Токей Ито - Вельскопф-Генрих Лизелотта. Страница 52
Кровавый Томагавк говорил громко. И не только за его столом, но и у игроков в кости установилась тишина, и все смотрели на него и на молодого дакоту, сына Матотаупы.
Недавний пленник не пошевелился и ничего не сказал.
— Ты подчиняешься? — угрожающе спросил Шонка.
Токей Ито сохранял молчание.
Делавар понимал, что скрывается за этим молчанием. Он чувствовал, как нарастает напряжение между Шонкой и Токей Ито. Он догадывался, что вражда между ними живет с давних пор. Кое-какие слухи доходили до Тобиаса. В любой момент терпение Токей Ито могло лопнуть, и тогда схватки не миновать.
— Ну что же это все на сухую! — пробасил в чреватой опасностью тишине Джонни. — Давайте сначала выпьем, потом посоветуемся по этому нелегкому делу.
Он подмигнул, и Тобиас в тот же миг сунул толстяку хозяину в карман штатов пару монет. Джонни пощупал их, и это, кажется, пришлось ему по вкусу. Перед лагерными полицейскими появились наполненные кружки. Шонку не надо было упрашивать. И Кровавый Томагавк схватился за кружку.
— О, что я вижу! — с усмешкой воскликнул Луи-канадец. — Мистер агент ведь запретил сиу пить виски, а мусью собирается тут выпивать!
— Даже двойную порцию! — поддержал Филипп своего попечителя и покровителя, и можно было понять, как они презирают этих индейцев.
Шонка бросил взгляд на белых недовольный взгляд, а Кровавый Томагавк, усмотрев в этом умаление своего служебного достоинства, счел необходимым ответить:
— Кровавый Томагавк сам знает, что ему положено и что — нет. И не уволенным стрелкам предписывать, что ему делать!
Тем временем Джонни с возгласом «За ваше здоровье!» осушил свою кружку и поставил на стол. Кровавый Томагавк решил восстановить свой авторитет подобным же образом. Он тоже поднял кружку и опрокинул содержимое в глотку. Легкость, с какой это произошло, свидетельствовала о том, что пил он сегодня уже не первый раз. Франт в мундире восхищенно посмотрел на своего верховного вождя и с готовностью ему последовал, однако поперхнулся. По мундиру расплылось пятно. Молодой человек покраснел от стыда.
— Джонни, дай-ка мне поскорее платок и воды, надо замыть мой костюм! Это ведь мундир генерала!
— У моего краснокожего брата мундир генерала? — подхватил шутник-канадец. — Кто же это ему дал? Или он проявил высокую доблесть и Большой Отец из Вашингтона наградил его мундиром?
— Меня зовут Татокано, что значит — Антилопа, — рассердился щеголь. — Я младший сын Старого Антилопы. Белые зовут меня Эдди. Я отдал за мундир много бобровых шкурок.
— О! Большой Отец продал мундир генерала краснокожему брату!
— Ой, не лопнуть бы мне от смеха! — закричал Пит Куцый Нос, который только что выиграл в кости. — Мой дорогой Эдди, знаешь, кто ты такой? Музыкант ты, а не генерал!
Губы Эдди-Татокано задрожали.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал он, хотя им уже овладевало смутное чувство, что Пит прав. — Это мундир кавалерийского генерала тридцать первого полка. У меня есть документ!
Тут уж поднялся всеобщий смех.
— Документ? Ну-ка, покажи!
Эдди Великолепный расстроился чуть не до слез.
— Вот! — достал он маленький печатный листок.
— Дай-ка сюда! — Канадец протянул руку.
— Нет. Не дам. Белый человек может прочитать письмо только в моих руках. — Эдди-Татокано развернул свой документ на столе, затем снова взял в руки. — Здесь написано…
— Тридцать первое января, — громко прочитал Джонни. — Тридцать первое января, тысяча восемьсот семьдесят шестой год! Вот что тут, а совсем не тридцать первый полк. И еще: «Дьявол возгордился, да с неба свалился!» Это же листок из календаря!
— О-ох! — ошеломленно вздохнул щеголь.
Канадец похлопал его по плечу:
— Да, мой младший брат, это звучит. Ты можешь не жаловаться, что обманут, это ведь чистая правда!
— Но…
— Что значит — но, — засмеялся Джонни так, что заколыхался его огромный живот. — Никаких «но»! Чистая правда! Ты возгордился? Ты посрамлен? Разумеется, вот ты и сидишь тут как напакостивший пудель! Ты обманут? Нет. Листок прав.
