Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1 - Велидов (редактор) А. С.. Страница 30

ПОКАЗАНИЯ КОРОТНЕВА

1918 год. Май. Я Николай Николаевич Коротнев. В квартиру Покровского я попал потому, что там жила моя старая знакомая г-жа Голикова, к которой я иногда заходил. В заговорщической организации я не состоял и ничего не знаю. Правда, когда в декабре я приехал в Москву с фронта, то здесь были офицерские организации и было дело поставлено очень просто: брали прямо незнакомого офицера из кафе и тащили в организацию. В квартире, где нас арестовали, мы сидели, говорили о разных новостях.

Я даю честное офицерское слово, что ни в какой противоправительственной организации не состою. Деньги, выложенные на столе, не мои, а Сидорова, что он, наверное, и подтвердит. Я откровенно говорю, что в январе я в организации одной состоял, но теперь она распалась давно, и считаю вступление в такую организацию бесполезным.

Николай Николаевич Коротнев

ПОКАЗАНИЯ ЛЕОНИДА ИВАНОВИЧА РОЗЕНФЕЛЬДА-РОЗАНОВА

ПЕРВЫЙ ДОПРОС

Паспорт я получил перед отъездом в Казань от Николая Сергеевича. В Казани через Иосифа Александровича должен подыскивать помещения для размещения 500–700 человек. Виктора Ивановича перед отъездом в Казань встретил у Николая Сергеевича, от которого, то есть Виктора Ивановича, я получил письмо в Казань к Иосифу Александровичу. Какое положение занимает в организации Иосиф Александрович, мне неизвестно. Ярцев послан в Казань со мною вместе с той же целью.

Л. И. Розенфельд

ВТОРОЙ ДОПРОС

Леонид Иванович Розанов, арестованный в Казани, по Пушкинской улице, в доме Попова, показал следующее: «Моя настоящая фамилия – Розенфельд Леонид Иванович; в Москве я проживал на Большой Пресне, [107] в д. № 28, кв. 28, там живут мои родители. Отец мой, бывший чиновник, служил как ревизор по рыбным промыслам. Уволен в 1916 году при старом режиме за политическую неблагонадежность. Я бывший офицер, прапорщик 1-го железнодорожного полка. Уволился со службы с января месяца по болезни. По окончании службы приехал в Москву, остановился у родителей. Уезжал из Москвы только на Луку, [108] а так все время жил у родителей.

Около 20 мая я пошел к доктору в Молочный переулок, и там в разговоре с доктором последний мне предложил вступить в организацию «Спасения родины и революции». Я на это согласился, и он мне предложил немедленно переехать в Казань и там работать для подыскания квартиры. Мой непосредственный начальник был Николай Сергеевич.

В Казани ко мне явились на квартиру с нашими значками, то есть треугольниками, по которым мы их узнавали.

Леонид Иванович Розенфельд. 13 июня 1918 года».

ТРЕТИЙ ДОПРОС

В организацию вступил около 20 мая с. г. Предложил мне вступить в организацию Николай Сергеевич, по профессии врач.

Встретился с Николаем Сергеевичем в Москве, в лечебнице для приходящих больных в Молочном переулке, недалеко от храма Христа Спасителя. Вступая в организацию, мы вели борьбу с немцами для спасения России. В этой лечебнице я встретился с Виктором Ивановичем. От последнего я получал письма на имя Иосифа Александровича. Виктор Иванович мне сказал, что остановиться я могу у Винокурова и там можно будет встретить Иосифа Александровича. На другой день, кажется, Иосиф Александрович пришел к нам в комнату. Когда я явился в дом Винокурова, я не знал об Ольгине и Голубеве, а познакомился с ними через Иосифа Александровича.

