Я шёл с Ганнибалом - Бауман Ганс. Страница 8

Я испуганно взглянул на него.

— Индусы называют это Махапрастан — Большое Приключение. Оно никого не минует.

Слоновый брод тем временем стал совсем красным. Солнце повисло над горизонтом. Силен смотрел на закат, его лицо пылало.

— Пошли назад, — предложил он. — Становится прохладно.

Я проводил его до палатки, снаружи она ничем не отличалась от той, в которой жили мы с Карталоном.

— Я здесь всего несколько дней, — сказал Силен. — Я был в Гадесе [17] вместе с Ганнибалом. Как только лагерь наполнится наемниками, он тоже вернется. Если хочешь, приходи ко мне завтра, — пригласил он меня, прежде чем скрыться в палатке.

6

Понемногу в лагерь стали возвращаться отпущенные на отдых наемники. Некоторые вели за собой ослов с поклажей — столько надавали им из дому вещей. Я слышал, как один из них похвалялся: «Этого мне хватит до самого Рима!»

В лагере стало весело, никто уже не ходил в город. Иногда наемники по ночам вели себя так шумно, что это беспокоило слонов. Погонщики стали жаловаться начальникам. Те в ответ только смеялись: то ли еще будет!

Карталон нашел верное средство, чтобы держать в покое Сура. Между передними ногами слона он привязал курицу, и Сур, боясь на нее наступить, не двигался с места. Карталон все еще не мог простить Суру поражения. Он без конца устраивал ему новые испытания и настаивал на том, чтобы при этом присутствовал не только я, но и другие погонщики. Сур со всем легко справлялся. Он перетаскивал тяжести, брал препятствия и вытаптывал ногами ямы там, где ему приказывал это делать Карталон. Карталон называл эти ямы окопами. Когда на дне ямы появлялась вода, Сур отсасывал ее.

Силен, которому я рассказал об этих окопах, объяснил мне, что слоны давно уже копают колодцы — в этом деле они мастера.

Один раз, когда я вернулся от Силена, Карталон упрекнул меня:

— Лучше бы ты совсем перешел к нему в палатку!

— Я бываю там слишком часто? — спросил я.

— Да, — сказал он грубо.

Вскоре выяснилось, что в нем накопилось. Слово «грек» он употреблял как ругательство. Он обвинял Силена в мыслях, которые настоящий карфагенянин считает постыдными. Особенно возмущало его то, что Силен причисляет кельтов и римлян к таким же людям, как и карфагеняне.

— И такой человек — писарь у Ганнибала! — горячился Карталон.

Потом он упрекнул меня в том, что я забыл, кто вытащил меня из-под развалин. Я молча смотрел на него. Он хотел, чтобы я защищался. Но я ничего не сказал. Тогда он немного поостыл и признал, что Сур мною доволен.

— Я только не хочу, чтоб из тебя получился грек. В тебе сидит карфагенянин! — Под конец он успокоил меня: — Считай, что между нами ничего не было.

Он вынул из кармана монету и потер ее рукавом. Потом он показал ее мне той стороной, на которой изображена была вздыбленная лошадь.

— Ты видишь, она подняла передние копыта. Она убьет всякого, кто осмелится встать на ее пути. Карфагенский бог войны Хаддад [18] поднял ее на дыбы! Ты должен знать, что там, где карфагеняне искали место для постройки города, они сперва нашли череп быка — верный знак бедствий и порабощения. Строить там город не было смысла. Тогда они стали копать в другом месте. Здесь они обнаружили в земле череп лошади — знак власти над другими народами. — Карталон все еще тер монету рукавом, пока она не заблестела. — Я подарю тебе лошадь Хаддада, — сказал он и с этими словами потащил меня из палатки.

Я не знал, что у него на уме, но мне было ясно: он что-то задумал.

Он отвязал Сура от колышка. Не обращая внимания на взгляды и вопросы погонщиков, он повел меня и Сура к песку, лежавшему между штабелями дров и окопом, который Сур отказался перейти. Очевидно, он хотел предоставить Суру возможность исправить свою оплошность.

Он подмигнул мне:

— Пусть Сур ее тебе вручит, — сказал он и бросил монету под ноги слону — сзади, так что Сур не мог видеть куда.

Я с интересом ждал, что за этим последует.

