Север против Юга - Верн Жюль Габриэль. Страница 2

Известно, что представляют собой американские речные пароходы. Это настоящие многоэтажные дома, с широкими террасами и с двумя огромными трубами, поднимающимися над носовой частью. Над палубою протянут тент. Пароходы на Гудзоне и на Миссисипи — настоящие плавучие дворцы и могут вместить население целого городка. Правда, для такой реки, как Сент-Джонс, да и вообще для Флориды, нужды в громадных пароходах не было, и поэтому «Шаннон» по размерам своим был, так сказать, небольшим особняком, хотя по внутреннему расположению и наружному своему виду представлял собою точный сколок с разных «Кентукки» и «Ричмондов».

Погода стояла великолепная. По ясному голубому небу лишь кое-где на горизонте плыли легкие и перистые облака. В Новом Свете на тридцатой, параллели в феврале месяце почти так же жарко, как в Старом вблизи пустыни Сахары. Впрочем, чрезмерный зной умерялся здесь легким морским ветерком. И большинство пассажиров оставалось поэтому на палубе, вдыхая приносимый ветром аромат прибрежных лесов. От косых лучей солнца их защищали тенты, которые при быстром ходе судна колебались точно индийские опахала.

Тексар и пять-шесть его сотоварищей спустились в буфет; привыкнув в американских барах к крепким напиткам, они принялись поглощать стакан за стаканом джин, английскую горькую и бурбон-виски. Все это был народ неотесанный, с грубыми манерами и речью; одеты они были в сукна и кожу, как люди, живущие больше в лесной глуши, чем в городах. Тексар, видимо, пользовался среди них большим авторитетом, которым был, вероятно, обязан как своему властному характеру, так и видному общественному положению и богатству. Он безмолвствовал, и вся компания поэтому тоже пила молча.

Наконец он нарушил молчание; взяв валявшуюся на столе газету, он пробежал ее глазами, но вскоре, отбросив ее прочь, проворчал:

— Какое старье!

— Еще бы не старье: номер-то от третьего дня, — поддакнул ему один из его спутников.

— А за три дня многое могло случиться, когда бои идут почти что рядом, — прибавил другой.

— Кстати, как теперь дела на фронте? — спросил Тексар.

— Федеральное правительство, говорят, подготовляет экспедицию во Флориду. Стало быть, со дня на день мы можем ждать вторжения северян.

— Да так ли это?

— Не знаю, но такие слухи ходили еще в Саванне, а в Сент-Огастине мне их подтвердили.

— Ну что ж, пусть они только явятся! Пусть! — вскричал Тексар, стукнув с такой силой кулаком по столу, что стоявшая на нем посуда подпрыгнула. — Пусть только сунутся! Посмотрим, позволят ли флоридские рабовладельцы этим ворам аболиционистам ограбить себя!

Ответ Тексара станет понятным, если вспомнить причину великой междоусобной войны, которая вспыхнула в Северной Америке в то время, к которому относится наш рассказ. Начавшись 11 апреля 1861 года пушечным выстрелом по форту Самтер, эта война была теперь в самом разгаре и почти полностью охватила уже Южные штаты Америки. Ответ указывал и на то, что Тексар был защитником рабовладения и, следовательно, держал сторону большинства населения рабовладельческих штатов.

На борту «Шаннона» встретились как нарочно представители обеих враждующих партий: федералисты-северяне — противники рабовладения, или, как их называли еще, аболиционисты, и конфедераты-южане — сепаратисты, или сторонники рабовладения.

Час спустя Тексар со своими единомышленниками, которые уже порядком заложили за галстук, вышел на верхнюю палубу. Миновали уже правобережные бухты Трент и Шестимильную — в первой из них воды Сент-Джонса подступают почти к опушке густого кипарисового леса; во второй — доходят до Двенадцатимильного болота, о величине которого можно судить уже по одному его названию.

