Московское царство - Вернадский Георгий Владимирович. Страница 16

В январе 1553 г. Утемыш (которому тогда было шесть лет от роду) был крещен под именем Александр. Ему дали достойное русское образование. Одаренный и подающий надежды мальчик Александр безвременно скончался в возрасте девятнадцати лет. Он был похоронен в Архангельском Соборе Кремля, месте захоронение московских царей.

Вслед за крещением Утемьша хан Ядигар попросил царя Ивана IV простить ему его былое прегрешение (грубость, т.е. отказ сдать Казань) и не наказывать его, а позволить принять христианство. Он заверил, что искренне хочет верить в Христа. После консультации с митрополитом Макарием Иван IV дал разрешение, и глава церкви был послан к Ядигару для разъяснения истин веры. 26 февраля Ядигар был крещен в присутствии царя, митрополита, других прелатов и бояр. Он получил имя Симеон. После этого Ядигар был известен в Московии как царь Симеон. Поскольку он был сыном Касая, на него ссылались как на Симеона Касаевича. Через некоторое время после своего крещения царь Симеон женился на русской девушке, происходящей из одной древней московской боярской семьи, Марии Андреевне Кутузовой. Он стал одним из доверенных воевод Ивана IV и жил до 1565 г.

Перед тем, как покинуть Троицкий монастырь, Иван IV приказал боярам обсудить ситуацию на заседании Думы и принять подобающие решение как о казанских делах, так и о системе кормления. Боярам это распоряжение не нравилось. Следует вспомнить, что в заседании Думы участвовали многие противники Адашева. Этими непродуманными действиями Иван IV не только поставил под удар Адашева, но и нанес вред дальнейшему ходу реформ.

Казанская кампания не пользовалась популярностью у бояр – противников Адашева, особенно теперь, когда каждому стало ясно, что потребуются напряженные усилия для завершения завоевания. Эти чувства были резко выражены князем Семеном Лобановым-Ростовским: «Московское царство было повергнуто в бедность (казанской кампанией), и в любом случае невозможно будет удержать Казань».

Автор интерполяций в «Царственную книгу», дьяк Иван Висковатый, иронически отзывался об этом заседании Боярской Думы: бояре «устали от таких великих усилий и работы и даже не сумели закончить малую долю ее. Они отложили любое решение по казанским делам и, жаждая богатства, начали обсуждать вопросы кормления». 124 (Из этого следует, что уничтожение кормления лишило бы бояр значительного дохода, и поэтому бояре попытались сохранить эту систему).

Пренебрежение бояр к казанским делам, продолжал комментатор, привело к тому, что вся «нижнеземельная» часть к востоку от Волги, включая Арск, восстала против Москвы, и было пролито много христианской крови.

Боярский саботаж программы реформ был не только выражением их недовольства Адашевым. Группа бояр, включая вышеупомянутого князя Семена Лобанова-Ростовского, выступала и против самого царя Ивана ГУ. Некоторые из разочарованных бояр даже начали подумывать о замене Ивана IV при первой возможности более удобным им правителем, а точнее, двоюродным братом Ивана IV, князем Владимиром Андреевичем Старицким. 125

Неожиданно довольно скоро такая возможность представилась.

1 марта 1553 г. царь тяжело заболел. Его родственники и придворные были охвачены горем. Его противники радовались, надеясь, что он не выживет. 126 Среди всеобщего замешательства дьяк Иван Михайлович Висковатый «напомнил суверену о его завещании. Суверен приказал исполнить завещание – его (завещание) суверен всегда имел наготове». 127

Это свидетельство в определенной мере двойственно. Некоторые ученые полагают, что завещание было сделано лишь во время царской болезни. 128 По моему мнению, слова Висковатого показывают, что завещание было написано до болезни царя. Оно могло быть подготовлено до начала казанской кампании. Если царская волеизъявление существовало до рождения царевича Дмитрия, то имя последнего могло быть и не упомянуто в нем.

Как бы то ни было, после исполнения воли Висковатым, «они» (очевидно, Висковатый и поддерживающие его) попросили царя приказать князю Владимиру Старицкому и боярам присягнуть царевичу Дмитрию. Недовольные бояре, рассчитывающие, что после смерти царя Ивана IV трон унаследует князь Владимир Андреевич Старицкий, подняли мятеж. Амбициозная и любящая интрига мать Старицкого, Ефросиния (урожденная княгиня Хованская) находилась в тесных контактах с недовольными боярами. Сам же князь Владимир, как можно предположить, был бы вполне удовлетворен положением регента при маленьком Дмитрии.

Загадкой летописи этих смутных дней является отсутствие какой-либо информации о роли митрополита Макария в этих событиях. Его имя даже не упоминается.

Бояре, желавшие, чтобы трон достался князю Владимиру Старицком, говорили, что если царем станет мальчик Дмитрий, реально править Россией будут родственники его матери, Захарьины и Юрьевы.

Переходя на сторону князя Владимира, они ожидали сохранения прав княжеской аристократии в государственном совете, и их ожидания оправдались, когда Владимир стал царем.

К этой группе бояр принадлежали (кроме князя Семена Лобанова-Ростовского) князь Петр Щенятев, князь Иван Турунтай-Пронский, князья Куракины, князь Петр Серебряный, князь Семен Микулинский, боярин Семен Морозов и множество других. 129 Они фактически были против самого царя Ивана, а не против царевича Дмитрия. Но аргументация, которую они использовали столь умело против Дмитрия – если он станет царем, действительными правителями будут Захарьины-Юрьевы – не могла не затронуть представителей боярства и знати, преданных царю Ивану.

Окольничий Федор Адашев (отец Алексея) заявил: «Мы готовы целовать крест (дать клятву верности) тебе, государь и твоему сыну Дмитрию, но мы отказываемся служить Захарьиным».

В действительности он подразумевал, что в случае смерти царя Ивана IV следует создать регентский совет, дабы воспрепятствовать захвату власти родом Захарьиных. Священник Сильвестр заявил, что князь Владимир Старицкий, бывший братом царя (фактически первым двоюродным братом), любит его больше, нежели бояре. Возможно, он предложил боярам сделать Владимира главой регентского совета. 130

В момент агонии царь отчаялся сохранить трон для своего малолетнего сына и умолял Захарьиных-Юрьевых и других верных ему бояр в случае его смерти бежать за рубеж с Дмитрием и его матерью и получить убежище, где это будет возможно. Очевидно, именно тогда в первый раз возможность побега за рубеж во имя безопасности возникла в сознании Ивана IV. В это время он думал о своем малолетнем сыне. Позднее он подумает о такой возможности для себя.

Не обещая ничего определенного о регентстве, Иван IV тем не менее заявил всем присутствующим: «Я желаю, чтобы вы служили моему сыну Дмитрию, а не Захарьиным». В конце концов большинство бояр дали клятву верности Дмитрию. Специальная форма клятвы верности потребовалась от князя Владимира Старицкого, и он дал ее, несмотря на возражения своей матери. 131

Царское выздоровление остановило мятеж, по крайней мере внешне.

Согласно князю Семену Лобанову-Ростовскому, «когда Бог выказал милость к государю и даровал ему выздоровление, мы (заговорщики) согласились держать все дело в тайне», и они поэтому прекратили открытое сопротивление царю. 132

Сам князь Семен, однако, боялся, что слуги донесут на него властям и решил со своими родственниками бежать в Литву, В июле 1554 г. князь Семен послал сына Никиту к королю Польши (великому князю литовскому) Сигизмунду Августу сообщить о своем прибытии. На пути Никита был арестован детьми боярскими, находившимися на гарнизонной службе в Торопце, и доставлен к царю. Последний приказал арестовать и допросить Семена, Результатом стал смертный приговор князю Семену, вынесенный судом Боярской Думы, но благодаря вмешательству митрополита Макария и духовенства царь Иван IV заменил приговор ссылкой и заключением в Белоозере. 133