Великий Сатанг - Вершинин Лев Рэмович. Страница 70

Каждое слово из тех, что лились из уст старца, было ведомо детям мудрой идеи квэхва, плечом к плечу сидящим за широким столом. Ибо из вечера в вечер, из луны в луну, год за годом повторялось предание, дабы не истерлась в памяти людской истинная правда и подлинная суть.

– Бесконечно долго было так, и не было иначе. Творя и переделывая мир, не мог оставаться всегда с возлюбленниками своими беспредельный Ю Джуга, однако и оставить их без надзора и присмотра не желал знающий все. Потому плюнул на ладонь себе великомощный, присыпал слюну щепоткой пыли предсущности, смял; и так возник под сияющим небом Дархая яростный Хото-Арджанг, чьим уделом стало с той поры надзирать за миром и покоем Лунгов. Но пылок был нрав назначенного бдить, и подчас увлекался он охотою на легкоперые облака, оставляя без защиты и охранения тех, кого призван был защищать. Тогда дунул на ладонь свою Ю Джуга, добавил в дуновение толику ясного звона; и так возникла среди вершинных снегов Дархая легкоустая Кесао-Лату, чьей долей определил всенеодолимый услаждать и наслаждать Лунгов в те дни, когда отвлекается от предначертанного Хото-Арджанг…

Тихо и внимательно слушали люди. Первый намек на сумерки уже явился дню, подгустив светлые тени, но прозрачность ветра пока что не желала отступать. Ничто не перебивало речи Вещего, кроме не замечаемого никем псиного подскуливания и подвывания. Да еще шуршали сандалиями те, кто нынче надзирал за котлами, расставляя на широкой столешнице необходимое для трапезы.

– И пока было так, ничто не могло смутить покой стократ преосвященной страны Дархай. И за пределами мира, далеко за сугробами сизых туч, злобствовали демоны, тщась и не умея разрушить то, что создано на благо и пребывает вовеки, по воле демоносокрушающего Ю Джуга. Но пришел день, когда воспылал Хото-Арджанг греховной страстью к Кесао-Лату и предложил ветроголосой взойти на ложе свое. И не преодолела зова неправедного лона Дева Небесных Снегов. Впустила она громоносное копье в алмазную пещеру, истекла потоком недозволенных наслаждений — и рухнули стены добра, обороняющие Дархай, ибо в непорочности Кесао-Лату заключалась тайна незримой преграды, к коей не в силах были подобрать ключ демоны…

Ни ветер не окреп, ни тучи не затянули спокойное небо, но сгустился вдруг предвечерний зной, уплотнился, стал вязким. Людские лица заблестели каплями испарины, и даже псы в загоне, прекратив ненадолго свою вечную возню, расползлись по углам, тоскливо поглядывая в посмурневшую гущу теней…

– Явившись из-за облаков, окропили черным зельем зла ясный лик сотворенного блага злые демоны, и нашлись у них подручники среди людей, ибо многие, уподобившись Хото-Арджангу, возжелали наслаждений для себя и презрели чаяния иных, нисколько не худших. И нет слов, чтобы высказать горечь полноты бед, сполна испытанных Дархаем. Но!..

Радостной усмешкой озарился лик сказителя.

– Проведал о злой беде великий Ю Джуга. И в славе своей, и в силе своей явился в сотворенный край, дабы искоренить зло. Сперва приказал встать пред очи свои достойным презрения подручным. И пришли в трепете. И не было им что ответить на гневный упрек, ибо виновны были они. Тогда сказал всеисправляющий жалкому Хото-Арджангу: не будь! И не стало мнившего себя божеством. Легкой карой было небытие и по заслугам, ибо всего лишь подчинился желанию своему преступивший приказ. Гнусно-злонравной же Кесао-Лату повелел надстоящий стать отныне и навсегда Великой Сукой, и рождать псов, и выкармливать их, и вновь оплодотворяться, и не знать перерыва в родильных муках, и не ведать сладости осознанной любви. И было это справедливо, ибо вожделение бешенолонной навлекло беду на возлюбленных детей Ю Джуга…

Миг наступил. И как всегда, именно на этом месте Однорукий Крампъял ударил бочонкоподобным кулаком по столешнице, заставив подпрыгнуть братины и мисы.

– А-Видра, и только Он, и кто, кроме Него?!

Прорычал и хмуро поглядел по сторонам: не возразит ли кто? Но не было безумца. Ибо лишь лживый язык опровергнет истину, и кроме того, кто осмелится сказать против Крампъяла, ломающего в пальцах молодую березку?

