Священник в 1839 году - Верн Жюль Габриэль. Страница 17

— Мама, я больше не пойду на исповедь, это слишком страшно. Как он отвратителен, весь черный, черный, пустые глаза, чудовище. Он ведь ушел, не так ли, ты прогнала его? Добрая моя мамочка, я так люблю тебя! Ты ведь не оставишь меня, правда же? Поцелуй меня, поцелуй еще раз.

Девушка точно впала в безумие, мысли путались. Внезапно она замерла. Черты лица разгладились и успокоились, как воды озера, когда стих ветер. Она оставалась без движения, с закрытыми глазами и, казалось, спала. Но долго это не продлилось. Ее пробудило страшное видение. Это, должно быть, действительно было ужасно. Анна походила в этот момент на беломраморную статую. Одежда в беспорядке, голые плечи, руки, точно восковые. Она была так бледна, что едва выделялась на фоне сверкающей белизны простынь.

Сложив ладони перед грудью, девушка какое-то время оставалась в позе молящейся, потом, высвободившись из-под одеяла, поднялась на колени. Она как будто прислушивалась к словам кого-то невидимого, усердно отвечая на благие советы молчаливым согласием. Вдруг кровь прилила к лицу, оно порозовело, оживилось. Девушка, вздрогнув, вздохнула (вздох был странный, не грудной) и без сил, повалилась на кровать.

Мать испугалась, ей показалось, что жизнь покидает ее девочку. Несчастная женщина опрометью бросилась звать на помощь. Несколько минут спустя в комнату вошел месье Дельтур, а вслед за ним служанка и доктор. Доктор Тюрпен жил ближе всего, и именно он поспешил на зов отчаявшихся родителей.

— Долго ли продолжался припадок? — спросил доктор у мадам Дельтур, после того как она пересказала ему события, предшествующие нервному расстройству дочери.

— Несколько часов, месье.

— С того самого происшествия, что так ее потрясло, она быстро оправилась?

— Быстро, месье. Мы даже надеялись, что нашим несчастьям пришел конец. Думали вернуться в деревню, но сегодня…

— Все ясно, — вздохнул доктор, — дело в мужчине. Надо бы повидать Дорбея и обязательно поговорить с ним.

— Есть ли надежда, что наше дитя выздоровеет? — спросил месье Дельтур.

— Надежда, безусловно, есть. Припадки будут продолжаться. Но со временем то, что так волнует вашу дочь, забудется. Не противоречьте ей ни в чем, соглашайтесь со всеми ее причудами и желаниями. Вы упоминали о молодом человеке, вынесшем девушку из давки?

— Да, месье. Мы ему очень признательны, — отвечала мадам Дельтур, — с удовольствием примем у себя.

— Месье, — перебил ее муж, — быть может, нам не стоит принимать этого незнакомца? Как ваше мнение?

— Напротив, новое лицо развлечет вашу дочь и, возможно, укрепит в борьбе против фантомов, мучающих ее. Если нет серьезных препятствий, я советовал бы вам принять его.

— Но…

— Что же будет с нашим ребенком, месье? — вмешалась мадам Дельтур, заметив, что муж сбивается не на ту тему.

— Сейчас Анна отдыхает, она очень слаба. Припадок совершенно измотал ее. Если начнется следующий, у бедняжки может не хватить сил. Постарайтесь не будить ее. Прошу вас, мадам, не беспокойтесь.

— Спасибо, доктор. Я побуду с ней, я ужасно волнуюсь.

— Конечно, мадам. Когда рядом мать, для ребенка нет ничего лучше. Это самое эффективное лекарство.

— Вы зайдете к нам завтра?

— Да, мадам.

— Рано?

— Нет, мадам.

— Почему же, доктор? — забеспокоилась мадам Дельтур.

Доктор ответил не сразу:

— Мне необходимо кое-что выяснить. Как только я все улажу, немедленно поспешу к вам. Надеюсь, мадам, я не понадоблюсь вашей дочери.

Доктор попрощался и вышел, бормоча себе под нос: «Это невероятно; не ошибаюсь ли я? Впрочем, посмотрим».

Проводив доктора Тюрпена, мадам Дельтур вернулась к постели дочери, а месье Дельтур улегся на свою кровать не раздеваясь, готовый к любым сюрпризам.

