку, он отстранился и угрюмо посмотрел на нее.

— Этот тип в театре так гоготал, что реплик актеров не было слышно. Он то и дело задевал тебя локтем.

— Мне он нисколько не мешал, — возразила Эдит. — Если он мешал тебе, можно было пересесть.

— Куда, на галерку? — фыркнул он с отвращением.

Эдит молчала, и Сесил с видимым усилием овладел собой.