Пять недель на воздушном шаре - Верн Жюль Габриэль. Страница 55
– А что сталось с этим Лендером? – спросил сильно заинтересованный Джо.
– Ему удалось вернуться на побережье, и он благополучно прибыл в Лондон с бумагами капитана и точным донесением о своем собственном путешествии. Лендер предложил правительству свои услуги: завершить исследование Нигера. Он соединился со своим братом Джоном. Они были родом из Корнуолла, из бедной семьи. Братья спустились по реке-от города Буссы до устья, описывая ее берега, селение за селением, город за городом. Это путешествие, начатое в тысяча восемьсот двадцать девятом году, закончилось в тысяча восемьсот тридцать первом году.
– И оба брата избегнули общей участи? – спросил Кеннеди.
– Да, по крайней мере на этот раз. Но в тысяча восемьсот тридцать третьем году Ричард предпринял третье путешествие по Нигеру и погиб возле самого устья реки от пули, пущенной неизвестно кем. Вы видите, друзья мои, страна, над которой мы летим, была свидетельницей благородных и самоотверженных подвигов, наградой которым слишком часто бывала лишь смерть.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Доктору доставляло удовольствие рассказывать своим товарищам в этот дождливый, сумрачный день тысячи подробностей о проносящейся под ними местности. Она была плоской, и потому препятствий для полета никаких не представляла. Одно лишь тревожило Фергюссона – проклятый северо-восточный ветер. Он дул со страшной силой и относил «Викторию» несколько в сторону от Тимбукту.
Дойдя на севере до Тимбукту, Нигер изгибается, словно гигантский фонтан, а затем целым снопом сверкающих рукавов несется к Атлантическому океану.
Внутри этой грандиозной излучины Нигера природа чрезвычайно разнообразна. Здесь и буйная растительность и полнейшее бесплодие: невозделанные равнины сменяются полями маиса, а за ними тянутся обширные пространства, поросшие дроком. Всевозможные водяные птицы – пеликаны, чирки, зимородки – целыми стаями носятся над притоками Нигера и над его болотистыми рукавами.
Время от времени мелькают деревни туарегов. Мужчины отдыхают в кожаных шатрах, а женщины, куря большие трубки, занимаются домашними работами, доят верблюдов.
К восьми часам вечера «Виктория» пролетела на запад больше двухсот миль, и здесь перед глазами путешественников развернулась чудесная картина: лунные лучи, прорываясь сквозь тучи и скользя между полосами дождя, заливали своим светом горную цепь Хомбори. Как причудливы очертания этих базальтовых вершин! Они вырисовываются на фоне темного неба фантастическими силуэтами, напоминая, подобно плывучим льдам полярных морей, легендарные развалины какого-то огромного средневекового города.
– Вот картина из «Удольфских тайн», – сказал доктор, – Анна Радклиф не сумела бы придать горному пейзажу более мрачный и таинственный вид.
– Право же, – ответил Джо, – не хотелось бы мне очутиться одному ночью в этой стране призраков. Знаете ли, сэр, я с удовольствием перенес бы этот пейзаж в Шотландию. Он был бы недурен на берегу озера Ломонд, и туристы устремились бы туда толпой.
– В нашем шаре маловато места и удовлетворить твою фантазию было бы трудно. Но смотрите-ка, направление полета как будто меняется. Превосходно! Духи этой таинственной мест ности очень любезны; они надули для нас с юга-востока ветер, – а нам того и надо.
Действительно, «Виктория» взяла курс к северу и 20 мая утром уже неслась над запутанной сетью речек – притоков Нигера. Некоторые из них так заросли травой, что издали производили впечатление тучных лугов. Это был путь, пройденный Бартом, когда он спустился вниз по реке до Тимбукту. Нигер, в этом месте достигая восьмисот футов ширины, протекал среди берегов, обильно поросших крестоцветными всевозможных видов и тамариндами. В густой траве прыгали, погружая в нее кольчатые рога, стада газелей, а аллигаторы подстерегали их. Длинные вереницы ослов и верблюдов, нагруженных товарами, тянулись по дорогам среди великолепных деревьев. Скоро за излучиной реки появились расположенные амфитеатром низкие домики. На их крышах и террасах было навалено скошенное сено.
