Двадцать тысяч лье под водой - Верн Жюль Габриэль. Страница 62

Я подошел к окну. «Наутилус» стоял на месте. Жара была нестерпимая. Вода из белой стала красной от присутствия железистых солей. Несмотря на герметические рамы, в салон проникал удушливый запах серы, и по ту сторону окон вспыхивали порой языки пламени, столь яркого, что меркнул свет прожектора.

Я обливался потом, не хватало воздуха, казалось, вот-вот сварюсь!

– Немыслимо оставаться дольше в этом кипящем котле! – сказал я капитану.

– Да, это было бы неосторожно! – ответил невозмутимый капитан.

Он отдал приказание, «Наутилус» лег на другой галс и вышел из этого пекла, где дальнейшее пребывание становилось небезопасным.

Четверть часа позже мы вздохнули полной грудью, всплыв на поверхность вод.

«Ежели бы Нед Ленд, – подумал я, – избрал для побега здешние воды, живыми мы не вышли бы из этого огненного моря!»

На другой день, 16 февраля, мы покинули этот бассейн, где, между Родосом и Александрией, встречаются впадины глубиной чуть ли не в три тысячи метров. И «Наутилус», обогнув мыс Матапан, вышел в открытое море, оставив позади себя Греческий архипелаг.

Глава седьмая

В СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ ЧЕРЕЗ СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ

Средиземное море, лазурное море, «Великое море» иудеев, море греков, «mare nostrum» [22] римлян, с побережьями, утопавшими в зелени апельсинных рощ, алоэ, кактусов, морских сосен, овеянное чистым морским воздухом, напоенным благоуханием миртов, в окружии высоких гор, но подверженное вулканическим извержениям, оно поистине является полем битвы, где Нептун и Плутон извечно оспаривают власть над миром. Тут, на этих берегах, в этих водах, говорит Мишле, в этом климате, лучшем на земле, человек черпает новые силы.

Но как бы прекрасно ни было Средиземное море, я мог лишь окинуть беглым взглядом этот водный бассейн, поверхность которого занимает два миллиона квадратных километров. Я не мог даже обратиться с расспросами к капитану Немо, потому что этот удивительный человек ни разу не показался за все время нашего молниеносного прохождения через Средиземное море. Думаю, что «Наутилус» прошел под водами этого моря около шестисот лье, покрыв это пространство в двое суток. Мы отошли от берегов Греции 16 февраля, а 18 февраля, с восходом солнца, миновали Гибралтарский пролив.

Я понимал, что капитану Немо не по душе Средиземное море, со всех сторон окруженное той землей, от которой он бежал. Слишком много воспоминаний, если не сожалений, будили в нем его лазурные воды, его легкие ветры. Тут не было той свободы в выборе пути, той полной независимости, какую он обретал в океанских просторах. Как и «Наутилусу», ему было тесно в пространстве, замкнутом между берегами Африки и Европы, столь сближенными под этими широтами.

Мы шли со скоростью двадцати пяти миль в час. Не приходится говорить, что Нед Ленд, к великому огорчению, должен был отказаться от своего намерения нынче же бежать с судна. При скорости «Наутилуса» от двенадцати до тринадцати метров в секунду нельзя было воспользоваться шлюпкой. В таких условиях бежать было так же безрассудно, как выскочить на ходу из вагона курьерского поезда. Кстати сказать, «Наутилус» всплывал на поверхность только ночью, чтобы запастись свежим воздухом, а остальное время шел, следуя показаниям компаса и лага.

Итак, Средиземное море промелькнуло передо мной, как проносится пейзаж перед глазами пассажира курьерского поезда. Короче говоря, мне открывались далекие горизонты, а все остальное, более близкое, ускользало из поля зрения. Все же нам с Конселем удалось наблюдать некоторых средиземноморских рыб, сильные плавники которых позволяли им плыть короткое время вровень с «Наутилусом». Мы проводили многие часы в салоне, сидя у окна. И наши беглые заметки позволяют мне сделать краткий обзор ихтиофауны Средиземного моря.

Рыбы, во множестве населяющие Средиземное море, в большинстве своем ускользнули от моего внимания, иных я видел лишь мельком, но все же некоторых мне удалось наблюдать достаточно. Поэтому позвольте мне, описывая их, придерживаться совершенно фантастической классификации, которая все же вернее всего воспроизведет всю непосредственность моих впечатлений.

