Михаил Строгов - Верн Жюль Габриэль. Страница 17

«Кто отомстит за умершего, ведь он не может теперь отомстить сам за себя? — думала Надя и в глубине сердца своего взывала к Господу: — Боже, сделай, чтоб это была я!»

Естественно, что, погруженная в свои невеселые думы, Надя оставалась нечувствительной к испытываемым ею лишениям в плену. И вот случай свел ее с Марфой Строговой. Она и не подозревала, кто была эта женщина! Да и как могла она поверить, что эта старуха пленница — мать ее спутника, которого она знала только под именем купца Николая Корпанова? А с другой стороны, как могла догадаться Марфа, что чувство признательности в этой незнакомой молодой девушке связывало ее с ее сыном?

Марфа Строгова сразу обратила на себя внимание Нади. Это равнодушие старой женщины к материальным лишениям их каждодневной жизни, это презрение к физическим страданиям могло быть вызвано только сильной нравственной скорбью. Так думала Надя, и она не ошиблась.

И вот между ними незаметно, почти инстинктивно, возникла самая нежная симпатия друг к другу. Если на пути встречались затруднения и молодая девушка видела, что Марфе тяжело идти, она сейчас же предлагала ей руку и поддерживала ее. Когда пленным раздавали пищу, старуха не двигалась с места, но Надя всякий раз делилась с ней своей скудной порцией. Благодаря своей молоденькой спутнице Марфа Строгова могла идти следом за солдатами, конвоирующими пленный отряд, не будучи привязана к луке седла одного из них, как это делалось со многими из этих несчастных, больных женщин.

— Да наградит тебя Бог за твое внимание к моей старости, дочь моя! — сказала однажды ей Марфа Строгова, и это были единственные слова, произнесенные между ними за это время.

В продолжение следующих дней, скучных и однообразных, они, казалось, поневоле должны были разговориться. Но Марфа Строгова по-прежнему молчала. Она ни разу не заикнулась ни о сыне, ни о роковой встрече, так внезапно столкнувшей их лицом к лицу. Надя со своей стороны также, если и не молчала все время, то говорила мало и сдержанно. Но вот однажды, чувствуя, что перед ней простая и высокая душа, она откровенно рассказала ей обо всем, что произошло с ней со времени отъезда ее из Владимира до самой смерти Николая Корпанова. Ее рассказ о молодом ее спутнике живо заинтересовал старую сибирячку.

— Николай Корпанов? — проговорила она. — Расскажи мне еще про этого Николая! Я знаю только одного человека, единственного среди нынешней молодежи, такое поведение которого меня бы нисколько не удивило. Николай Корпанов! Настоящее ли это было его имя? Уверена ли ты в этом, дочь моя?

— Почему же он стал бы меня обманывать, — отвечала Надя, — когда он никогда ни в чем меня не обманывал?

Между тем какое-то предчувствие заставляло Марфу расспрашивать о нем все подробнее и подробнее.

— Ты сказала, что он был отважен, дочь моя! Ты мне доказала это! — сказала она.

— Да, отважен, — отвечала Надя.

«И мой сын был такой же», — думала про себя Марфа Строгова.

— Ты мне говорила, — снова начинала она, — что он не останавливался ни перед чем, что его ничто не удивляло, что он был кроток и что нежность выражалась даже в его силе, что он был для тебя и сестра, и брат и что он заботился о тебе, как может заботиться только нежная мать?

— Да-да! — воскликнула Надя. — Брат, сестра, мать, он был все для меня!

— А чтобы защищать тебя, он превращался в льва?

— Да, действительно, льва! — отвечала Надя. — Да, он был и лев, и герой в одно и то же время!

«Мой сын, мой сын! «— думала старая сибирячка.

— Он был высок ростом? — спросила она.

— Очень высок!

— И очень красив собой, не правда ли? Ну, отвечай же мне, дочь моя!

— Он был очень красив, — отвечала Надя, вся покраснев.

— Это был мой сын! Говорю тебе, это был мой сын! — вскричала старуха, обнимая Надю.

— Ваш сын? — отвечала страшно изумленная и смущенная Надя. — Ваш сын!

— Ну расскажи же мне все, — продолжала Марфа, — все до конца. Твой спутник, твой друг, твой покровитель, имел он мать? Разве он никогда не говорил тебе о своей матери?