Усаживаясь у изголовья больной, мадам Дельтур бросила беспокойный взгляд на ее лицо. Анна так ослабела, что едва дышала, и мать время от времени с испугом прислушивалась, не исчезло ли дыхание вовсе. Мадам Дельтур положила руки девушки поудобнее, поправила одеяло и глуше занавесила полог, чтобы больную не беспокоили комары. Так, не смыкая глаз, просидела она до самого утра.

Глава XI

Проснувшись на следующее утро, доктор Тюрпен отправился к месье Дорбею. В этот же ранний час, встав с постели, Жюль Деге решил навестить своего друга Мишеля Рандо.

У молодого человека нашлось немало причин для беспокойства, и ему еле-еле удавалось держать себя в руках. Надо было спешить. Во-первых, он хотел убедиться, что его друг Мишель Рандо остался вчера цел и невредим. Во-вторых, он собирался отдать последний долг старику Жозефу, ибо видел, как тот поднимался на колокольню, и не сомневался, что его уже нет в живых. В-третьих, поскольку Жюль считал Жозефа мертвым, то пора было вскрыть таинственный конверт. И, в-четвертых, последняя забота, хотя наш герой и не отдавал себе в том отчета, отодвигала на второй план все остальные: мысль о спасенной девушке неотступно преследовала его.

Как это часто бывает с влюбленными, Деге чувствовал себя и счастливым и несчастным одновременно. Его поразила красота Анны, но о ком же тогда говорил, кого пророчил ему Жозеф? Да и откуда старый звонарь мог знать будущее? Не тронулся ли он, часом, так доверяя старику? Между тем Жюль все время видел перед глазами прекрасное лицо незнакомки. Куда бы он ни заглянул, на каком бы предмете ни остановил взгляд, все виделось в тумане, как бы сквозь мерцающий портрет девушки.

Жюль не был человеком независимого ума и не обладал достаточной способностью к трезвому рассуждению. Попробуйте уравновесить чаши весов, когда на них неодинаковый груз. Ничего не выйдет, ведь так? То же самое происходило и с молодым человеком; думы о юной красавице занимали его куда больше, чем все остальные.

Жюль силился воскресить в памяти недавние события, вспомнил безжизненное тело в его руках и желание, во что бы то ни стало спасти, вынести несчастную из толпы. Ему нравилось вспоминать о трудностях, усталости, опасностях пополам с надеждой, и как-то незаметно, само собой получилось, что он начал преувеличивать эти опасности и то, с какой самоотверженностью, с каким мужеством он им противостоял, чтобы вынести из церкви драгоценную ношу. Еще немного — и Жюль почувствовал бы себя героем. Но простим юноше. Он так любил незнакомку, что она стала для него божеством; он верил в нее, и эта вера, казалось, способна была сдвинуть горы.

Так, лелея мысли о своей внезапной любви, Жюль добрался до улицы Порт-Гишар, номер восемь, где жил Мишель Рандо. При виде знакомого дома он очнулся от сладких грез и удивился, что пришел сюда машинально, не помня дороги. Однако он вернулся на землю. Мишель остался после гибели Жозефа единственным, кому он мог доверять всецело. Если и Мишель пал жертвой катастрофы, с кем же он останется? Жюль не мог больше раздумывать об этом. Когда рука ощутила холод перил на лестнице, его бросило в дрожь.

Жюль. вдруг разом ощутил весь ужас реальных событий, и опасности, которые он только что с ребяческим бахвальством преувеличивал, предстали перед ним достаточно серьезными сами по себе. Деге решил немного пройтись по аллее рядом с домом, чтобы прийти в себя, подышать свежим воздухом. Со стороны он, пожалуй, походил на человека, потерпевшего кораблекрушение.

Молодой человек вышел на улицу и осмотрел дом снаружи. Ничего особенного. Такое же сумрачное, угловатое здание, как и всегда; камень, дерево, шифер — все по-старому. Дом недавно покрасили, и вид у него стал немного веселее. Привычная обстановка подействовала на Жюля успокаивающе. Он прошелся по аллее, вернулся, поднялся на крыльцо, позвонил и мгновение спустя уже обнимал друга, отворившего ему дверь.

— Мишель!

— Жюль!

— Благодарение Господу, ты жив и здоров.

— А ты? Куда ты исчез?