В глубинных водах, в полосе яркого света, падавшего от прожектора, извивались миноги в метр длиной, которые водятся почти во всех морях обоих полушарий. Длиннокрылые скаты до пяти футов в ширину, белобрюхие, с пятнами на пепельно-серой спине, расстилались по воде словно платки, унесенные течением. Прочие скаты проносились с такой быстротой, что я не мог заключить, оправдывают ли они свое название морских орлов, которое им дали древние греки, или же они заслуживают прозвищ – крысы, жабы, летучие мыши, – которые им присвоили нынешние рыбаки. Собачьи акулы длиной в двенадцать футов, особенно опасные для водолазов, состязались в скорости со скатами.

Морские лисицы, не менее восьми футов в длину, известные тонкостью обоняния, проносились словно синеватые тени. Дорады из семейства морских карасей, достигавшие в длину тридцати сантиметров, щеголяли своим серебристо-лазоревым одеянием с поперечными полосками, отчетливо выступавшими на темном фоне плавников. Рыба эта с золотистыми бровями над глазницами посвящена древними Венере. Этот драгоценный вид морских карасей не брезгует ни солеными, ни пресными водами. Он населяет реки, озера, океаны, осваивается во всех климатах, выносит любую температуру. Вид этот восходит к прежним геологическим периодам земли и поныне сохраняет свою первозданную красоту.

Великолепные осетры длиной в девять-десять метров проносились вслед им, ударяя могучими хвостами в хрустальные стекла, и мы любовались их голубоватой спиной в коричневых пятнышках. Осетры схожи с акулами, но уступают им в силе и встречаются во всех морях; весной они вступают в борьбу с течением Волги, Дуная, По, Рейна, Луары и Одера; они питаются сельдью, семгой, треской. [23] Несмотря на то что осетры принадлежат к классу хрящевых рыб, мясо их очень нежное; их едят в свежем виде, вялеными, маринованными и копчеными; некогда осетры подавались с большой торжественностью к столу Лукулла. Но из всех обитателей Средиземного моря лучше всего мне довелось познакомиться – в то время как «Наутилус» всплывал на поверхность – с представителями шестьдесят третьего рода костистых рыб. Это были тунцы, у которых спина иссиня-черного цвета, брюхо покрыто серебристой чешуей, а спинные плавники отливают золотом. Говорят, что тунцы сопутствуют судам, укрываясь в их прохладной тени от палящих лучей тропического солнца; и они не опровергали молву, сопровождая наше судно, как некогда сопровождали корабли Лаперуза. В течение многих часов соревновались они в скорости с «Наутилусом». Я не мог вдоволь наглядеться на этих животных, как нельзя лучше приспособленных для быстрого передвижения: у них маленькая голова, гладкое и веретенообразное тело, у иных оно достигает трех метров в длину; у них необыкновенно сильные грудные плавники, а хвостовой плавник раздвоен вилообразно. Тунцы плыли треугольником, как некоторые перелетные птицы, которым они не уступают в быстроте, что дало основание древним говорить, будто бы этим рыбам хорошо известны правила геометрии и стратегии. Однако ничто не спасает их от сетей провансальцев, которые ценят тунца не менее, чем ценили его жители древней Пропонтиды и Рима, и драгоценные животные тысячами погибают в сетях марсельцев.

Попробую назвать тех рыб Средиземного моря, которых нам с Конселем посчастливилось наблюдать более основательно: мимо нас проплывали голубоватые электрические угри; [24] извивались змееобразные мурены в три-четыре метра длиной, раскрашенные в зеленые, голубые и желтые цвета; плыли мерланы длиной в три фута, печень которых считается изысканным блюдом; лентовидные цеполы, напоминавшие стебли водорослей; проносились триглы, которым поэты дали прелестное название «рыба-лира», а моряки – прозвище «морской петух», – несколько напоминавшие видом своего рыльца лиру древнего Гомера; триглы-ласточки плыли с быстротой птиц, чему они и обязаны своим названием; красноголовые морские судаки показывали свой спинной плавник, разукрашенный нитевидными придатками; проплывала сельдь-железница, испещренная черными, серыми, коричневыми, голубыми, желтыми, зелеными пятнами, чувствительная к серебряному звону колокольчиков; блистательные камбалы-тюрбо, настоящие морские фазаны ромбоидальной формы, с желтыми плавниками, сплошь в коричневых точках, верхняя часть боков у них окрашена в коричневые и желтые тона, что придает им вид мрамора. И наконец, стаи прелестных барабулек, этих райских птиц океана. Римляне платили по десять тысяч сестерций за одну такую рыбу! Им доставляло удовольствие наблюдать, как, умирая, рыба постепенно теряла свою окраску горной киновари и становилась мертвенно-бледной.