— О своей матери? — сказала Надя. — Он говорил мне о своей матери так же, как я рассказывала ему об отце, часто, постоянно! Он обожал свою мать!

— Надя, Надя, ты рассказала мне историю моего сына, — сказала старуха. — Скажи же мне, проходя через Омск, он не должен был видеться со своей матерью?

— Нет, — отвечала Надя, — нет, не должен был.

— Нет? — воскликнула Марфа. — И ты смеешь мне говорить: нет?

— Я вам сказала «нет», но я должна прибавить, что по каким-то причинам, очень важным, но мне неизвестным, я думаю, что Николай Корпанов должен был проходить через Сибирь, сохраняя глубокое инкогнито. Это был для него вопрос жизни и смерти, нет, скорее вопрос долга и чести.

— Да, ты права: это был его долг, великий долг, — проговорила старая сибирячка. — Долг, для выполнения которого жертвуют всем, отказывают себе во всем, даже в простой радости прийти и поцеловать, быть может, в последний раз старуху мать. То, что тебе неизвестно, Надя, и то, что было до сих пор и для меня тайной — теперь я узнала! Твой рассказ открыл мне все. Но тот свет, что ты пролила мне в душу, я не могу поделиться им с тобой! Если сын мой не открыл тебе своей тайны, то и я не в праве открывать ее. Прости мне, Надя! Я плачу тебе неблагодарностью за всю доброту твою ко мне.

— Мать, — отвечала Надя, — я не спрашиваю у вас ни о чем.

Да, теперь для старой сибирячки все стало ясно, все, даже странное поведение ее сына в Омске, в присутствии посторонних свидетелей их встречи. Не было сомнения, что спутник молодой девушки был не кто другой, как Михаил Строгов. Какое-нибудь тайное поручение, быть может, важная депеша, которую он должен был отвезти через завоеванную страну, заставила его скрывать свою должность царского курьера.

«Ах, мое дорогое дитя, — думала Марфа Строгова. — Нет, я не предам тебя, никакие мучения не заставят меня признаться в том, что я видела в Омске своего сына!»

ГЛАВА III. ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН

Таковы были теперь отношения между Надей и Марфой Строговой. Старухе все было понятно и ясно как день. Молодая же девушка, хотя и оставалась еще в неведении насчет судьбы, постигшей ее спутника, знала, по крайней мере, что женщина, заступившая ей место матери, в то же время мать и ему, и благодарила Бога за то, что Он даровал ей эту радость и дал возможность заменить старой пленнице ее погибшего сына. Но ни одной из них не было известно, что Михаил Строгов, взятый в плен при Колывани, находился в том же отряде военнопленных, что и они, и что он шел теперь вместе с ними в Томск.

Пленных, доставленных Иваном Огаревым, присоединили к тем, что находились уже раньше в татарском стане. Тут были и сибиряки, и русские, военные и штатские, всего несколько тысяч человек, и отряд этих несчастных растянулся на несколько верст по дороге. Некоторые из них, как преступники, были в кандалах и шли, прикованные к одной длинной цепи. Тут были также женщины и дети, связанные или привязанные к седлам и к стременам, и их тоже безжалостно тащили по пыльной дороге. Всех их гнали и били, подгоняя, как гонят скот, когда его ведут на убой. Тех, что не в силах были идти дальше и падали по дороге от усталости, тех просто убивали.

Михаил Строгов шел в передних рядах вместе с колыванскими пленниками, пленники же, пришедшие из Омска, шли намного сзади него. Таким образом, ни Марфа Строгова с Надей, ни Михаил не могли подозревать, что находятся так близко друг от друга.

Правый берег Оби до самого начала предгорья Саянской возвышенности, простирающейся и на север, и на юг, представляет собою угрюмую, пустынную местность. Несколько жалких, выжженных солнцем кустарников одни оживляют эту однообразную, бесконечную равнину. Недостаток в растительности происходит от недостатка воды, и для пленников, изнуренных на пути жаждою, это было еще новое мучение. Чтобы достать проточной воды, надо было свернуть на восток, верст на пятьдесят в сторону, почти до самого предгорья Саянских гор, служившего водоразделом Обского и Енисейского бассейнов. Там протекала речка Томь, маленький приток Оби; протекая через город Томск, она терялась в одной из обширных северных водных артерий; там воды было в изобилии, степь была не так суха, воздух не так душен.