Пароход шел в это время вдоль берегов, окаймленных великолепными лесами. Тут были тюльпанные деревья, магнолии, сосны, кипарисы, кустарниковые дубы, юкки и много других, стволы которых исчезали в густой чаще азалий и драконова корня. Порой из бухточек, питающих своими водами болотистые равнины графства Дьювал и Сент-Джонс, доносился резкий запах мускуса. Однако его источником были отнюдь не цветущие кусты, столь ароматные в этом жарком климате, а аллигаторы, спешившие скрыться в высокой траве при шумном приближении «Шаннона». Из этих лесов, сливаясь в нестройный, но причудливый хор, доносились до парохода голоса всевозможных птиц — дятла, цапли, жакамара, выпи, белоголового голубя, дрозда-пересмешника и сотен других разнообразнейших пород всевозможной величины и окраски; лесная сова голосом чревовещателя повторяла все лесные звуки — вплоть до крика петуха, пронзительного, как звук рожка, и слышного чуть ли не за несколько миль.

Когда Тексар, поднимаясь на рубку, достиг верхней ступеньки трапа, он почти столкнулся с женщиной, собиравшейся спуститься в буфет. То была служанка семьи Бербанков, мулатка. Очутившись внезапно перед заклятым врагом своего хозяина, она отпрянула назад; лицо ее на миг выразило непреодолимое отвращение. Потом, казалось, не замечая злобных взглядов Тексара, она посторонилась.

Тексар пожал плечами и, обращаясь к своим спутникам, громко сказал:

— Это Зерма, одна из невольниц Бербанка, который выдает себя за противника рабства.

Зерма ничего не ответила и, когда освободился проход, спустилась вниз, не обратив как будто никакого внимания на его слова.

Тексар прошел на носовую часть палубы. Закурив сигару и словно позабыв о своих спутниках, последовавших за ним наверх, он стал внимательно разглядывать левый берег Сент-Джонса. Здесь начиналось графство Патнам.

Тем временем на корме тоже шел разговор о войне. После ухода Зермы Джемс Бербанк остался с двумя друзьями, которые ездили с ним в Сент-Огастин. Один из них был его шурин Эдвард Кэррол, а другой — флоридец из Джэксонвилла, Уолтер Стэннард. Они так же, как и их противники, возбужденно обсуждали теченье кровавой борьбы, от исхода которой зависела жизнь или смерть Соединенных Штатов. Но Джемс Бербанк, как мы увидим в дальнейшем, рассматривал события с совершенно иной точки зрения, нежели Тексар.

— Мне не терпится, — говорил он, — поскорее вернуться в Кэмдлес-Бей. Вот уже два дня, как мы оттуда. Быть может, за это время на фронте случилось что-нибудь новое, быть может, Дюпон и Шерман уже овладели Порт-Ройялом и островами Южной Каролины?

— Это случится несомненно в ближайшем же будущем, — ответил Эдвард Кэррол, — странно будет, если президент Линкольн не расширит военные действия до Флориды.

— Давно бы пора, — подхватил Джемс Бербанк. — Давно пора смирить высокомерных рабовладельцев Джорджии и Флориды, которые думают, что если они далеко, то до них уже не добраться. Взять хоть бы того же Тексара: посмотрите, как он себя нахально ведет. Рассчитывая на поддержку рабовладельцев штата, он всячески старается возбудить общественное мнение против нас, сторонников Севера, и наше положение в этих условиях становится с каждым днем опаснее.

— Ты прав, Джемс, — согласился Кэррол. — Необходимо как можно скорее подчинить Флориду вашингтонскому правительству! Я жду и не дождусь, чтобы федералисты пришли и навели у нас порядок, иначе нам, пожалуй, придется бежать со своих плантаций.

— Они придут и, вероятно, очень скоро, дорогой Бербанк! — вмешался Уолтер Стэннард. — Третьего дня, когда я уезжал из Джэксонвилла, город был взволнован слухами о намерении Дюпона форсировать фарватер Сент-Джонса, и сторонники рабовладения стали угрожать всем, кто не разделяет их взглядов. Боюсь, что у нас на днях вспыхнет мятеж. Попытаются свергнуть городские власти, а на их место посадить отъявленнейших негодяев.

— Что ж тут удивительного, — ответил Джемс Бербанк. — В ожидании федералистской армии нам предстоят тяжелые дни. Но изменить положение не в наших силах.

— Да, ничего не поделаешь! — продолжал Уолтер Стэннард. — Если в Джэксонвилле и вообще во Флориде и нашлось бы несколько честных людей, наших единомышленников, — их все равно оказалось бы слишком мало, чтобы дать отпор конфедератам. Только приход федералистов может спасти нас, да и то если они не замешкаются.