Хроники Вторжения - Веров Ярослав. Страница 29

– Это что, правда?

– Натуральная. А если «торпеда» – «петух», используют, чтобы, законтачить, то есть, «опустить» какого-нибудь «авторитета». Бросается тот ему на шею, лобызает. Все, «авторитет» теперь тоже «петух». А «торпеду» за это убивают. Теперь понимаешь?

– Нет.

Эдуард вздохнул:

– Понимаешь, Викулыч, мы, писатели, себя сами превращаем в «торпеды». Ради признания, славы, тиражей. Если бы Сеня не стал в душе «торпедой», разве бы он пошел на Банную, решился бы себя простимулировать? Ну, не держи зря открытым холодильник, доставай пиво.

Я протянул ему бутылку. Эдик принял, пальцами снял крышку, глотнул.

– Давай, тебе открою.

Я подал свою.

– На, держи. Ну что, понял, наконец?

– Так что, он фээсбэшникам продался?

– Да, плохо быть по пояс деревянным. Мэмэмам. То есть, Модесту и Матвею. Два «мэ». А еще точнее, тому, или тем, кто их сюда послал.

– На Землю?

– Наконец-то. В нашу Вселенную, Викулыч, фантаст ты гребаный.

– От фантаста и слышу, – буркнул я.

– Принято. Ладно, пошли утешать нашего лауреата. Захвати еще бутылочек.

Сеня наполеоном расхаживал по комнате.

– Они мной управляли! – твердо сообщил он. – Вы же слышали?

Управляли. Это не я. Они меня перекинули со свадьбы на звездолет, они мне марсианина подсунули. Дурью накачали. Это не я хотел курить, это они меня заставили. Совершенно ясно, что механик тоже был подослан, и террористы…

– Говоришь, заставили? – жестко спросил Эдик. – А о чем ты хотел писать, помнишь? В романе?

– Так то в романе…

– Вот бы и писал в романе, – Эдик, похоже, разозлился.

– Вы что это, мужики? Я не понял. Вы что? Викула, скажи? Ведь я пострадал, зачем он так на меня?

– Затем, что ты, засранец, людей погубил. Живых людей, понял? Ради сюжетика.

– Почему это живых? – вскинулся Сеня. Голос его зазвенел: – С чего это ты взял, что живых? Это все виртуальное.

– А куда ты исчезал из Машины? В чьей одежде вернулся? Куда мэмэмы исчезли? В тартарары?

– Почем я знаю?! Я не ученый, я писатель! Называется – стимулятор, я и стимулировал!

– Ну а там сердце не дрогнуло?

Сеня сник.

– Вот то-то.

– Это что же… это я Шнизеля?.. По-настоящему?

Эдик посмотрел на него и отвернулся.

– Мужики, что ж мне теперь делать?

– Грехи замаливать.

Я оценил эту фразу в устах богоборца и убежденного атеиста. решил вмешаться, надо было разрядить обстановку.

– Ребята, прошлого не вернешь. Надо жить дальше. Эдик, ты лучше объясни нам, как могло получиться, чтобы Шнизель пришел на Машину, после того, как его… – тут я прикусил язык. – А если бы он не пошел?

Эдуард уже, похоже, выпустил пар. Прежним голосом сказал:

– Ты, Викула, наверное, невнимательно слушал запись. Вспомни, как мэмэмы говорили о времени. Они упоминали местное, то есть, наше время, мировое время, параллельную линию, мировую, общемировую линию. Это все разные времена. И сдается мне, что все это объединено некой общемировой линией. То есть общемировым временем. И что будущее в нашем времени, в общемировом вполне может оказаться прошлым. И поэтому, Шнизель не мог не пойти на Машину, в нашем времени. Где-то на общемировой линии судеб это был свершившийся факт.

– Постой, Эдик, – осенило меня. – А зачем этим пришельцам вообще все это понадобилось? То есть, выманивать писателей в другие миры, провоцировать их там на какие-то действия, зачем?