– Это Кабара, порт Тимбукту! – весело закричал доктор. – А до самого города, пожалуй, не будет и пяти миль.
– Значит, вы довольны, сэр? – спросил Джо.
– Я в восторге, мой милый!
– Прекрасно! Значит, все к лучшему.
Действительно, в два часа дня столица пустыни, таинственный Тимбукту, имевший в былые времена, как некогда Афины и Рим, свои школы ученых и свои кафедры философов, развернулся перед взорами воздухоплавателей.
Тут Фергюссон, следя по карте, сделанной собственноручно доктором Бартом, убедился, насколько она была точна. Город этот представляет собой огромный треугольник, как бы начерченный на безбрежных белых песках. Вершина его направлена к северу и врезывается в пустыню. Кругом – ничего, кроме диких злаков, карликовых мимоз и чахлого кустарника.
Самый город с высоты птичьего полета представлялся кучей шариков и кубиков. Улицы были довольно узки. Их обрамляли одноэтажные квадратные дома из необожженного кирпича и тростниковые хижины с остроконечными соломенными крышами. На террасах домов там и сям были видны лежащие в небрежных позах люди в ярких одеждах, с копьями или мушкетами в руках. В этот час на улицах не было женщин.
– А говорят, что они здесь очень красивы, – заметил доктор. – Видите, – продолжал он, – три башни на трех мечетях. Это почти все, что осталось от былого величия Тимбукту. В вершине треугольника высится мечеть Сонкоре, окруженная галереями. которые покоятся на аркадах довольно чистого рисунка; несколько дальше, возле квартала Сан-Гунгу, мечеть Сиди-Ягия и несколько двухэтажных домов. Не ищите ни двооцов, ни па мятников. Здешний шейх – всего-навсего купец и его царственное жилище – только контора.
– Мне кажется, – сказал Кеннеди, – что я различно полуразвалившиеся каменные стены.
– Они были разрушены фулахами в тысяча восемьсот двадцать шестом году, тогда город был на одну треть больше. Тимбукту с одиннадцатого века являлся для всех вожделенной добычей и поочередно принадлежал туарегам, сонраи, марокканцам и фулахам. Да, этот когда-то великий центр цивилизации, где в шестнадцатом веке ученый Ахмед-Баба владел библиотекой в тысячу шестьсот рукописей, теперь не что иное, как торговый склад Центральной Африки.
Город в самом деле казался заброшенным. На нем лежал отпечаток неряшливости, как на всех отживающих свой век городах. На окраинах скопились огромные кучи мусора; они высились как пригорки – единственные в этой ровной местности, если не считать холма, стоявшего в центре рыночной площади.
Когда «Виктория» проносилась над городом, в нем началось движение, забили даже барабаны. Но вряд ли последний захудалый местный ученый имел время исследовать новое удивительное явление. Воздухоплаватели, подхваченные могучим ветром пустыни, уже неслись над извилистыми берегами Нигера, и вскоре город Тимбукту стал одним из их мимолетных путевых впечатлений.
– Куда же теперь занесет нас судьба? – задумчиво проговорил доктор.
– Хорошо, если б на запад, – заметил Кеннеди.
– Вот как! – воскликнул Джо. – А что касается меня, то, если б пришлось вернуться тем же путем на Занзибар и даже лететь через Атлантический океан в Америку, – это ничуть меня бы не испугало.
– Но, видишь ли, Джо, прежде всего надо иметь возможность это сделать, – возразил Фергюссон.
– А чего нам, мистер Самуэль, не хватает для этого?
– Газа, мой милый. Подъемная сила нашей «Виктории» заметно слабеет. И надо очень бережно относиться к водороду, чтобы нам его хватило до побережья океана. Мне придется даже начать выбрасывать балласт. Как видно, мы стали слишком тяжелы.
– Вот что значит, мистер Самуэль, ничего не делать! – воскликнул Джо. – Лежишь себе по целым дням в гамаке, как бездельник, ну, поневоле начнешь жиреть и прибавлять в весе. Когда мы вернемся, все найдут, что мы невозможно растолстели.