Замок в Карпатах - Верн Жюль Габриэль. Страница 31

Но тут вступает в свои права неподражаемый фантаст, и «мистика» обретает реальную основу. Оказывается, в замке хозяйничают отнюдь не духи, а тайно вернувшийся в свое владение барон Рудольф фон Гортц и его неизменный спутник, непризнанный изобретатель Орфаник. Используя известные к тому времени научные достижения в области электричества, звукозаписи и телефонной связи, Орфаник, по настоянию барона, сумел воссоздать с помощью зеркал зрительный образ Стиллы и воспроизвел ее голос.

XIX век, когда Жюль Верн приобщался к литературному творчеству, был веком пара. Но вот на смену ему приходит новый вид энергии — электричество. Понимая это, писатель старается силой своей фантазии приблизить торжество «электрического века». Он называет электроэнергию «душой Вселенной» и именно с ней связывает дальнейшие успехи науки. При жизни писателя, в 1876 году. Грэхем Белл изобрел телефон; в 1877 году над бульварами Парижа вспыхнули электрические лампы; в том же году Эдисон создал свой знаменитый фонограф, позволяющий записывать и воспроизводить звуки музыки и человеческую речь. Страстный поборник научного прогресса и провозвестник новых технических изобретений, Жюль Берн не мог пройти мимо поразивших его открытий, и роман «Замок в Карпатах» — лучшее тому подтверждение. В основе таинственных явлений, происходивших в старой крепости, лежали, как оказалось, новейшие достижения физики.

Деликатно, не желая никого обидеть, автор иронизирует над суевериями отсталых людей, которые даже после признаний Орфаника продолжают верить в нечистую силу и прочие чудеса. Но разве мало столь же рьяных поборников «привидений» и в наши дни, в эпоху невиданных завоеваний в области космоса, атомной энергии и электроники? Конечно, жизнь сложна и, как свидетельствует опыт, даже величайшие научные открытия не в состоянии избавить человечество от тяжких лишений и страданий. Об этом предупреждал и великий провидец Жюль Берн. Так стоит ли удивляться тому, чго наши современники иной раз ищут забвения в «волшебных» сказках, внемля прекраснодушным обещаниям бессовестных шарлатанов.

В отличие от «Зеленого Луча», финал второго романа печален, даже трагичен. Погибает под развалинами взорванного им замка барон Рудольф фон Гортц. Судьба этого человека как бы доказывает простую истину: нельзя любить искусство и не любить его носителя — человека. Остается со своими грустными воспоминаниями о прекрасной Стилле граф Франц де Телек. Его история лишний раз подтверждает неистребимую силу настоящей любви, о которой всю жизнь мечтал Жюль Берн.

В заключение позволим себе привести выдержку из письма Жана Жюль-Верна, присланного автору этих строк в 1978 году, где внук описывает деда, прославленного писателя, влюбленного в литературу.

Поблагодарив за помощь в издании на русском языке биографии Жюля Верна, мой корреспондент писал:

«Я с грустью вспоминаю образ старого человека, обремененного годами и болезнью, который до своего последнего часа жил работой и мечтой, не щадя уже слабых сил для завершения взятой на себя миссии…

В 1898 году я довольно долго жил у деда в Амьене, на улице Шарля Дюбуа и учился в соседней школе. Как живого вижу его гуляющим с собакой Фолетт в своем скромном саду — на пасху я искал там яйца, упавшие с неба! Он всегда прощал мелкие прегрешения, которые я не упускал случая совершать, и от души радовался, когда нам вместе удавалось сходить в цирк — в «его» цирк, как говорила, посмеиваясь, бабушка: с самого начала дсд ревностно наблюдал за его строительством.

Помню и 1900-й год. Вернувшись на склоне лет в маленький дом, дед, смирившийся и усталый, сделался молчаливым, но по-прежнему поднимался с восходом солнца и садился за рабочий стол в своем тесном кабинете — настоящей монашеской келье; там и спал на железной кровати. Когда отказали глаза, замутненные катарактой, и перестала слушаться сведенная судорогой рука (недуг писателей), он попросил моего отца помочь в переписке набело рукописей. Никто другой не смог бы разобрать этот почерк (писал дед обычно карандашом). Отцу же с живостью вновь обретенной молодости поверялись и все новые замыслы.

А потом… я вернулся в маленький амьенский домик, чтобы быть рядом с дедом в момент его смерти. Он умер стоически, в полном сознании. А мне осталась только печаль, — удел тех, кто теряет дорогого человека».

Это теплое и грустное письмо живо напомнило мне Амьен, городское кладбище и памятник, установленный на могиле Жюля Верна: дерзкий мечтатель и романтик будто выходит из могилы навстречу грядущему, приподняв плечами надгробную плиту и взметнув руку к небу…

В. СЕДЫХ,

Президент Ассоциации друзей Франции