Темное солнце - Вербинина Валерия. Страница 51

— Нравится мне или не нравится, я могу сказать, только когда сама это попробую, — огрызнулась Мадленка. — Что бы вы сказали, если бы я спросила вас, по душе ли вам пришлась бы семейная жизнь?

Молодой священник густо покраснел. Тут уже заулыбались все, даже епископ Флориан.

— Можешь рассказывать дальше, дитя мое, — величаво разрешил он.

Мадленка рассказала о нападении и о том, как она обнаружила своих спутников убитыми. Вмешался Флориан.

— То есть ты не видела нападающих?

— Видела, но слишком мало времени. Лошадь Михала вздыбилась, грудью толкнула меня, и я упала в овраг.

Ты никого не узнала?

— Нет. Я не успела.

— На кого они хотя бы походили?

— На всадников, — удивилась Мадленка. — Еще они были вооружены и кричали.

— На каком языке? Мадленка задумалась.

— Наверное, ни на каком, отче. Они просто кричали «а-а-а!» — дико заорала она.

Очень довольная, Мадленка наблюдала, как князь подскочил на месте, а Флориан даже немного побледнел.

— Хорошо, — отступился он. — Ты можешь нам сказать, сколько их было?

Мадленка зажмурила один глаз и почесала нос.

— Много, — наконец призналась она.

— Десять человек? Больше?

— Не знаю. У меня не было возможности их сосчитать.

— Не помнишь, во что они были одеты?

— В одежду, наверное, — пробурчала Мадленка, которой начали надоедать все эти глупые, на ее взгляд, вопросы.

— В какую? Может быть, на них были белые плащи?

Белые плащи с черным крестом и белые туники поверх доспехов были своеобразной униформой Тевтонского ордена.

— Почему обязательно белые? — сухо спросила Мадленка, отлично поняв, куда ветер дует. — Могли быть любые, я думаю.

К ней подступались и так и сяк, заставляя признать, что нападавшие все же могли оказаться крестоносцами, но Мадленка упорно стояла на своем: она слишком мало видела, чтобы сделать такой вывод.

— И потом, — добила она своих мучителей, — если бы это были крестоносцы, а они ужасно хитрые, они бы не поленились переодеться, я думаю.

После этой реплики Флориан разрешил ей рассказывать дальше.

Мадленка объяснила, как она очнулась, нашла всех спутников убитыми, как она похоронила их и переоделась, собираясь вернуться домой. Тут ее снова прервал противный молодой священник.

— Это грех, — сказал он. — Женщина не должна носить мужскую одежду.

— Простите, отче, — пискнула Мадленка, ухмыляясь до ушей, — в другой раз я обязательно последую вашему совету и отправлюсь в путь в драном платье, у которого все оторвалось…

— В данных обстоятельствах этот грех простителен, — заметил Флориан, и физиономия не в меру прыткого инквизитора вытянулась.

Мадленка рассказала о том, как в лесу ей повстречалась медведица с медвежонком, как она обнаружила двух бродяг и что с ними произошло. Епископ Флориан взволновался чрезвычайно, заставил ее два раза повторить историю с украденным платьем и объявил, что она очень важна.

— Конечно, — вздохнула Мадленка, — ведь платье было такое красивое!

Князь Диковский улыбнулся снова, но Мадленка так и не поняла, отчего.

— Продолжай, дитя мое, — поощрил допрашиваемую епископ. — Что же было потом?

Мадленка глубоко вздохнула и, мысленно поручив себя богу, рассказала, как она наткнулась на синеглазого, как отняла у него мизерикордию и извлекла у него из бока стрелу.

— Мне показалось, она похожа на ту, которой убили Михала. — Мадленка опустила глаза. — Крестоносец лежал мертвый, а я пошла дальше. Он сказал, что на их отряд напал князь Август, ну, мне и захотелось его разыскать.

— А эти стрелы, где они теперь?

Мадленка объяснила, где их оставила. Епископ кивнул незаметному человеку, сидевшему с краю, тот поднялся и вышел.

— Там должна быть еще веревка! — крикнула Мадленка ему вслед.

Через малое время человек вернулся и объявил, что ни стрел, ни веревки в каморке, занимаемой некогда Мадленкой, не оказалось.

— Неважно, — сказал епископ. — Рассказывай дальше, дитя мое.

«Дитя», прикусив губу, повело речь о князе Августе, о самозванке, о панне Анджелике и ее ручном горностае. Но панна Анджелика заинтересовала епископа меньше всего.

