Возвышенное и земное - Вейс Дэвид. Страница 65

Сегодня Вольфганг без насмешки смотрел на величественные здания Резиденции, собора и крепости Гогензальцбург.

Семья фон Мельк жила в «Городе суверена», поблизости от: дворца, чтобы придворный канцлер всегда находился вод рукой у архиепископа. Площадь, где стоял их дом, несколько в стороне от других домов, была меньше Ганнибальплац, но сам дом значительно больше: трехэтажный, в четырнадцать комнат, настоящий дворец.

Появление Вольфганга удивило Барбару. Он отсутствовал более двух месяцев, и, хотя писал ей через Наннерль, она не знала, когда он вернется.

Барбара была одета для выхода. По ее лицу он не мог определить, рада она встрече или нет.

– Ты вернулся, – сказала она.

– Да, да.

– И надолго?

– Как будто надолго.

Барбара отвела взгляд в сторону, не зная, что еще сказать.

Вольфганг заметил, как скованно держится девушка, а возбуждение его несколько угасло. Прекрасная, как принцесса, и столь же недосягаемая. И все же он решился:

– Мои родители празднуют серебряную свадьбу. Я хотел бы пригласить тебя, Барбель.

Она нахмурилась, словно ей не понравилось это имя, и смущенно ответила:

– Мне очень жаль, Вольфганг, но я не смогу прийти.

– Почему? – Занята.

– Но ты даже не знаешь, когда это будет!

– Неужели ты ничего не понимаешь?

– Что?

– Продолжать встречаться нам глупо. Ты так редко бываешь в Зальцбурге.

– Но ведь сейчас я здесь с тобой, Барбель.

– Мне не нравится это имя. Я уже больше не девочка.

– Ну конечно же, синьорина, мадемуазель, фрейлейн, разумеется, вы не девочка. Вы прелестны, прекрасны, очаровательны, умны, я обожаю ваши легкие, вашу печень, ваш животик…

– Вольфганг, перестань дурачиться!

– Я совершенно серьезен.

– И я тоже. – Ее тон стал решительным. – Мы не можем больше видеться!

– Не можем больше видеться? – Он в ужасе уставился на нее. – Разве я заразный?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Нет, скажи прямо.

– Я не так умна, как ты, но и то понимаю – тебя нельзя принимать всерьез. Только начнешь к тебе привыкать, как ты уже ускакал в Италию, или в Вену, или еще бог весть куда.

– В этом истинная причина? – Вольфганг задыхался от обиды.

Нет, причина не в этом, думала она. Просто отец запретил ей видеться с ним. Графу Феликсу фон Мельку нравились Моцарты, он считал их старыми друзьями, но он не желал иметь зятя, зарабатывающего сто пятьдесят гульденов в год и не уверенного в завтрашнем дне. Даже архиепископские повара и камердинеры зарабатывали больше. И хотя Вольфганг был милый мальчик, положиться на него невозможно, как на всякого музыканта.

Устремленные на Вольфганга светло-голубые глаза ничего не выражали, а голос прозвучал как-то резко и пронзительно, когда она повторила:

– Да, в этом истинная причина. – И добавила: – Мне очень жаль, Вольфганг, право, жаль!

Но она ни о чем не жалеет, он это видел. Она сказала это как-то по-детски, а между тем Барбара отнюдь не глупа.

– Вольфганг, чего ты так на меня уставился? Вечно ты витаешь в облаках! Мне неловко от твоего взгляда.

Даже прелестнейшее лицо может стать отталкивающим. У Вольфганга невольно вырвалось:

– Кто он?

– Почему мужчины всегда ищут соперника? – с обидой сказала Барбара.

Он летел сюда на крыльях, и теперь ему стало нестерпимо жаль себя. В последний раз попытался он растопить ее холодность.

– Барбара, ну пожалуйста, приходи, прошу тебя!

– Нет, – отрезала она. – Очень жаль, но не могу.

– Видно, всему виной мои менуэты, – сказал он насмешливо. – Оказались слишком скучны.

– Вовсе нет! – воскликнула Барбара. – Менуэты мне очень нравились!

Лицо Барбары снова застыло в маске, ледяным тоном она проговорила:

– Прошу извинить меня. За мной должны зайти.

– Что ж, поздравляю. Браво!

