Роман о Тристане и Изольде - Бедье Жозеф. Страница 26
Опасен женский гнев, каждый должен его остерегаться! Чем сильнее женщина любила, тем ужаснее она мстит. Быстро рождается любовь женщины, быстро рождается и ее ненависть, и, раз загоревшись, неприязнь держится упорнее дружбы. Женщины умеют умерять свою любовь, но не ненависть.
Припав к стене, белорукая Изольда слышала каждое слово. Она так любила Тристана! И вот, наконец, она узнала про его любовь к другой… Она удержала в памяти все слышанное. Если когда-либо ей это удастся, как отомстит она тому, кого она любила больше всего на свете! Однако она не показала виду. Лишь только отворили дверь, она вошла в горницу Тристана; скрыв свой гнев, она принялась снова за ним ухаживать, была ласкова, прислуживала ему, как подобает любящей женщине. Она тихо говорила с ним, целовала его в губы и спрашивала, скоро ли вернется Каэрдин с лекарем, который должен был излечить его… А на самом деле она искала случая, как бы отомстить.
Каэрдин плыл, не переставая, пока не бросил якорь в гавани Тинтажеля. Взяв на руку ястреба, кусок ткани редкого цвета, кубок чудной чеканной работы, он поднес все это королю Марку и вежливо попросил его покровительства и мира, дабы ему можно было торговать в его земле без боязни ущерба от баронов и виконтов. И король обещал ему это перед всеми придворными. Тогда Каэрдин предложил королеве застежку тонкой работы из чистого золота.
– Государыня, – сказал он, – это доброе золото, – и, сняв с пальца перстень Тристана, он приложил его к застежке. – Вот смотрите, королева, золото этой застежки дороже, хотя золото этого перстня также имеет немалую цену.
Когда Изольда узнала перстень из зеленой яшмы, сердце ее задрожало, цвет лица изменился, и, предчувствуя то, что она услышит, она отвела Каэрдина в сторону, к окну, будто затем, чтобы лучше рассмотреть и приторговать перстень. Каэрдин быстро сказал ей:
– Королева, Тристан ранен отравленным копьем и Должен умереть. Он велел сказать вам, что вы одна можете ему принести облегчение. Он напоминает вам великие горести и печали, пережитые вами вместе. Оставьте у себя этот перстень, он дарит его вам. Изольда ответила, обомлев:
– Друг, я последую за тобой. Завтра поутру пусть корабль твой будет готов к отплытию.
На другой день поутру королева сказала, что хочет поехать на соколиную охоту, и велела держать наготове собак и птиц. Но герцог Андрет, который все время за ней следил, отправился вместе с нею. Когда они оказались в поле, недалеко от морского берега, поднялся фазан. Андрет напустил на него сокола. День был светлый, ясный, и сокол взвился и исчез.
– Смотрите, сеньор Андрет, сокол уселся там, в гавани, на мачте незнакомого мне судна. Чье оно?
– Королева, – ответил он, – это судно купца из Бретани, который вчера подарил вам золотую застежку. Пойдем туда, возьмем нашего сокола.
Каэрдин бросил доску, как сходни, со своего судна на берег и вышел навстречу королеве.
– Не пожелаете ли вы, государыня, войти на мое судно? Я покажу вам мои богатые товары.
– Охотно, сеньор, – сказала королева.
Она сошла с коня, направилась к доске, прошла по ней и вступила на судно. Андрет хотел за нею последовать и вступил на доску, но Каэрдин, стоявший на палубе, ударил его веслом, Андрет зашатался и упал в море. Он хотел взобраться на корабль, но Каэрдин новым ударом весла свалил его, крикнув:
– Умри, предатель! Вот тебе расплата за все то зло, которое причинил ты Тристану и королеве Изольде!
Так Господь отомстил за любящих предателям, которые так их ненавидели. Все четверо погибли – Генелон, Гондоин, Деноален, Андрет.
Подняли якорь, поставили мачту, натянули паруса. Свежий утренний ветер зашелестел в вантах и надул паруса. Из гавани в открытое море, совершенно белое и вдали залитое лучами солнца, устремилось судно.
В Карэ Тристан хирел. Он страстно желал приезда Изольды. Ничто его не радовало, и если он был еще жив, то потому, что ждал. Каждый день посылал он дозорного на берег – посмотреть, не возвращается ли судно и какого цвета парус его; никакого другого желания не было у него на сердце. Вскоре он велел перенести себя на скалу Пенмарх и, пока солнце стояло над горизонтом, глядел в даль моря.
