Безымянное семейство (с иллюстрациями) - Верн Жюль Габриэль. Страница 37

Настанет ли когда-нибудь конец церемонии, спрашивал себя мэтр Ник. Впрочем, этот почтенный человек и сам разошелся вовсю и, не умолкая ни на минуту, отпускал каждому шутку, тогда как Лионель, передавая перо от одного к другому, отмечал про себя, что скоро придется взять новое, ибо это уже притупилось от бесчисленных подписей, ряд которых беспрерывно рос.

— Ну все наконец? — спросил мэтр Ник после того, как на это занятие ушел целый час.

— Нет! — крикнул Пьер Арше, вышедший к воротам посмотреть, не идет ли кто по дороге.

— Да кто там еще? — удивился мэтр Ник.

— Толпа гуронов!

— Пусть войдут, пусть войдут, — откликнулся нотариус. — Их подписи будут не менее почетны для новобрачных. Какой контракт, друзья мои, нет, какой контракт! За свою жизнь я составил их сотни, но мне никогда не встречалось такого, который соединил бы под своим текстом имена стольких хороших людей!

Тут в дверях появились индейцы, встреченные хором доброжелательных возгласов. Кстати, приглашать их не было никакой необходимости. Именно сюда и направлялись человек пятьдесят туземцев, мужчин и женщин. Среди них Том Арше узнал гурона, приходившего накануне, чтобы спросить, нет ли случайно на ферме «Шипоган» мэтра Ника.

Чего ради эта толпа махоганов покинула свою деревню Вальгатту? Почему индейцы с такой помпой явились навестить нотариуса из Монреаля?

Из-за дела чрезвычайной важности, как это вскоре выяснилось.

Гуроны были облачены в одежду воинов, которую они надевают лишь в очень торжественных случаях. Головы их были украшены разноцветными перьями, длинные густые волосы распущены по плечам, с которых ниспадали накидки из полосатой шерстяной ткани; на всех были куртки из оленьей кожи, на ногах — мокасины из лосиных шкур; все до одного были вооружены длинноствольными ружьями, которые уже много лет назад заменили в индейских племенах лук и стрелы предков. Но традиционный топорик — военный томагавк — по-прежнему висел за поясом из древесной коры, обхватывающем талию.

Наконец, одна деталь еще более подчеркивала важность дела, приведшего индейцев на ферму «Шипоган», — совсем свежий слой краски, покрывавший их лица. Лазурно-голубая, дымчато-черная краски и киноварь [173] подчеркивали удивительный рельеф орлиного носа с раздутыми ноздрями, большой рот с двумя рядами ровных выпуклых зубов, выдающиеся угловатые скулы, маленькие живые глаза, черный зрачок которых сверкал, как уголек.

К депутации племени присоединились и несколько женщин Вальгатты — несомненно, самых юных и красивых из махоганок. Эти «скво» надели лифы из вышитой ткани, рукава которых доходили до локтя, юбки ярких расцветок, «митассы» из шкур карибу, украшенные ежовыми иглами, со шнуровкой на ногах, обшитые мелким бисером мягкие мокасины, в которых покоились ножки, малым размерам коих могла бы позавидовать любая француженка.

Индейцы напустили на себя еще более (если только это возможно) важный вид, всегда отличающий этот народ. Они степенным шагом дошли до порога большой залы, где стояли де Водрели, нотариус, Том и Катерина Арше, тогда как остальные присутствовавшие толпились во дворе.

Тот, что, похоже, был предводителем, высокий гурон лет пятидесяти, державший в руке плащ индейской работы, важно спросил, обратившись к фермеру:

— Есть ли на ферме «Шипоган» Никола Сагамор?

— Есть, — ответил Том Арше.

— И добавлю, что вот он я! — воскликнул нотариус, очень удивленный тем, что целью неожиданного визита являлась его персона.

Гурон повернулся к нему, гордо поднял голову и величественно изрек:

— Вождя нашего племени Великий Ваконда призвал в Мициманиту наших предков. Пять лун прошло с тех пор, как он достиг страны счастливой охоты. Прямым и кровным его наследником в настоящее время является Никола, последний из Сагаморов. Отныне ему принадлежит право закапывать томагавк мира и откапывать топор войны!

