А другого глобуса у вас нет?.. - Вершовский Михаил. Страница 30

Как вот и Дарий, персидский царь знаменитый, на трон вскочил. Образовалось у них там в Персии временное такое безцарствие, ну и затеяли они решать, кому на троне быть. И так вельможи со старейшинами придумали, что надо бы дело такое выбору богов предоставить. Постановили они, чтобы кандидаты поутру вывели своих коней к царскому дворцу. И чей конь первым заржет — тому в царстве персидском и править.

Вполне — с поправкой на эпоху и обычай — демократический процесс, что тут возразишь. Ну, постановили, а на следующее же утро претенденты, коней под уздцы ведя, ко дворцу и направились. Тут-то Дариев конь, едва на дворцовую площадь вступив, заржал — да так громко и радостно, что ни у кого никаких сомнений не осталось насчет того, на кого тут боги намекают. Так и стал Дарий царем.

Это уж потом всплыло, как он богов на свою-то сторону склонил. Всплыло, когда уж поздно было. Когда за Дарием уже и войско, и гвардия, и штатные палачи стояли — и результаты выбора сомнению подвергать было для здоровья неполезно.

А с богами он поступил в высшей степени изобретательно. Накануне ночью отдал распоряжение конюхам, те в потемках и отвели его коня все на ту же царскую площадь, где устроили ему бурную и душевную случку с некоей для истории оставшейся неизвестной кобылой. Так что утром, оказавшись на месте недавней любовной схватки, наш скакун, раздув ноздри, гордым ржанием и разразился. Отчего народ в религиозном порыве весь на колени и рухнул счастливо.

И вот тут в целом поправка одна всплывает ко всему, что выше говорено было. Насчет того, что садисты, мол, мазохисты, педерасты и идиоты. Ни одного из названных (а равно не названных) пунктов не отменяя, признать следует, что, когда дело до рывка к вожделенному креслу доходит, интересующая нас публика проявляет просто-таки чудеса решительности, ловкости и изобретательности. (Эту бы их термоядерную энергию да в последующих более мирных целях…) Причем как только человек в себе позыв к политике обнаруживает, так сразу вот это все в нем и прорезается.

Жил себе в пятидесятые годы нашего века в штате Массачусетс ничем не приметный человек, трудясь обычным разнорабочим на фабричке небольшой. А к концу этих пятидесятых годов, надо сказать, имя Джона Ф. Кеннеди, уроженца того же штата, молодого сенатора с явными претензиями на президентство, по всей Америке уже громом гремело. И вот наш скромный рабочий так себе подумал: а почему бы и мне себя в той же политике не попробовать? Тем паче, что тут как раз выборы казначея штата приближались (а должность сами понимаете — пальчики оближешь).

Ну, он взял да и вставил свое имя в список кандидатов (что закон вполне предусматривал). Так и написал: Джон Ф. Кеннеди. (Трудягу нашего и вправду так звали — да она не такая уж и редкая в тех краях фамилия, а «Джон» у них вообще вроде Ивана получается).

Ну, пошел народ голосовать. Читают список. Иванов, Петров, Сидоров там, и все такое прочее. И вдруг — на тебе! Джон — и не просто Джон, а Джон Ф. — Кеннеди! Тут, конечно, всяк против данной фамилии с превеликим удовольствием крестик и поставил. Избрав нашего Джона в самые главные штатские казначеи. (В чем-чем, а в этом-то демократический процесс и впрямь демократичен — никогда электорат политику в идиотизме не уступит. Казалось бы — а что электорат, тот же народ. Ан нет. Народ — это народ. А вот в будке избирательной он уже никакой не народ, а электорат — существо совершенно иных качеств. Видимо, даже временная — на пару минут — причастность к политическому процессу свою печать накладывает.)

Дальше— то наш Джон уже существовал, как оно политику и положено. Лимузин себе выделил с водителем, друзей да родных по сладким должностям пораспихал -лицом, то есть, в грязь не ударил. Войдя в анналы американской истории как человек, потративший смехотворно малые деньги на то, чтобы завоевать пост, на который другие люди не одну сотню тысяч выкладывают. (Нашему Кеннеди весь его вход в большую политику стоил, как сообщали газеты, сто пятьдесят долларов. Которые почти целиком были истрачены на буйную пьянку с друзьями по поводу одержанной под знаменами демократии победы.)