С Ярцевым я встречался в день отъезда из Москвы в Молочном переулке. В нашу задачу входило разузнать, можно ли разместить 500–700 человек в городе Казани. Мы успели осмотреть дачи Верхнего Услона и меблированные комнаты на Устье. Нам были даны инструкции действовать через Иосифа Александровича. Иосиф Александрович приходил к нам несколько раз. В телеграмме, которую я получил на свое имя по адресу Винокурова, было указано, что «тетя Варя придет в субботу. Будьте осторожны на приемку товару». Последнее относится, вероятно, к квартирам. Валентина Владимировна нам сообщила, что в Москве арестованы некоторые лица. Основные задачи за № 17, и остальные сведения о провокаторах за № 15 я получил от Николая Сергеевича. От него же перед отъездом я получил 600 рублей. Больше ничего показывать не имею. Розенфельд

1-я партия приехала сюда……….. 2-я партия – не помню.

То, что Валентина Владимировна сказала, что она от Центрального штаба, – не помню. Какое количество лиц, враждебных Советской власти находится в городе Казани, мне неизвестно.

Розенфельд

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА БРЕДИСА

Допрошенный 24 июля с. г. Фридрих Андреевич Бредис, проживающий по Ермолаевскому переулку, [109] № 4, кв. 7, служащий в продовольственном комитете, бывший офицер, 30 лет, семейный, Витебской губернии, показал:

«С Пинкой я был знаком уже на фронте. В Москве я с ним встретился случайно. Он предложил мне вести контрразведку, направленную всецело на борьбу против немцев. В Казань и Пермь я ездил в начале июня с. г. для подыскания немецких агентов. Документы на проезд дал мне Бирзе. Сведения; добываемые моей контрразведкой, я давал Пинке, и Ткаченко, и Бирзе. Пинка приходил ко мне раза три-четыре, я у него не был ни разу. К Ткаченко я ходил. Рубиса и Кевешана я знаю также с фронта. С Рубисом в Москве встретился случайно. После этого Рубис ко мне заходил. Кевешан знал мой адрес с полка, и зашел он ко мне навести некоторые справки насчет Прибалтийского края.

О том, что Пинка состоит в организации, преследующей чисто политические цели контрреволюционного характера, я не знал, иначе я бы не остался с ним работать. После моего приезда из Казани, когда я по газетам узнал, что это за организация, в которой я работал, и какие цели она преследует, то я бросил эту работу.

С кем Пинка имел организационные связи, я не знаю. Фамилии каких-нибудь участников организации, кроме общеизвестных, назвать не могу.

Работал против немцев исключительно. Мною были даны тов. Бирзе фамилии Зборомирского, Римского-Корсакова, Аркадьева и Белорукова как участников германской организации.

Бредис».

СТАТЬЯ БРЕДИСА

В течение трех месяцев я, как латыш, боялся коснуться в печати той страшной болезни, что переживают сейчас латышские стрелковые полки. Но язва с каждым днем росла, углублялась, ширилась и наконец достигла последней своей стадии. Дальше уже неминуема гибель латышских полков. То, что заработано драгоценной кровью в июльских, декабрьских боях на берегах Двины, то теперь забыто, оплевано. Всему латышскому народу, всем латышским стрелкам навесили [110] один позорный ярлык: «Латыши – изменники и предатели». Нет, народ в этом не повинен, простые стрелки и латышские офицеры еще не раз помогут России, родной нашей армии. В эту тяжелую минуту, чтобы спасти столицу, Временное правительство должно оглянуться на северные берега Двины и твердой, решительной рукой разрубить гордиев узел, разрезать проклятый нарыв, пока еще не поздно.

Жалкая кучка провокаторов и германских наймитов, засевшая в исполнительном комитете латышских стрелковых полков (Искомстрел), продает латышский народ. Это отсюда 17 мая вынесена резолюция о поддержке братания в самых широких размерах и об отказе от наступления. Латышский народ, пресса, интеллигенция, офицерство и отдельные команды ответили тысячами резолюций протеста, полных скорби и гнева. А провокаторы образовали специальную немецкую секцию при исполнительном комитете. И началась подлая и темная работа во славу Германии.