– Вот. Я вам уже битый час толкую. Замкнутые системы вырождаются, вам это известно? Вспомните барона Мюнхгаузена, как он себя за волосы из болота тянул. В линии судьбы того мира пассажиры звездолета не погибают. А кому-то сильно хочется, чтобы они, или кто-то из них очень важный, погибли. Поэтому систему надо разомкнуть. Ввести человека из другой линии, из другого мира. Но так, чтобы его вторжение оказалось не прошлым, а настоящим на общемировой линии. Он сможет столкнуть ситуацию, вытащить барона из болота как бы его собственной рукой. Вспомните, что они говорили о базисе. "Наложение на базис". По-моему, речь шла о наложении психоматрицы вот хотя бы нашего Сени на психоматрицу человека того мира.

– Тогда где было сенино тело? – спросил я.

– Может, тебе еще принципиальную схему их Машины набросать? – съязвил Эдик. – В холодильнике каком-нибудь отлеживался; или в иной материи, в тех атомах оно невидимое, эфирное. Не все ли равно? Главное – изменить у существа того мира побудительные мотивы. Вот, скажем, в первое свое «явление» Сеня вляпался случайно. У тебя, Сеня, наверное, в голове не роман сидел, а бабы. Но полного наложения на базис не получилось. Так?

Сеня кивнул.

– Так. А вот то, ради чего тебя послали – там наложение было полное.

– Не надо мне, никто меня не посылал, у меня был такой сюжет.

– Во-от! Именно – такой сюжет. Твой сюжет оказался востребован. Наяву. Сколько бы фантазий у нас не было, на любую найдется заказ.

– Постой. По-моему, путешествий вхолостую было намного больше. Когда у них были короткие переговоры.

– Ну, значит, у путешествующих не было на самом деле фантазии, никакой.

– Странное дело, – задумчиво сказал я, – почему наши фантазии так похожи на события в тех мирах?

У меня пошел холодок по позвоночнику – неужели мы, писатели, проникаем мыслью в иные Вселенные? Эдик, наверное, уловил эту мою волну и твердо сказал:

– Мудаки мы. Не фантазировали бы всякую чушь, и люди были бы живы. Стоп. Я понял, почему им нужны были именно писатели. Возми с улицы какого-нибудь, ну хотя бы замминистра. Куда его фантазия, воображение приведет?

– Хотя бы в тот эротический мир, – резонно заметил я.

– Логично. Но дело тоньше – писатель мыслит сюжетно. Он режиссер, ему позарез надо, чтобы что-то произошло, – Эдик глянул на Сеню. – Ему кровь из носу надо, чтоб звездолет взорвался. Он жизнь положит, чтобы досконально продумать, как это сделать, все сюжетные ходы проработает, психологию действующих лиц учтет. Вот как ты, Сеня, расколол механика звездолета? Да ни один нормальный человек ничем подобным заниматься не станет. Всякий может возомнить себя Наполеоном, но не всякий станет продумывать тонкости сражений, учитывать силы и особенности противника, да целый воз всего. Голова лопнет. И только у нашего брата-писателя – не лопается. Вот такие пироги.

– Эдик, я здесь еще один момент вижу, – сказал я, – ведь никто нас туда, на Машину, не приглашал. Сами же лезли. По велению души. Это как симбиоз. Они использовали наши желания для своих целей. И ведь все были довольны!

– Если не брать в расчет жертв…

На этом я, пожалуй, закончу свой рассказ. Рассказывать, собственно, дальше нечего. Лаборатории на Банной больше не существует.

Сеня съездил на Кубу, полежал на песочке и оклемался. Роман свой закончил, хотя и не в срок. Ну да он с главным редактором издательства на короткой ноге. Эдик, в своем стиле, снова куда-то запропал. А я вот в последнее время все больше думаю об этой странной спецгруппе «бета». Похоже, у меня уже чешутся руки. Похоже, быть новому роману. Тьфу-тьфу три раза и постучать по дереву…