Монета исчезла в песке. Сур получил приказ найти ее. Он повернулся, постоял минуту в раздумье, потом стал ощупывать хоботом песок.

Через несколько минут он выловил ее кончиком хобота и протянул Карталону. Карталон показал на меня. Сур протянул монету мне, и я взял ее. Взглянув на нее, я немного смутился.

— Не хочешь ее? — спросил Карталон.

— Хочу, — сказал я, — но на ней вовсе не лошадь Хаддада. На ней какая-то пальма…

Карталон взял монету.

— Что за ерунда! — крикнул он и сердито бросил монету. Сур видел, куда она упала, и, несмотря на возражения Карталона, опять поднял ее и протянул мне во второй раз.

— Ищи Хаддада! — резко приказал Карталон.

Сур послушался. Он искал так долго, что Карталон потерял терпение и стал сам копаться в песке. Я тоже. Сур следил за нами. Но монета Хаддада исчезла.

— Он проглотил ее! — рассвирепел Карталон.

Я не понял, кого он имеет в виду: песок или Сура? Я крепко зажал в руке другую монету, подаренную слоном. Карталон был так зол, что совсем позабыл о ней. Он топал на слона ногами — как в тот раз, когда Сур испугался качающихся бревен.

Из лагеря донесся какой-то шум. Наемники бегали и кричали. Наконец мы поняли в чем дело: возвращается Ганнибал!

Настроение Карталона сразу же изменилось.

— Теперь все будет по-другому! — заволновался он. — Безделью конец! Теперь-то каждый сможет себя показать! И ты тоже! — Он дружелюбно толкнул Сура в бок.

Прошел Силен. Он спешил на площадь посреди лагеря, где разбивали красную палатку.

Карталон презрительно посмотрел ему вслед:

— Этот никогда не поймет, для чего созданы слоны! Но Ганнибал это знает. Ты видишь: его еще нет, а все уже пришло в движение!

Карталон словно помолодел лет на десять. Когда я хотел поднять с земли цепь, которой привязывали Сура, Карталон легко опередил меня. Потом он смешался с толпой погонщиков. Оставшись с Суром, я раскрыл ладонь и стал разглядывать монету. Я радовался, что у меня осталась именно эта монета, хотя она и была меньше первой. Ведь ее подарил мне Сур. Пальма на ней уже сильно истерлась, но это меня не огорчило. Я даже не стал ее чистить. Я сунул ее в мешочек, который висел у меня на шее на кожаном шнурке. В нем я раньше носил свои сбережения; их я выбросил в ту самую шахту, в которой исчезли клады богачей. Теперь в мешочке лежала только одна монета, которую мне подарил Сур.

К вечеру по лагерю разнеслась весть, что Ганнибал вернется через два дня. И сразу же устроит смотр войскам.

— Тогда ты наших слонов не узнаешь! — сказал Карталон.

Его глаза лихорадочно блестели.

7

Возбуждением был охвачен не один Карталон, а весь лагерь. Все лихорадочно чистили оружие, приводили в порядок военные доспехи. Наемники с покрасневшими лицами подставляли солнцу кончики копий и лезвия мечей, чтобы убедиться, достаточно ли ярко они блестят. С доспехов выводили ржавые пятна, всадники чистили скребницами лошадей и так долго возились со своими седлами и оружием, что под конец все сияло — от шлема на голове всадника до копыт лошади. Весь лагерь подмели, перед красной палаткой постелили ковры и установили шесты с натянутыми на них широкими ярко-красными полотнищами. Полотнища и стены палаток колыхались от морского ветра. Воздух был полон вопросов, криков, приказов; иногда раздавалась ругань — это когда у какого-нибудь начальника лошадь блестела меньше, чем у другого, или когда на метательном снаряде вдруг обнаруживались следы ржавчины. За плохо начищенный щит наказывали строже, чем за убийство, и бывало, что людей заставляли взрыхлять коленями и локтями песок перед лагерными воротами, вместо того чтобы дать им время дочистить оружие. Чем выше был поставлен человек, тем больше он волновался, — это было правилом. Некоторые из погонщиков совсем потеряли голову. Карталон все делал очень спокойно и тщательно, а иногда помогал и тем солдаталМ, которые боялись, что не успеют вовремя подготовиться к смотру. Ясно, что погонщики не могли обойтись без помощи друг друга: один человек мог оседлать лошадь, но не слона.