Дети капитана Гранта - Верн Жюль Габриэль. Страница 30

– Завтра вечером.

Обычно аргентинцы во время путешествий по пампасам роют колодцы и находят воду на глубине нескольких футов. Но так как у путешественников не было нужных инструментов, они не могли прибегнуть к этому способу. Пришлось ограничивать порции воды, и хотя ее хватало, чтобы никто не испытывал мучительной жажды, но напиться вволю тоже было нельзя.

Вечером, после перехода в тридцать миль, сделали привал. Все рассчитывали выспаться и отдохнуть, но ночью тучи назойливых москитов и комаров не дали никому покоя. Их появление указывало на предстоящую перемену ветра. И действительно, вскоре он изменил направление: стал дуть с севера. А эти проклятые насекомые обычно исчезают лишь при южном и юго-западном ветре.

В то время как майор спокойно переносил эти мелкие житейские неприятности, Паганель, напротив, негодовал на них. Проклиная москитов и комаров, он сожалел о том, что нет подкисленной воды, которая успокаивала бы зуд от множества укусов. И, хотя майор пытался утешить географа, говоря, что им еще повезло, если из трехсот видов насекомых, известных естествоиспытателям, приходится иметь дело только с двумя, Паганель встал в плохом настроении. Однако, когда отряд на заре собирался двинуться в путь, торопить ученого не понадобилось, так как в этот день предстояло добраться до Салина-Гранде. Лошади были переутомлены. Они чуть не умирали от жажды, хотя всадники, заботясь о них, и урезывали свою собственную порцию воды. Засуха еще больше давала себя чувствовать, а зной при северном, несущем пыль ветре – этом самуме пампасов – казался еще нестерпимей.

В тот день небольшое происшествие нарушило обычную монотонность путешествия. Мюльреди, ехавший впереди, вдруг повернул назад и сообщил своим спутникам о приближении отряда индейцев. К этому отнеслись различно. Гленарвану пришло в голову, что от туземцев он, пожалуй, сможет узнать что-нибудь о потерпевших крушение на «Британии». Талькав же отнюдь не был рад встрече с индейцами-кочевниками: он считал их грабителями и старался избегать их.

По его совету всадники сгрудились и привели в боевую готовность оружие. Нужно было приготовиться ко всему.

Вскоре показался отряд индейцев. Он состоял человек из десяти, не больше. Это успокоило патагонца. Индейцы приблизились на расстояние каких-нибудь ста шагов. Теперь их легко можно было разглядеть. Эти туземцы принадлежали к тому пампасскому племени, которое в 1833 году разгромил генерал Розас. Рослые, с высоким выпуклым лбом, оливковым оттенком кожи, они были прекрасными представителями индейской расы.

Их одежда была сделана из шкур гуанако, а вооружение состояло из копий футов в двадцать длиной, ножей, пращей, болас и лассо. По ловкости, с которой они управляли лошадьми, видно было, что это искусные наездники.

Они остановились шагах в ста от путешественников и стали совещаться, крича и жестикулируя. Гленарван направил к ним своего коня. Но не успел он проехать и десятка футов, как отряд индейцев круто повернул и с невероятной быстротой скрылся из виду. Истомленные лошади Гленарвана и его спутников, конечно, никак не смогли бы их догнать.

– Трусы! – крикнул Паганель.

– Честные люди так быстро не убегают, – прибавил Мак-Наббс.

– Что это за индейцы? – спросил Паганель Талькава.

– Гаучо.

– Гаучо, – повторил Паганель, поворачиваясь к своим спутникам, – гаучо! Тогда нам не стоило принимать всех этих мер предосторожности, ибо бояться было нечего.

– Почему? – спросил майор.

– Да потому, что эти гаучо – безобидные крестьяне.

– Вы так думаете, Паганель?

– Конечно. Они нас приняли за грабителей и потому обратились в бегство.

– А по-моему, они просто не решились напасть на нас, – возразил Гленарван, очень раздосадованный тем, что ему не удалось вступить в переговоры с этими туземцами, кем бы они ни были.

– Мне тоже кажется, что эти гаучо не так уж безобидны, – заявил майор.

– Что вы! – воскликнул Паганель.

И он с таким жаром принялся спорить по этому этнологическому вопросу, что даже умудрился расшевелить майора, и тот, вопреки своей обычной покладистости, сказал ему:

– Я думаю, вы неправы, Паганель.

– Неправ? – переспросил ученый.

– Да. Сам Талькав принял этих индейцев за грабителей, а он хорошо знает эти края.

– Ну и что ж? На этот раз Талькав ошибся, – возразил с некоторой резкостью Паганель. – Гаучо – мирные землепашцы и пастухи, только и всего. Я сам писал об этом в одной брошюре о пампасах, пользующейся некоторой известностью.

– Значит, вы ошиблись, господин Паганель.

– Я ошибся, господин Мак-Наббс?

– Если угодно – по рассеянности, – продолжал настаивать майор, – и вам надо будет внести некоторые поправки в следующее издание вашей брошюры.

Паганель, очень уязвленный тем, что его географические познания не только подвергаются сомнению, но и становятся предметом шуток, начал раздражаться.

– Знайте, милостивый государь, – сказал он майору, – что мои книги не нуждаются в подобных исправлениях!

– Нет, нуждаются, по крайней мере в данном случае! – возразил Мак-Наббс, также охваченный упрямством.

– Вы, сударь, слишком придирчивы сегодня! – отрезал Паганель.

– А вы слишком сварливы! – парировал майор.

Спор принял большие размеры, чем заслуживал такой незначительный повод, и Гленарван нашел нужным вмешаться.

– Несомненно, – сказал он, – один из вас чересчур придирчив, а другой чересчур сварлив. По правде сказать, вы оба удивляете меня.

Патагонец, не понимая, о чем спорят два друга, без труда догадался, что они готовы поссориться. Он улыбнулся и спокойно сказал:

– Это северный ветер.

– Северный ветер! – воскликнул Паганель. – При чем тут северный ветер?

– Ну конечно, – отозвался Гленарван, – ваше плохое настроение объясняется северным ветром. Я слышал, что этот ветер на юге Америки чрезвычайно раздражает нервную систему.

– Клянусь святым Патриком, вы правы, Эдуард! – воскликнул майор и расхохотался.

Но Паганель, не на шутку раздраженный, сдаваться не желал и набросился на Гленарвана, чей тон ему казался неуместно шутливым:

– Так, по-вашему, милорд, моя нервная система в возбужденном состоянии?

– Конечно, Паганель, и причина этому – северный ветер.

Он здесь часто толкает людей даже на преступления, подобно трамонтано в окрестностях Рима.

– На преступления? – крикнул ученый. – Так я похож на человека, собирающегося совершать преступления?

– Я этого не говорю.

– Скажите лучше прямо, что я хочу зарезать вас!

– Ох, боюсь, что недалеко до этого! – ответил Гленарван, не в силах больше удерживаться от смеха. – К счастью, северный ветер дует только один день.

Слова Гленарвана вызвали всеобщий хохот.

Паганель пришпорил лошадь и ускакал вперед, желая рассеять в одиночестве свое плохое настроение. Через какие-нибудь четверть часа он уже и не помнил о происшедшем. Так на короткое время ученый изменил своему добродушному характеру, но, как правильно указал Гленарван, причина этого была чисто внешняя.

В восемь часов вечера Талькав, ехавший немного впереди, сообщил, что они приближаются к желанному озеру. Четверть часа спустя маленький отряд уже спускался по крутому берегу Салина-Гранде. Но здесь путников ожидало тяжелое разочарование: озеро пересохло.