И очень бы Джон удивился, если бы узнал, что для победы своей воспользовался старинным рецептом, принадлежавшим еще папскому легату Караффе, в далеком шестнадцатом веке обретавшемся. «Мундус вульт деципи, эрго деципиатур». Именно по этому принципу Кеннеди номер два и поступил, несмотря даже на тотальное незнание мертвого латинского языка.

«Мир желает быть обманутым, пусть же он будет обманут» — вот что произнес в свое время монсиньор Караффа. После чего в соответствии с собственным принципом и заделался папой, сменив довольно банальное имечко Караффа на гордое имя Павла VI.

Так что, как видим, выходят политики и из самой что ни на есть народной гущи, как тот же Джон Ф. Или как совсем юный Фрэнк Хьюстон.

Во время выборов 1994 года в городской совет в Ипсиланти, штат Мичиган, один из кандидатов (политик со стажем, замечу), Джеффри Роуз, обратился к восемнадцатилетнему студенту с просьбой поагитировать маленько электорат, а заодно и заработать какую-то уж там копейку, которая студенту никогда не лишняя. С чем Роуз и вручил бойкому Фрэнку список избирателей своего округа, к которым следовало явиться в живую.

Фрэнк и принялся народ обходить, дом за домом да квартиру за квартирой. Ведя самые задушевные разговоры о насущных проблемах города — а заодно вписав самого себя в список кандидатов (что, как мы уже видели, закон вполне дозволяет). И в день выборов охваченное им население слаженно проголосовало за вежливого молодого человека, который все их беды так внимательно выслушивал. За Фрэнка Хьюстона.

Тут, конечно, пролетевший по всем статьям Роуз раскипятился, по газетам кинулся, по судам. На что юный Фрэнк спокойно ответствовал: «Никаких договоров я не нарушал. Я обещал, что добуду голоса избирателей, и я это сделал». Сдается мне, что имя это — Фрэнк Хьюстон — мы еще когда-нибудь услышим. Далеко пойдет, уже и сейчас видно — даром что молодой.

И мистер Роуз, что себя одураченным считает, правильно очень пролетел. Из-за собственной же лени. Принцип-то он исповедовал верный: в политики и идут для того, чтобы лень свою ублажить затем по полной программе. Но повторяю: затем. А никак не во время борьбы за вожделенное место. Когда не только людям поулыбаться да руки потрясти, но ежели надо, и на танк залезть, да хоть и под танк лечь настоятельно рекомендуется. С тем, чтобы потом уже жить в свое полное удовольствие. Так что, выходит, не ко времени лень и была.

Как иногда не ко времени жадность случается. Некий Руперт Эллисон, член, между прочим, британского парламента, сражался давеча за право быть в тот самый парламент переизбранным. Ну, он в своем округе Торбэй всю должную работу проделал (в лени уличен не был, этого не скажу), и уже поздним вечером накануне самих выборов отправился напряжение снять в любимый итальянский ресторанчик.

И вот он там с друзьями плотно так поужинал, но на чай (а святое ведь дело) обслуживающему его персоналу ни копеечки не отстегнул. (Может, конечно, и поиздержался в предвыборных-то боях.) После чего все 14 человек, в ресторанчике работавших, порешили за него, жлоба эдакого, больше голосов не отдавать.

А когда на следующий день выборы состоялись, то оказалось, что мистер Эллисон стульчик свой в парламенте потерял. Хотя и шел с соперником ноздря в ноздрю, уступив ему в конечном счете… 12 голосов. (Не думаю я, что горе свое он в тот же ресторанчик заливать отправился…)

Но даже и этот последний случай сказанного выше — насчет «свободного волеизъявления» — не отменяет, несмотря на всю этого случая симпатичность. Вот добавьте сюда «видимость», тогда и спорить не возьмусь. Тем паче, что все эти божки да богиньки на предмет народу глаза замылить — спецы известные.

Причем я ведь тут не обрушиваюсь исключительно на современные мне и вам демократические институты и уж тем паче на сам избирательный процесс. Не нами оно все придумано, не в самое распоследнее время. Потому что по сей день происходит оно так, как еще древней Спартой завещано было.