Клуб ангелов - Вериссимо Луис Фернандо. Страница 11

Моя мачеха всегда, когда мне нужно, поставляет прислугу. Я знаю, они с Ливией периодически встречаются, чтобы обсудить мою жизнь. Мачеха немного паникует в моем присутствии — думаю, из-за моих сандалий — и предпочитает выполнять свой родительский долг на расстоянии, выделяя мне в помощь действенные части своей армии по поддержке чистоты в зависимости от потребностей. Мы договорились, что она пришлет народ вымыть посуду, вычистить кухню и привести в порядок квартиру на следующий день после ужина. Я был загарпунен в глубинах сна жужжанием интерфона и медленно, как тяжелая рыба, вытащен на поверхность. Я пребывал еще в ошарашенном состоянии, открывая дверь. Две напуганные моим видом девушки сделали все возможное, чтобы не смотреть на мои незастегнутые трусы. Зазвонил телефон. Ливия хотела знать, как прошел ужин.

— Отлично. Чудесно. Лучшее мясо по-бургундски в моей жизни.

Я отчитался, как все хорошо прошло. Рассказал о царившей на ужине обстановке. О примирении. Об успехе Лусидио у нашей компании. Не забыл упомянуть о разговоре до рассвета, об общем оживлении. К досаде Ливии, которая обреченно повесила трубку. Ее молитвы не достигли цели. «Клуб поджарки» получил новую жизнь.

Я приготовился опять нырнуть в блаженный сон, когда телефон зазвонил снова. Это был Чиаго. Он только что говорил с Жизелой. Абель умер.

На отпевании присутствовали все, кроме Андре. Жизела плакала в окружении незнакомых нам женщин. Ее родственников, возможно. Мы не знали, откуда Абель взял Жизелу. Мы ничего не знали о ней. С самого начала наша компания не произвела на нее впечатления. Она обращалась с нами пренебрежительно и однажды шокировала всю компанию, притащив на ужин мясо по-милански с картофельным пюре. Нахалка заявила, что устала от претенциозной еды.

Я высматривал в толпе родителей Абеля и не нашел. Абель поссорился с отцом, когда ушел из его адвокатской конторы, а мать никогда не простила, что сын оставил церковь.

Норинья, его бывшая жена, была здесь, в обнимку с сыном, по возрасту немного моложе Жизелы. Шестеро братьев Абеля слонялись по часовне, но ни один к нам не подошел.

Самуэл казался угрюмым как никогда. Как обычно, он все организовал. Когда Рамос умирал, даже мы, привычные к противоречивости и жестокости Самуэла, были шокированы его бесчувственностью.

— Я не наношу визитов шлюхам, — так он объяснил, почему не пошел в больницу к Рамосу в последний день его жизни.

Но именно Самуэл организовывал похороны Рамоса, и с этого дня мешки под его глазами и борозды морщин на лице углубились от скорби.

Когда я начал строить теории о смерти членов «Клуба поджарки», я подумывал о том, что Самуэл был оставлен на финал, чтобы администрировать все похороны и фиксировать потерю каждого из нашей компании на своем лице, как на античном папирусе.

— Сердце? — спросил я.

— Думаю, да, — отозвался Самуэл. — У него, наверное, уже были проблемы, он просто не признавался. Лолита говорит, ему стало плохо на рассвете. Страшно тошнило. Абель не захотел вызывать врача. Спорю, он умер, лежа на этой стерве, сволочь.

— Это не еда, — пробормотал Сауло. — Мы все ели одно и то же, и я ничего не почувствовал. Кому-нибудь было плохо?

Никому не было плохо. Правду говоря, никто столько не съел, сколько Абель, и никто после этого не спал с Жизелой. Наверное, сердце. И все равно я пошел искать телефон и позвонил Андре. Нет, с ним все в порядке. Он не знал о смерти Абеля, его не предупредили. Андре разохался, мол, какое несчастье, он постарается успеть к похоронам в конце дня. Я ответил, что в этом нет необходимости, но он повторил, что все равно придет, и спросил:

— Ужин в следующем месяце состоится?

В предыдущий вечер обжорства мы договорились, что амфитрионом следующего собрания будет Андре. Он предложил Лусидио приготовить ужин. Или это сам Лусидио предложил? В любом случае идею восприняли с энтузиазмом, особенно бедный Абель.

— Состоится, состоится, — ответил я.

За двадцать один год наших посиделок мы ни разу не отменили ужин по причине смерти.

Даже моей матери. Даже Рамоса. В первый ужин после смерти Рамоса его столовые приборы были расставлены как обычно, а я повторил «Речь течки», произнесенную Рамосом на ужине с трюфелями, или по крайней мере то, что помнил. И с тех пор наши тосты с шампанским перед каждым ужином были за голод и за Рамоса. Следующий ужин Лусидио состоится, да, и тост за бедного Абеля прибавится к ритуалу воскресшей команды «Клуба поджарки».

Я вернулся в часовню. Рассказал, что с Андре все в порядке, и спросил, нет ли чего нового, просто чтобы не молчать. Я не умею молчать. Жуан ответил, что Абель выскочил из гроба, сделал несколько шагов в ритме танго вокруг часовни и снова лег, а кроме этого — ничего нового. Из окружения своей семейной охраны Жизела указывала на нас. Я услышал, как она произнесла:

— Дома вон у того толстого.

Только я и Самуэл остались на отпевание. Остальные ушли и вернулись к похоронам. Посреди дня появилась Ливия, чтобы узнать, все ли со мной в порядке и не нужно ли мне чего. Она не посмотрела ни на покойного, ни на Самуэла и удалилась. И вдруг под барабанную дробь моего сердца появилась Мара. Она поцеловала меня в обе щеки и проигнорировала Самуэла. Последний раз я видел ее на похоронах Рамоса. Она с каждыми похоронами становилась все красивее. Я проводил Мару до выхода из часовни, и она спросила, кто тот сеньор рядом со мной. Только тогда я понял, что она не узнала Самуэла.

— Ты не знаешь, — ответил я.

— Видел? — хмыкнул Самуэл. — Она сделала вид, будто меня не заметила.

Когда подошел час похорон, отец и мать Абеля заняли место возле гроба. Священник готовился произнести речь. Жизела застыла в неподвижности под прикрытием женщин семейного клана. Норинья пристроилась позади сына, приобняв его за плечи. Я догадался, что священник — старый знакомый семьи. Он сказал, что Абель был потерян для церкви, но в это мгновение дух его возвращается к ней наверняка раскаивающимся. Мать Абеля кивнула. Бедный Абель.

Проходя в обнимку с сыном мимо нас, Норинья не взглянула в нашу сторону. Жизела посмотрела на нас с яростью. За членами «Клуба поджарки» тянется длинный шлейф злобы и отчаяния оскорбленных женщин. Мы разрушили несколько браков. Но впервые мы убили мужа за столом.