Махно - Веллер Михаил Иосифович. Страница 32

Патроны – меняли, доставали, ради них рейды планировали и города брали, где склады. Ради них на соглашения шли и условия принимали – а что делать?..

Трехдюймовые полевые орудия, редко – тяжелые 107 мм. Шрапнель и фугас, взрыватель дистанционный (трубка) и ударный. Аэропланы «Ньюпор» и «Сопвич», танки французский «рено» и английский Мк-II. Эта песня войны и убийства не имеет конца! Нюансы – смаковали!

Это все – вросшая заедино прослойка эпохи, молекулы вещества той жизни.

Ультиматум

– Разумеется, они не могут пойти на этот ультиматум. – Главнокомандующий войсками Советской Республики Сергей Сергеевич Каменев, сменивший, стало быть, на этом посту Вацетиса, постучал мундштуком хорошей турецкой папиросы по крышке серебряного портсигара и закурил.

Председатель же Реввоенсовета Республики Лев Давидович Троцкий поболтал в чае ломтик лимона и отхлебнул со звуком.

– Ликвидировать махновщину надо так и так. Своим предложением мы – выигрываем – что? Первое. Мы показываем свое миролюбие и готовность всех простить и сотрудничать. Мы вносим раскол в их ряды: многие послабее и поглупее будут выступать за польский поход и против безнадежной борьбы с нами. Второе. А вдруг да согласятся? Положение их трудное, попробовать-то можно. Третье. Самим фактом этого приказа мы без всяких послаблений даем им понять, кто в доме хозяин. Отправляйте!

Вагон мотнуло, чай плеснулся, Каменев процедил сквозь усы ароматный дым: отдал распоряжение. Несся сквозь страну, расталкивая ширящиеся границы, бессонный состав, и на рукавах часовых матросов, несущих караул в проемах тормозных площадок, топорщились специально сделанные эмблемы: «Поезд Председателя Р.В.С.Р.».

Шел январь 20-го года. Реввоенсовет махновской республики стоял в Александровске. Где ему и был вручен приказ – приказ! – Троцкого: очистить занимаемый район и в безотлагательном порядке выступить всем на польский фронт, присоединившись к красным частям.

Реакция была предсказуемо злобной.

– У нас тут разные партии свободно ведут свою работу – большевики их всех же запретят. Да что запретят – перешлепают по законам военного времени.

– И газеты закроют!

– Товарищи! У нас без ограничений законно действуют рабочие профсоюзы. Руководство профсоюзов выступает категорически против ультиматума красных. Мы их диктатуру уже хорошо повидали! Пролетарская диктатура, а на самом деле диктатура над пролетариатом такая, что хуже царизма.

– Все помнят, как ижевские рабочие пошли к Колчаку против красных драться! Это ж подумать – Колчак лучше был!

В результате.

– Как там батько? Получше? Дядя Волин! Товарищ Щусь! Ну, надо ж им объясныты! Шо власть наша законная, советская...

Махно напоили отварами, сменили пропотевшую рубаху, приподняли в постели:

– Вот такие наши ответные соображения, батько. Одобряешь?

«В ответ на приказ товарища Троцкого Р.В.С. Свободной Селянской Республики Новороссии, считая также своим долгом счастье всех трудящихся всех стран, предлагает рассмотреть следующие условия».

Контрпредложение было разумным – и неприемлемым. Добре, мы будем выполнять ваш приказ и сражаться беззаветно под вашим руководством. Но – сначала еще немного уточним. Командование вооруженных сил нашей Республики подписывает военный договор о содействии и старшинстве с командованием вооруженных сил вашей Советской Республики. А также договор руководства вашего и нашего. Хоть Ленин и Махно, хоть другие полномочные лица. Что Екатеринославская и Таврическая губернии вами признаются независимыми. И наша вольная советская республика живет со своими законными советами как независимая. И будем верные друзья. И тогда вместе будем бить поляков и белогвардейцев.