— То есть ты услышала, как кто-то назвался твоим именем и плетет небылицы. Так?

Так.

Епископ откинулся на спинку кресла и посмотрел на Мадленку с видом глубокого неодобрения.

Ты должна была немедленно разоблачить ее.

— А кто бы поверил, что я — это я? — спросила Мадленка. — И потом, ее все уже жалели, а меня никто еще не знал.

Ты могла рассказать все мне, — заметил епископ.

— Я пыталась, — сухо сказала Мадленка, — но вы так на меня посмотрели, словно я пришла в долг у вас просить.

Среди слушателей пронесся смешок. Епископ Флориан нахмурился.

— На все у тебя есть объяснение, — раздраженно заметил он. — Лучше поведай нам, как крестоносец, которого ты сочла мертвым, смог сесть на лошадь, добраться до Торна и поднять тревогу.

Мадленка широко распахнула честные глаза.

— О! О! Ваша правда: эти нечестивые крестоносцы живучи, как собаки. Надо было ткнуть его ножиком как следует, да он и так вроде помирал. Куда уж мне…

— Хорошо, — устало молвил Флориан. — Дальше, дитя мое, дальше. И, ради бога, ничего не упускай.

Мадленка перешла к поездке за телами убитых, рассказала, как обнаружила, что кто-то разрыл захоронение. Как ей пришла в голову мысль толкнуть самозванку на опрометчивый поступок, как она написала ей записку. Поколебалась, но все-таки упомянула о бирюзовых четках настоятельницы, почему-то оказавшихся на служанке.

Шляхтичи зашумели. Молодой священник стал выпытывать у Мадленки, точно ли она убеждена, что это те самые четки, но Мадленка стояла на своем. Вызвали служанку Марию, и та, нисколько не смутившись, подала епископу браслет из бирюзы. Он внимательно оглядел его и нахмурился.

— Похоже, дитя мое, что ты ошиблась, — сказал он Мадленке. — Это браслет, а не четки, и никакой выщербинки, о которой ты упоминала, на нем нет. Он немного похож на те, которые я видел у матери Евлалии, но…

Мадленка не стала настаивать. Она видела, что это не те четки, которые были на служанке в тот вечер, но в ушах ее зазвучало предостережение Боэмунда: будешь настаивать на своих подозрениях — убьют. Она и не стала.

— Итак, самозванка исчезла, — подбодрил ее епископ Флориан. — А потом?

Мадленка рассказала, как ее ударили по голове и, когда она очнулась, самозванка и княгиня были уже мертвы. Дальше вошел Август, хотел убить ее, но не успел, и ее бросили в подземелье. Рыцарь внизу сказал, что ее посадят на кол, и они задумали бежать. Осуществив план, который предложил рыцарь, они расстались; крестоносец поспешил к своим, а она скиталась, обменявшись предосторожности ради одеждой с одним юношей, пока ее не подобрали литовские купцы и из жалости не отвезли в Каменки. Туда же вломился и князь Август, который и привез ее сюда.

— Это все? — спросил епископ, когда Мадленка закончила и наступило молчание.

— Все, — сказала она, храбрясь.

— При убитой женщине, которую ты называешь самозванкой, — тихо заговорил епископ Флориан, — мы не нашли никакой записки. Имеешь ли ты что-либо сказать по этому поводу?

Мадленке потребовалось собрать все свое мужество, прежде чем она сумела ответить:

— Нет. Но она могла сжечь ее.

— Возможно, — согласился епископ милостиво, — но возможно и другое объяснение: что ты все это выдумала. Теперь мы уже не можем проверить, взаправду ли тебя тогда ударили по голове или нет. — Мадленка насупилась. — Ни стрел, ни веревки тоже нет. Странно, не правда ли? Далее: на караван напали именно тогда, когда ты попросила мать-настоятельницу остановиться, чтобы, по твоим словам, проститься с братом. Это уже более чем странно, ты не находишь? — Мадленка молчала, стиснув челюсти, и была похожа на волчонка, которого ее дед как-то для забавы принес из лесу. — И еще: крестоносец, который, по твоим словам, должен быть мертв, на самом деле жив. Я видел его в Мальборке. Он показал мне труп, висящий на стене, и поклялся страшной клятвой, что это тебя он казнил. Как-то непонятно выходит, тебе не кажется? Ты говоришь, что он мертв, а он утверждает, что сам расправился с тобой. Некоторым может даже показаться, что вы покрываете друг друга. Ты ничего не хочешь мне сказать? Мадленка залилась слезами.