Электроник — мальчик из чемодана - Велтистов Евгений Серафимович. Страница 2

Велтистов-фантаст обладал настоящим умением говорить о сложном просто. Способен был увидеть привычное (даже наскучившее) с новой стороны. Его перо одевало в плоть бесплотное. Превращало абстрактное в конкретное. Он, безусловно, «физик», а не «лирик». Симпатии его на стороне точных наук. Но пренебрежения к «лирике» не разделял. Герои «Электроника» не страдают бездуховностью. Математик Таратар, рассказывая ученикам о процессе творческого открытия, привел в качестве примера… стихи Пушкина. Поправил очки и прочел тихо, почти шепотом: «Я помню чудное мгновенье…» И в класс словно ворвался легкий ветерок, затуманил глаза.

Интересно, а этот математик выдуманный?

Оказывается, не совсем.

Работая над «Электроником», Велтистов не раз заглядывал в школу с математическим уклоном. Познакомился с заслуженным учителем. Звали его Исаак Яковлевич Танатар. На уроках он не обходился без шутки, ходил с ребятами в походы, выпускал с ними стенгазету «Программист-оптимист» с ребусами на «танатарском» языке формул. Дети, конечно же, называли его «Таратар». Так звучит фамилия и в повести.

Велтистов рассказывал мне, что во время обсуждения рукописи «Электроника» в издательстве он попросил дать ее на отзыв Танатару. И получил от него сдержанное одобрение: будущая книга «должна представлять интерес для читателя». Был этим сдержанным одобрением весьма доволен.

Что технический прогресс — двуликий Янус, стало известно задолго до того, как Велтистов сел писать свои повести. С одной стороны — сверхудобства, с другой — сверхбомба. Тема взбунтовавшейся машины волновала фантастов разных стран и народов. Есть книги, начиная с Уэллса, фильмы, картины, где она решена трагически: машина уничтожает своего создателя.

Велтистов был оптимистом. Он заставлял верить в победу разума, человечности. Потому что жить тяжелей, если не веришь. Даже робот Рэсси — электронный пес, «дитя» уже Электроника, способен у него спасти живых животных от безжалостных опытов владельца фантастического зоопарка господина фон Круга, которого раздражают шум, непоседливость детей.

На выборе этого зловещего персонажа — отпечаток времени. Не забудем, что в детстве Велтистова бушевала чудовищная война с немецким фашизмом. Гитлеризм олицетворял все мировое зло. В повести «Глоток Солнца», написанной после «Электроника», действие происходит в 2066 году. Аппаратвизуализатор создает оптические иллюзии, вытесняя «одряхлевшее кино» и «надоевшее телевидение». По воле изобретателя Иосифа Менге появляется видение прошлого: «человек в черном» стреляет из автомата в беззащитного старика. Чувство социального страха неизвестно новому поколению, однако осталось в глубине наследственной памяти. Бедствие, паника. Да было ли такое в действительности? Менге отвечает: «Было… Не со мной. С дедом. Его убили фашисты в тысяча девятьсот сорок первом году. Он жил в Варшаве… Я не могу забыть…» Поэтому и появился в повести фон Круг…

За Электроником, за Рэсси, наконец за Электроничкой с несмеющимися глазами, также придуманной профессором Громовым, стоят люди, которые ценят свободу, любят поэзию, не потеряли живую душу. «Фантастика, — говорил Велтистов, — это выдумка, взгляд в будущее — какой простор для писательского воображения!»

Никакое воображение не застраховано от ошибок. Я знал писательницу, сочинившую фантастический роман про строительство гигантской и безумно дорогой плотины с целью поднять уровень Каспия. Это было в год, когда море действительно мелело. А когда повесть, пролежав пару лет в издательстве, вышла, она уже устарела: цикличный Каспий поднялся и заливал низкие берега. Бывает… Мы прощаем фантастам их торопливость…

У поэта Леонида Мартынова сказано так:

О, если бы писали мы

О том лишь, что доподлинно известно, -

Подумайте, о трезвые умы,

Как было бы читать неинтересно!

Между прочим, Велтистов любил чуткого к техническим новшествам Мартынова. Электроничка, запрокинув голову вверх, слушает его странные стихи:

Вот ведь

Какова ты,

Нечто среднее

Между атомом и звездой. По ее электронному телу пробегает слабый ток: "Она оглянулась и увидела первый солнечный луч, пробивший толщу леса… Захотелось пройти босиком по траве или взлететь, как Рэсси, на границу ночи и утра. «Что я натворила? — подумала в великом смущении Элечка, не понимая, что с ней происходит. — И зачем мы только клялись ни в кого не влюбляться? Я не знала, что это значит…» А вслух она произнесла: «Кто же я такая?» Она, как у поэта, «нечто среднее между атомом и звездой».

Электроника сразу полюбили дети 60 — 70-х, а потом и 80-х годов. Возникли клубы «Электроник», объединившие энтузиастов. Ребята стали рисовать и конструировать собственных роботов.

А когда телевидение показало фильм, поставленный режиссером Константином Леонидовичем Бромбергом, в библиотеках выстроились длинные очереди за «Электроником». Книгу выдавали на два дня. Успех превзошел ожидания.

В заключительной, написанной после этих событий, части на школьном дворе все играют в робота и человека. Телеэпидемия. Женщина-почтальон приносит Электронику письма. Она говорит: «В почтовый ящик не лезет». На столе растет груда телеграмм, некоторые без адреса. Просто: Электронику. Или — Сьтроежкину.

Это не фантастика. Не честолюбивые миражи. В редакцию «Пионерской правды», на телевидение, в адрес Велтистова пришло около 80 000 писем от читателей и зрителей.

Одна девочка написала, что после знакомства с Электроником она поняла: «Нужно быть честной, работать своим умом». Другая рассказала про младшего брата: он, под влиянием Электроника, «прошел всю математику за пятый класс. Вот сейчас сидит занимается и передает вам привет». Третья наотрез отказалась, пока не досмотрит «Электроника», уехать в лагерь. Дети писали, что проводят конкурс на «лучшего Электроника по учебе», ставят по «Электронику» спектакли. А школьники из далекого дагестанского города даже предложили «устроить олимпийские игры в честь Электроника и Сыроежкина»!

… Велтистов был совершенно чужд нравов литературной богемы. Дисциплинированный, деловой. Западный тип писателя, что живет не на гонорар. Ежедневно к девяти утра отправлялся на службу. В пиджачной паре, при галстуке. А когда же писал? По ночам? В отпуске?