Это неожиданное заявление ошеломило всех присутствующих. В округе, конечно, хорошо знали, что мэтр Ник — по происхождению гурон, потомок великих предводителей племени махоганов, но никто не мог и вообразить — а сам нотариус менее чем кто-либо, — что законы наследования власти призовут его стать главой индейского племени.

Среди общего молчания, которое никто не осмеливался нарушить, индеец снова заговорил:

— В какое время мой брат пожелает прийти к костру Большого Совета своего племени, облачившись в традиционный плащ предков?

Глава депутации ничуть не сомневался в согласии нотариуса из Монреаля и уже протягивал ему плащ махоганов.

И пока совершенно лишившийся дара речи мэтр Ник медлил с ответом, раздался возглас, к которому разом присоединились полсотни голосов:

— Слава! Слава Никола Сагамору!

Первым закричал не кто иной, как Лионель!

Он был страшно горд удачей, выпавшей на долю хозяина, считая, что отблеск его славы падет на всех клерков его конторы, и в особенности на него, и радуясь при мысли, что отныне будет находиться рядом с Великим вождем махоганов. Да что тут долго объяснять!

Однако де Водрель и его дочь не могли удержаться от улыбки, глядя на ошарашенное лицо мэтра Ника. Бедняга! В то время как фермер, его жена, их дети, друзья искренне поздравляли нотариуса, тот совсем растерялся.

Тогда индеец снова задал свой вопрос, не допускающий уверток:

— Согласен ли Никола Сагамор последовать со своими братьями в вигвам [174] Вальгатты?

Мэтр Ник так и оставался стоять с разинутым ртом. Конечно, он никогда не согласится отказаться от своих служебных обязанностей и пойти править племенем гуронов. Но, с другой стороны, он не хотел обидеть отказом единокровных братьев индейцев, которые, согласно праву наследования, призывали его на столь почетный пост.

— Махоганы, — выговорил он, наконец, — я никак не ожидал... Я, право, недостоин... Понимаете... друзья мои... я всего лишь нотариус!

Он еще что-то бормотал, с трудом подбирая слова и не находя определенного ответа.

Тут на помощь ему пришел Том Арше.

— Гуроны, — сказал он, — мэтр Ник сейчас только мэтр Ник, по крайней мере, пока не завершится свадебная церемония. Потом, если ему будет угодно, он покинет ферму «Шипоган» и будет волен отправиться со своими братьями в Вальгатту!

— Да!.. После свадьбы! — закричали все присутствующие, которым не хотелось отпускать нотариуса.

Гурон слегка покачал головой и, посоветовавшись с депутацией, сказал:

— Мой брат не должен колебаться. Кровь махоганов течет в его жилах и вменяет ему права и обязанности, отринуть которые он не может...

— Права!.. Права еще туда-сюда! — пробормотал мэтр Ник. — Но обязанности...

— Он согласен? — вопросил индеец.

— Согласен ли он? — воскликнул Лионель. — Конечно, да! И в доказательство этого ему надо сейчас же облачиться в плащ вождя сагаморов!..

— Да замолчит ли, наконец, этот дурак? — процедил сквозь зубы мэтр Ник.

С каким удовольствием всегда мирный нотариус укротил бы неистовый пыл своего клерка хорошим пинком!

Де Водрель прекрасно понял, что мэтр Ник хочет выиграть время. А потому, обратясь к индейцу, он сказал ему, что потомок сагаморов, разумеется, и не помышляет уклониться от обязанностей, предписываемых ему его происхождением. Но несколько дней, а быть может, и недель, ему понадобится на то, чтобы уладить свои дела в Монреале. Таким образом, ему следует дать время.

— Это разумно, — ответил индеец, — и поскольку мой брат согласен, то пусть в знак своего согласия он примет томагавк Великого вождя, призванного Вакондой охотиться в обетованной земле, и пусть он заткнет его за пояс!

Мэтр Ник вынужден был взять это излюбленное оружие индейских племен и, окончательно смутившись, потому что на нем не было никакого пояса, он самым жалким образом водрузил его на плечо.