Советские агитаторы, то есть агитаторы из советов вольной махновской республики, пошли в красные полки. Мобилизованные в эти красные полки крестьяне слушали их с удовольствием: за волю и дом!

Брат Григорий

Гениальность Троцкого состоит прежде всего в том, что люди, ненавидевшие советскую власть – за нее воевали! Потому что деваться им было некуда – такие создавались условия. А там и – свыкались, притирались друг к другу и своим делам, находили хорошие стороны, желание жить и самоутверждаться брали свое, инстинкт жизни и счастья брали свое... Вот и воевали 75 000 русских офицеров – да больше половины всего офицерского корпуса! – военспецами в красных частях. И честно воевали: добросовестность приличного человека и страх за расстрел семьи. Плюс невольный даже профессионализм.

Но если солдату казалось, что можно дезертировать без наказания, что чаша весов накреняется не в пользу красных – уходили полками и дивизиями. Ну так сейчас, в результате агитации, на сторону Махно перешел даже батальон китайцев! Правда, бесстрашным и корыстным китайцам пообещали денег, а красные выплату задержали.

– Поляки, белые, Махно... Эдак мы потеряем Украину! – зло сказал Троцкий. – Что у нас высвобождается на Востоке, Сергей Сергеевич?

Полки грузились в эшелоны и перебрасывались на махновский фронт, хотя такового фронта еще не было.

Формировались ЧОН – части особого назначения, чекистско-карательные отряды. Часто бок о бок с ними продвигались продотряды – осуществлять продовольственную диктатуру.

Выявление «махновских бандитов» и «их пособников», а также «кулацких элементов» проводилось элементарно. И на этот счет тиражировались описания примерных случаев и инструкции. В захваченном селе бралась группа заложников – и если крестьяне не выдавали тех, кого от них требовали: заложников расстреливали тут же, посреди деревни, всем на страх. Затем отбирали вторую группу – и все повторялось. Особо инструкции подчеркивали, что практически не было случаев, чтоб на грани третьего расстрела – да не выдавали кого надо.

Особо же «злостные» селения уничтожались поголовно. А как очаги классово чуждой заразы – борьба с «эпидемией».

(Так «расказачивание» с поголовным иногда уничтожением станиц началось после того, как в начале 1918 года в армии Сиверса, преследующей жалкую еще и крошечную Добровольческую белую, взбунтовались донские и кубанские казаки: пошедшие воевать против «гнета царя и помещиков, чтоб не вернулись», они были возмущены карательными акциями против мирного населения.)

Любуйтесь обычным отрядом, условно-средним. Рота латышских стрелков, отделение китайцев-пулеметчиков, еврей-комиссар и командует городской пролетарий с искаженным от умственного усилия лицом: он передовее всех и проводит революционное насилие ради счастья. А народишко в деревне, давно привыкший к разнообразным реквизициям и грабежам, все не может постичь, как это взаправду можно расстреливать неповинных людей ни за что, требуя выдать то, чего нет в деревне!

– Чтоб на сто верст в округе и сто лет вперед и думать не смели о сопротивлении! – энергично взмахивал кулачком Ленин в Кремле. – И обязательно вешать человек сто из кулачества! («И побольше расстреливать!» – шли вслед записки и телеграммы.)

...Вот так и ехало несколько конных и оружных, и наскочили на продотряд в деревне, и ворвались со стрельбой, успев застрелить и срубить нескольких и крича выстроенным под пулеметом людям отбирать оружие и бить гадов.

Истребив скоропалительно самоявленных спасителей, двоих взяли ненадолго в плен:

– Ну? Откуда взялись, кто такие?

– Я Махно! – Гришка выставил ногу, расправил плечи, сплюнул. – А будем мы – сами знаете хто. Революционеры, анархокоммунисты и верные защитники трудового народа. Который вы, злобное большевистское отродье, грабите и убиваете.

– Не надо анархической пропаганды, – попросил латыш, командир взвода, косясь на трупы комиссара с разрубленной шеей и командира с пулевым отверстием над ухом. – Вы нам и нужны. Подвиньтесь сюда, да, так. Огонь!