Послушайте, добрые люди, печальную повесть, жалостную для всех, кто любит. Изольда уже приближалась, вдали уже показалась скала Пенмарх, и судно плыло быстрее. Вдруг налетела буря, ветер крепко надул паруса, и корабль завертелся. Моряки выбежали на наветренную сторону палубы, но тут ветер ударил им в спину. Ветер бушует, вздымаются высокие волны, воздух сгустился в мрак, море почернело, дождь налетает шквалами. Ванты и булини лопнули, моряки спустили паруса и носятся по воле волн и ветра. На свою беду, они забыли втащить на палубу лодку, привязанную к корме за судном; волна разбила ее и унесла.
– Горе мне, несчастной! – воскликнула Изольда. – Не дал мне Господь дожить до того, чтобы увидеть Тристана, моего милого, один бы раз, один бы только раз. Он хочет, чтобы я утонула в этом море. Еще бы раз побеседовать с тобою, Тристан, и мне легко было бы умереть! Если я не явлюсь к тебе, дорогой, значит Бог этого не желает, и в этом мое большое горе. Смерть мне нипочем: если Богу угодно это, я приму ее; но, дорогой мой, когда ты об этом узнаешь, ты умрешь, я в этом уверена. Такова наша любовь, что ни ты без меня, ни я без тебя не можем умереть. Я вижу перед собой твою смерть и в то же время свою. Увы, друг мой, не сбылось мое желание – умереть в твоих объятиях, быть погребенной в твоем гробу; не суждено это было нам с тобою. Я умру одна, без тебя, исчезну в море. Может быть, ты не узнаешь о моей смерти и будешь еще жить, поджидая моего приезда. Если Богу будет угодно, ты даже исцелишься; может быть, после меня полюбишь другую женщину, полюбишь белорукую Изольду. Не знаю, что станется с тобой; что до меня, дорогой, то, если бы я узнала, что ты умер, я не могла бы жить больше. Пусть же Господь позволит мне исцелить тебя или нам вместе умереть одной мукой!
Так жаловалась королева, пока длилась буря. Через пять дней она утихла. На самой вышке мачты Каэрдин весело натянул белый парус, чтобы Тристан издалека мог различить его цвет. Уже Каэрдин видит Бретань. Но, увы, вслед за бурей почти сразу наступило затишье. Море расстилалось спокойное, гладкое, ветер не надувал парусов, и моряки тщетно лавировали вправо и влево, взад и вперед. Вдали виднелся берег, но ветер унес их лодку, и они не могли пристать. На третью ночь Изольде приснилось, будто она держит на коленях голову большого кабана, который пятнает кровью ее платье, и она поняла, что уже не увидит своего милого живым.
Тристан был слишком слаб, чтобы оставаться на Пенмархской скале, и уже много дней лежал он в комнате, вдали от берега, плача по Изольде, которая все не являлась. Печальный и измученный, он жалуется, вздыхает, мечется на своем ложе; вот-вот, кажется, он умрет от желания.
Наконец ветер окреп, и показался белый парус. Тогда-то белорукая Изольда отомстила.
Она подошла к ложу Тристана и сказала ему:
– Друг, Каэрдин возвращается: я видела его судно на море. Оно подвигается с большим трудом. Однако я его узнала. Лишь бы только принесло оно то, что может тебя исцелить!
Тристан затрепетал.
– А уверена ли ты, друг мой, что это его судно? Скажи же, какой на нем парус.
– Я его хорошо рассмотрела: они его совсем распустили и поставили очень высоко, потому что ветер слабый. Знай же, что он совсем черный.
Тристан повернулся к стене и сказал:
– Я не могу больше удерживать свою жизнь. Трижды произнес он: «Изольда, дорогая!» На четвертый раз он испустил дух.
Тогда в доме заплакали рыцари, товарищи Тристана. Они сняли его с ложа, положили на богатый ковер и завернули тело в саван.
На море поднялся ветер, ударивший в самую середину паруса. Белокурая Изольда сошла на берег. Она услышала, как на улицах все громко рыдают, а в церквах и часовнях звонят в колокола. Она спросила у местных жителей, по ком этот заупокойный звон, по ком этот плач. Один старик ответил ей: