Полынь и порох - Вернидуб Дмитрий Викторович. Страница 30

– Спокойно, у нас есть все что нужно, а значит, не имеет права не полететь.

Красин на это довольно покрякивал и кивал головой. Наутро третьего дня из Журавской прискакал Сорокин.

– Ну-с, – бодро молвил ротмистр, – как успехи в области воздухоплавания? Я тем, кто с техникой на «ты», самогонки привез. Околели тут небось. А?

Самогон пошел на ура. Пили жадно, у огня, полыхавшего в обрезанной железной бочке. Глотали, ухая, ахая и потирая от удовольствия мерзлые руки.

– Ни хлеба, ни сала нет, уж извините, – Сорокин занюхал глоток рукавом шинели, – с провиантом полный штиль, как морские говорят. Фуражиры только к вечеру вернутся, может, наскребем у них чего.

Красин, вытирая седые усы, вздохнул:

– Машину мы вроде собрали, а вот опробовать не на чем. Горючего нет.

– Подождите, – сказал Барашков, – в броневике ведь бензин оставался!

– Ага, – усмехнулся ротмистр, – вспомнила баба, как девкой была. На конной тяге трофей ваш. Два боя – и нет бензина.

– А как же быть? – Алешка постарался принять деловой вид. С голодухи самогонка сильно кружила голову.

Тут подполковник-авиатор, прислушавшись к своим внутренним ощущениям, изрек:

– Для того чтобы двигатель проверить, и чистый спирт может сойти, но взлетать на нем – чистое харакири.

– Наш ангел небесный, – пояснил Сорокин, – еще на японской в самураев с воздушного шара бомбами кидался. Однако, подполковник, спирт переводить не стоит. Я договорился и с разведчиками, и с контрразведчиками, и с фуражирами: как только где бензином запахнет, так сразу ко мне. Будем надеяться, скоро накормим эту «птичку».

Ротмистр еще раз обошел «Фарман», похлопал ладонью по ободранному фюзеляжу:

– Хорош. Вот что: я вам пока краски пришлю. Звезды закрасите и внешность бывшего «товарища» подновите.

Краску привезли зеленую и немного черной. На улице потеплело, поэтому с покраской больших проблем не случилось. Барашков обозвал аэроплан «кузнечиком» и посетовал, что его будет видно за версту.

– Это зимой, и на земле, – возразил Красин, – а в небе, повыше, все одно он серым покажется.

Алексей предложил дать самолету имя и нарисовать на плоскостях корниловскую эмблему – череп и кости.

– Это же корабль, хоть и воздушный, – сказал он, – а судну без имени нельзя. А насчет черепа с костями – пусть большевики знают, с кем дело имеют.

В результате «Фарман» получил наименование «Саранча». Тут аргументировал Барашков, говоря, что смысл – в истреблении и опустошении.

Пока искали топливо, краска успела как следует высохнуть. За пару дней экипаж «Саранчи» успел смазать и установить на переднее место стрелка вооружение – пулемет Льюиса, наделать самодельных бомб, запастись провиантом. Лететь собирались под Новочеркасск. Еще Алексей и Вениамин получили несколько теоретических уроков по пилотированию.

Емкость с бензином нашли знакомые партизаны на какой-то станции. Наверное, топливо предназначалось для мотодрезины. Красин долго принюхивался, шевелил усами, даже пробовал на язык. Скривился:

– Чище должно быть.

Барашков подошел, тоже понюхал:

– Для очистки химикаты нужны. А где стоит инженерная часть? Надо бы съездить, посмотреть, что у них есть в хозяйстве. Эх, сейчас бы на химфак в лабораторию попасть!

После недолгих расспросов на станции нашли саперов, возившихся с какими-то ящиками у ручной дрезины.

– Мы можем вас подвезти. Вот только закончим, – предложил один из них, прапорщик. – Только, чур, помогать качать.

Лиходедов и Барашков радостно согласились. И через пять минут уже вовсю скрипели по рельсам со скоростью идущей рысью лошади.

Инженерный батальон расположился неподалеку, на первом от Выселок полустанке. Все хозяйство старшего мичмана Пожарского, бывшего морского минера, пребывало в одном из пяти дворов полустанка в великом хаосе. Сам Пожарский вместе с другими офицерами суетился около саманного сарая, рядом с которым стояла накрытая брезентом подвода с безразличной ко всему пегой кобылой.

– А, господа партизаны, приветствую! – доброжелательно воскликнул инженерный начальник. – Чем могу?

Выслушав Барашкова, Пожарский пожал плечами:

– Не знаю, что вам сказать… Могу только предложить порыться в наших запасах. Еще с Ростова волоку разные реактивы. Когда отступали – пару гимназий пришлось обобрать. Мы шнуры взрывные делали… Гляньте там, в хате, в большой комнате.

По лицу Вениамина Алексей понял, что рытье в мичманских запасах не принесло ожидаемого результата. Барашков расстроился. Он долго ходил в задумчивости по хате, затем, бормоча и не обращая на вопросы Лиходедова никакого внимания, вышел во двор.

Пожарский уже освободился. Вытирая руки замасленной тряпицей, он спросил:

– Господа чернецовцы, как насчет небольшого перекуса? У меня сало есть, да и самогонка найдется. Хозяева хаты драпанули, а запас свой забыли, вместе с аппаратом, – он хохотнул, – теперь инженеры вроде как полубоги. Небожители, то бишь. Кстати, я не знаю, какая у вас там теория насчет очистки, но ведь легкие фракции молено и таким способом выгнать.

Барашков аж подскочил на месте.

– Самогон! – заорал он так, что саперы у подводы обернулись. – Ну конечно же!

И, обращаясь к Пожарскому, попросил:

– Покажите аппарат!

Стараниями начинающих авиаторов самогонный аппарат был усовершенствован в установку по очистке бензина. Для безопасности подогреваемый бак с исходным материалом был помещен в огромную выварку с песком, стоящую на большом железном листе. Под листом, уложенным на столбы из кирпичей, горел огонь.

Взрывоопасный агрегат, клокоча и распространяя по всей округе бензиновый дух, старался как мог, делая низкосортное топливо пригодным для покорения воздушного океана.

Опасливо подойдя к бидону, в который из патрубка сочился конечный продукт, Красин провел дегустацию.

– Другое дело, – вдохновенно кивнул он в ответ на вопросительные взгляды друзей. – Теперь можно лететь.

– Когда назначим испытания? – Гордый собой, Барашков скрестил руки на груди и внимательно оглядел небо. – Может, сегодня попробуем?

Но пилот покачал головой:

– Сегодня не успеем, темнеет уже. Завтра.

Заполнив бак самолета под завязку и взяв запас в двух больших канистрах, авиаторы отправились на ночлег.

Утром едва залечившая раны армия начала покидать дворы и хаты отбитых у большевиков населенных пунктов. Путь лежал дальше – на Екатеринодар.

С рассветом по мокрой снежной каше дорог потянулись обозы добровольческих частей. Следом за обозами прошли подводы лазарета, инженерного батальона, прошагала рота полевой связи.

Алексей проснулся первым от скрипа колес и голосов возничих. Их хата стояла у выхода из деревни. Одного взгляда в окошко хватило, чтобы понять – начался новый эпизод дерзновенного похода.

Вспомнив, что сегодня собирались лететь, Алешка вскочил и просунул голову в ворот гимнастерки, сунул ноги в сапоги, но на ходу вдруг задумался и сел на кровать.

– О чем задумался, компанейро? – зевнул, потягиваясь, Вениамин. Он уже проснулся, но вылезать на свет божий из-под ватного одеяла не решался.

Алешка вздохнул:

– Родителей вспомнил. Я им гимназию без «посредственных» закончить обещал.

– Ничего, обещал – закончишь. Да ты не переживай… Сам же рассказывал – картошки на зиму вы запасли, капусту, опять же, заквасили.

– Мать и сало солила, и рыбу…

– Вот видишь – не пропадут они без тебя. А Шурка ваш наверняка весточку передал.

– Да… Пичуга ответственный. Это хорошо, что он не сильно близорукий и может без очков передвигаться. Гегемоны за очки к стенке ставят.

Барашков снова потянулся и сел.

– Эпохально! Интересно, а если б я так формально к делу подходил, мне что, всех косолапых расстреливать или, к примеру, дворников?

Перекусив наскоро черствым ржаным хлебом, салом от Пожарского и пустым кипятком, авиаторы оставили порог выстывшей за ночь хаты.

Сквозь клочковатые белые облака светило совсем весеннее солнце.