Как каждый вечер случалось, так случилось и ныне. И привычным укоризненным взором невидящих глаз одарил несдержанного Вещий, ибо верно было сказано, но не в должный срок.

– Подкравшись сзади, убили демоны могучего Ю Джуга, ибо крепко задумался он о том, как избыть горе Дархая. Убив же, рассмеялись, зная, что некому отныне встать против них!

В душной тишине раннего вечера отчетливо и горько всхлипнула женщина. Вещий же привычно возвысил голос, призывая не предаваться до времени отчаянию.

– Умер телесно Ю Джуга, но не могли убить злобные последний его крик. По вершинам горным лавиною пронесся стон, вспенился в бурунах морской волны, в ветрах распахнул крылья, обернувшись ясноперой птицей токон, — и встал из огня боли всесотворившего пламенный принц Видрат, и меч мести ярким сполохом полыхал в его руке, и ряд к ряду плотнились за спиною принца Видрата могучие исполины, чье светлое имя было Ван-Туаны, означает же это на благородном дархи «Жаждущие Равенства». И неизбежна была битва, и казалось всему сотворенному, что последней для злобных станет она!..

Восторгом вспыхнули глаза самых младших из мелкоты, что сидела в конце общего стола, но все так же скорбны были лица взрослых, знающих предание наизусть.

– Нет, не стала! Всего лишь крик лежал в основе гнева, и не одолел злобу крик. Пал принц Видрат, но завещал перед гибелью Солнцу и Луне не позволить тому, кто придет вслед, ковать меч из крика багровых зарниц. Вслед же за павшим пришел рожденный от брака крови Ю Джуга и пашни, принявшей в себя эту кровь, яростный герой, Железный Вождь А Ладжок, и мощь воли его превосходила всесилие павших Ван-Туанов. В кровь и землю добавил восхищенный ветер отзвуки крика того, кто не мог умереть вполне, и родились от тройного союза светоносные идеи квэхва. И вновь неизбежною стала битва, и вновь мстилось всему сущему, что гибельной для гнусных станет она!..

В заметно сгустившейся предвечерней мгле тонули стиснутые горестными гримасами губы Вещего, и казалось, что не шевелит он ими, но откуда-то извне — из туч ли? из отдаленных ли руин? — долетает древний сказ.

– Нет, не стала! Не сломили в битве отважного А Ладжока хитрые, не одолели злокозненные. В ужасе осознали они, насколько близка погибель. А осознав, прикинулись светлыми духами и втерлись обманом в сердца не знавших дотоле лжи и лукавства людей Дархая. Улестили доверчивых, сказав, что ведут на помощь Железному Вождю А, и увели с собою за облака, бросив на мучения в гиблых зазвездных краях, имя которым Земля!..

– Земля! Земля! Земля-а-а? — подхватило эхо, и словно бы удивление звучало в вернувшемся голосе; но не услышали нот сомнения люди квэхва, потому что не хотели услышать. Да и не было им дано…

– И пал железный вождь А Ладжок, не лицом к лицу сраженный, но подлой хитростью. С той поры и владеют яснозаревым Дархаем демоны гадостного зла, и торжествуют они…

Вещий рывком поднялся и воздел к исчерна-синим небесам длинные худые руки, увитые жесткими веревками вспухших жил.

– Зря торжествуют и тщетно! Не угасла воля к воскрешению светлой правды добра, нет смерти великому Ю Джуга. Сказано им, и ведомо людям, очнувшимся от лукавых чар: придет час и настанет миг, и явится из далеких стран возродившийся из бесплотия Ю Джуга. Не богом вернется он, но человеком, подобным божеству. Пламенный дух Огненного Принца унаследует он и совокупит его с твердой стойкостью Железного Вождя; двуединый, придет он из безвестности, и будет имя его…

– А-Видра! — взревели мужи.

– А-Видра! — тонкими голосами поддержали женщины.

– А-Видра! — завизжала мелкота.

Обессиленный, рухнул на скамью вещун, но не закончено было пока еще предначертание, и надтреснутый голос зазвенел вновь.

– Не поверит сначала людям квэхва, что раскаялись, двуединый герой и не назовется. Но без ошибки узнают его прозревшие, ибо будет лик его горд и резок и знаком им по отпечатку своему, сохраненному Книгой Книг; ликом Огненному Принцу будет подобен он, и не ошибутся люди. Ибо будет это…