В дверях он столкнулся с ее братом Альбертом и графом Карлом Арко. Вольфганг хорошо знал и того и другого. В двадцать четыре года Альберт фон Мельк догонял по комплекции своего отца; лицо у него было полное, обрюзгшее, и держал он себя развязно.

До Вольфганга наконец дошло, кто оказался его соперником; он пристально посмотрел на графа Арко. Тридцатилетний сын гофмейстера, высокий, сухощавый, с резко очерченным худым лицом и холодными, невыразительными глазами, недавно получил при дворе высокую должность; Карл Арко говорил по-французски, хотя никогда не бывал во Франции; считал себя знатоком музыки, хотя не играл ни на одном инструменте и не имел слуха; любил наставлять и давать советы, даже когда его об этом не просили. Но он был достаточно богат, чтобы держать собственную карету, достаточно знатен, чтобы носить шпагу, и достаточно важная персона, чтобы самое плоское замечание его считалось милой остротой.

Барбара улыбнулась графу Арко очаровательной улыбкой, и Вольфганг застыл на месте. Они принялись о чем-то болтать, а он молчал, он и так сказал слишком много.

Барбара подошла к графу Арко, и тот галантно поцеловал ей руку, а она заметила:

– Вольфганг, вы слишком близко принимаете все к сердцу, но ничего, со временем это пройдет.

Ему хотелось ответить: «Уже прошло», но это прозвучало бы слишком ядовито. Сдержанно и с достоинством Вольфганг сказал:

– Мне надо еще заняться музыкой. Прошу извинить.

На полпути к дому он вдруг остановился. Сердце сжималось от боли. Он находился еще на этой стороне Зальцаха, в старом городе, и понял, что покидает его навсегда. Река неслась мимо бурным потоком. Вольфганг взглянул на обступившие Зальцбург горы и почувствовал себя как в тюрьме. Горы словно подчеркивали его одиночество, и Вольфганг вдруг возненавидел их безмолвие. Он быстро перешел через мост. Беда в том, что он принял мечту за действительность.

На вечере Вольфганг танцевал со всеми подряд. Папа и Мама сияли от счастья, и он тоже решил быть счастливым. Гостей собралось куда больше, чем ожидали. Папе и Маме особенно польстил приход фон Робинигов и Хаффнеров – двух самых богатых семейств в Зальцбурге, а при появлении графини Лютцов и графини Лодрон они возликовали.

Вольфганг знал, что семьи Лютцов и Лодрон расположены к нему. Графиня Лодрон приходилась родной сестрой графине ван Эйк и графу Карлу Арко, а графиня Лютцов была племянницей архиепископа – как-никак самые влиятельные зальцбургские семьи. Граф Лодрон командовал армией, а граф Лютцов был комендантом крепости Гогензальцбург.

Но больше всего удивило Вольфганга появление графа Феликса фон Мельк в сопровождении его сыновей Франца и Альберта и нового обер-камергера графа Карла Арко. Вот этого уж Вольфганг никак не ожидал.

Наннерль пожалела, что е ними нет Барбары, и Альберт фон Мельк пояснил:

– Ей нездоровится. Сильно болит голова.

– Бедняжка, – сказала Наннерль, – нам будет без нее скучно.

– И ей тоже, – откликнулся Альберт.

Тереза Баризани сказала Вольфгангу, что он прекрасно танцует; Урсулу Хагенауэр удивила его спокойная манера держаться – раньше он был другим. Барбара Зези, дочь их бакалейщика, пожаловалась, что Вольфганг слишком крепко ее обнимает, однако не стала его отталкивать.

Вольфганг танцевал менуэт с графиней Лютцов. Несмотря на разницу в возрасте, они были лучшей парой в зале, и все остановились и стали им аплодировать. Все, кроме графа Арко, который похлопал по плечу Вольфганга, отобрал у него даму и сам повел ее в танце, пытаясь затмить Вольфганга. Вольфганг с удовлетворением увидел, что его противнику недостает грации; явно недовольна своим новым партнером была и графиня Лютцов.

Вольфганг услышал, как граф Феликс фон Мельк сказал Папе:

– Как выросли ваши дети! Скоро они обзаведутся собственными семьями.

– У них еще есть время, – ответил Папа. – Особенно у Вольфганга.

– Теперь, когда вы окончательно устроились, Вольфгангу надо подыскать хорошую невесту.

– Окончательно? Это на мое-то жалованье?

– Зачем же вы переехали на Ганнибальплац?

– Я сделал это ради семьи.