Эдди Великолепный, подавленный, сидел на своей табуретке и покачивал головой. Он был бессилен против этой логики.
Кровавый Томагавк поник.
— Надо посмотреть, нет ли оружия у сына Матотаупы!
— Нет. Только нож, — ответил Тобиас.
— Тебя не спрашивают! — обрезал Шонка делавара. — Эдди-Татокано, — приказал он, — обыщи его! Гарри, встать! Руки вверх! — И Шонка направил на дакоту револьвер.
Установилась мертвая тишина. Вождь медленно поднялся.
— Я понимаю, что вы меня боитесь, — сказал он, подошел прямо под дуло револьвера и, стянув с себя куртку всю в пятнах крови, обнажил исхудалое тело: стали видны глубокие шрамы от ножа жреца, от цепей, от когтей медведя.
Татокано ощупал пояс своего бывшего вождя.
Шонка убрал револьвер.
Токей Ито надел куртку. Он был бледен, кашель сотрясал его. Он не мог больше сдерживаться.
— Шонка, — сказал он, как только отдышался, — я имею право узнать, на каком основании собрание совета приняло решение против меня.
— Ты не можешь ничего требовать! Если ты не подчинишься, я сумею тебя заставить! Садись и молчи, иначе мы тебя арестуем! Всем известно, что ты против Ситтинг Булла и Крези Хорса!
Тобиас неотрывно смотрел на молодого вождя. И как не стыдно Шонке такой подлостью встречать больного, только что освободившегося от оков человека. Еще два поколения назад такое отношение даже к личному врагу было бы у дакотов невозможно. Но уайтчичуны с их виски раскололи племя, заставили забыть старые обычаи, убили чувство собственного достоинства в свободных воинах, с помощью подкупа они наплодили предателей.
Токей Ито не подчинился. Он продолжал стоять.
И снова вмешался Большой Джонни. Он подошел к Шонке и огромным своим телом оттеснил его к стулу. Шонка, не пикнув, так и свалился на него. У него, конечно, были причины не ссориться с хозяином. По-видимому, у него частенько появлялось желание приобщиться к запретному виски, а виски было у Джонни.
— Что ты тут разбушевался, Шонка! — Голос Джонни звучал грубо и повелительно. — Чтобы тут у меня никаких петушиных боев!
— Никаких петушиных боев?! — заорал Пит Куцый Нос, который занял место Шонки. — Что ты тут корчишь из себя, толстопузое чудовище, что ты за распорядитель?! Если мне взбрело в башку подраться, — значит, будет петушиный бой, понимаешь ты… и не вздумай становиться мне на пути… — Ив руке у него сверкнул нож.
Джонни испуганно посторонился.
— Береги рожу, Пит, — при этом сказал он. — Носа ты уже лишился, хочешь рискнуть еще глазом?!
Так называемые петушиные бои были в обычае приграничья. Это были жестокие бои, в которых допускались любые средства. Изуродованные носы, выдавленные глаза свидетельствовали об этих мерзких схватках.
Пит разошелся.
— Краснокожий пес! — орал он. — Проклятый убийца! Его знает вся граница! Мало он позабавился на Платте, в Блэк Хилсе, на Найобрэре, он еще посмел и сюда заявиться! Раз уж лагерная полиция боится им заняться, придется мне об этом позаботиться, и пусть Фредди видит, кто здесь наводит порядок, пьяницы-полицейские или люди, которых он увольняет!
Молодой вождь, к которому была обращена эта речь, казалось, ничего и не слышал. Он оставался невозмутимым, взгляд его был неподвижен.
Пит бросился на индейца. В тот же миг дакота схватил Пита за правую руку и так вывернул ее, что тот выронил нож. Дакота поднял нож и бросил делавару. А Питу он нанес такой удар, что Куцый Нос с грохотом влетел в стену и повалился на пол.
Не сказав ни слова, Токей Ито уселся на свое старое место рядом с Тобиасом.
— Sacre nom! — вскрикнул Луи-канадец. — Проклятье, ну и быстро же! Ты что-нибудь понял, Филипп?
— Половину.
— Ну ясно, не можешь же ты так быстро думать, как действует этот индсмен! Учиться тебе надо, учиться!
Парень усмехнулся. О Пите никто не позаботился. Ему пришлось самому подниматься на ноги. Петушиный бой был личным делом, а у индейцев-полицейских Куцый Нос тоже не вызывал симпатии.