В кавычках и без - Вершовский Михаил. Страница 9

Та же история, увы, и с «черным расизмом». И здесь социальный маятник, начав движение с героической (без малейшей иронии) борьбы униженных и оскорбленных за свои права, за человеческое достоинство, за все высокие истины, провозглашенные в американской конституции, влетел в прямую этой борьбы противоположность: непристойный и крайне небезопасный социально-политический фарс. Со всеми атрибутами прежней ненавистной доктрины: расовой спесью, теоретическими изысками о неполноценности иной расы и имманентной ее враждебности, сомнительными правами, которые дает цвет кожи — и так далее, и тому подобное.

Теоретическим стержнем явления стал «афроцентризм», плод ученых трудов директора Центра афроамериканских исследо-ваний в США Молефи Кете Асанте. Суть идеи проста: человек не может считаться полноценной личностью без обретения своего Я, без осознания своего места в мире — что для темнокожего гражданина Америки («афроамериканца») возможно лишь при обращении к своим уходящим в историю африканским корням. Если бы дело сводилось только к цветастой африканской одежде (стиль «кенте»), смене фамилий и имен с англо-саксонских на исконно африканские, песням на никогда прежде не слышанном языке и справлению старых племенных праздников — ну, отчего и не поразвлечься, даже за счет налогоплательщика. Дело, однако, было в том, что для полного самоуважения требовалась не просто история — но история великая. С большой буквы — История. А если ее не было, надо было творчески вмешаться в историю существующую (благо, эту дамочку только ленивый не пользовал). Тогда-то и выплыло на свет Божий это причудливое псевдонаучное творение — «афроцентристская египтология».

Что же провозглашает эта новая ветвь почтенной науки? Как пишет в своем открытом письме коллегам профессор «обычной», т.е.традиционной египтологии Энн Мэйси Рот, содержание ее кратко можно свести к четырем основным постулатам: «(1) что древние египтяне были черными, (2) что древний Египет превосходил все остальные цивилизации древности, (3) что египетская культура оказала огромнейшее влияние на более поздние культуры Африки и Европы, и (4) что существовал и существует разветвленный расистский заговор, ставящий целью предотвратить обнародование дока-зательств этих постулатов.»

Не надо быть профессором египтологии, чтобы понять, что откровения «афроцентристов» в этой своей части в лучшем случае есть плод большой безграмотности и еще большего воображения. В худшем же — опасная помесь политического авантюризма и клинической психопатологии. Академический мир должен был бы иронически пожать плечами и обратиться к более наукоподобным проблемам. Произошло, однако, нечто совершенно противоположное.

Мир университетской профессуры — а в подавляющем большинстве это белые леди и джентльмены, но крайне либеральных взглядов — громогласно приветствовал появление «новой науки»! Еще бы: только представьте себе, какой мощный толчок получает «национальное самосознание» меньшинства — меньшинства, чьи права и достоинство столько лет подавлялись «белыми эксплуататорами»! (Истертый до безобразия тезис о «вековом рабстве» возникает вообще в практически любой конфликтной ситуации как пресловутый пятый туз из рукава.) Столь же благосклонно отнеслись к новому феномену и средства массовой информации. И уж во всяком случае, критика как афроцентризма, так и его, с позволения сказать, «египтологии», не просто фильтровалась, но была закрыта вообще — уже упоминавшееся письмо-предупреждение профессора Рот так и не было опубликовано в журнале, куда оно было послано.

За «афроцентристской египтологией» числится немалый ряд и иных, не менее ошарашивающих открытий. Известный канадский журналист Майкл Корен (один из совсем уж немногих, способных еще открыто противостоять натиску сверхлиберальных изданий) перечисляет некоторые из них: «Знали ли вы, что Клеопатра и Сократ были чернокожими? Что европейская цивилизация основана на достижениях африканских чернокожих народов 5000-летней давности? Что наполеоновские солдаты изуродовали лик Сфинкса, чтобы сделать его черты менее негроидными? Что искусство и философия древней Греции были просто уворованным слабым подобием культуры Египта — и что сами эти египтяне были черными?» Отсюда афроцентристы делают вывод, что, поскольку вся европейская цивилизация — непосредственно или через Рим — есть наследница цивилизации греческой, то вся европейская культура, все достижения европейского гения есть не что иное, как хвастовство мелкого воришки, у которого за душой ни гроша собственного и нет.

И снова казалось бы — вольному воля, и всяк сходит с ума по-своему. Ан не все так камерно. Как пишет с отнюдь непритворным страхом профессор Рот, афроцентристская египтология «преподается от старших классов школ до университетов по всей Америке, а ее изыски подаются как установленные научные факты и средствами массовой информации, и образовательным истэблишментом. Приехав в Хоувардский университет… я была поражена количеством часов,отведенным на египтологию — начиная с театральных и философских факультетов, и кончая математическими.»

Стоит ли после этого удивляться, что спецы от «афроцентизма» (а среди них изрядное количество белых идеологов движения), вдохновленные успехом, обратились и к прочим наукам, и в первую очередь — к биологии. На ниве которой преподаватель Нью-Йорского университета Леонард Джеффрис излагает как истину в последней инстанции свою теорию о том, что чернокожие, как «люди солнца», биологически несомненно превосходят белых, «людей льда».

Вся ли американская профессура так дружно сошла с ума? Нет, конечно, хотя «либеральная эпидемия» в Северной Америке (и если бы только там) носит в интеллигентских кругах характер поистине массовый. Но любые попытки противостоять безумию в студенческой аудитории тут же перекрываются воплями о «белом расизме» (в чем на своем горьком опыте убедились многие, и среди них известный египтолог профессор Мэри Лефковиц). Были случаи, когда студентов, пытавшхся оспорить ставшие уже священными «истины» афроцентризма, просто-напросто избивали (о чем пишет М.Корен).

В повальном безумии в меру своих — немалых — сил участвуюти власть имущие (а сюда я отношу не только правительство, но и прессу). Основные рычаги их действий — набившие оскомину «политическая корректность», «мультикультурализм» и «акция утверждения» (которую белые представители среднего класса — а по ним она и ударила больнее всего — называют «расизмом наизнанку»).

В рамках одной статьи места, конечно, не хватит, чтобы хотя бы кратко коснуться каждого из этих лево-либеральных изобретений (а жаль, потому что «политическая корректность» наложила такой чудовищный оруэлловский отпечаток на всю американско-канадскую реальность, что иммигрантам, скажем, из России и Восточной Европы, на своей шкуре испытавших все прелести тоталитарной идеологии, до сих пор трудно привыкнуть к необходимости ежедневной и ежечасной самоцензуры — даже в быту, в разговорах со знакомыми! — от которой они, как поначалу представлялось, сбежали раз и навсегда). «Акция утверждения», однако, имеет самое непосредственное отношение кнашему «факту номер 2», а посему стоит на ней немного задержаться.

«Акция» эта в первоначальном ее виде была предпринята еще президентом Кеннеди, и преследовала — опять же, поначалу — цели самые благородные. Она ставила задачей покончить с дискриминацией меньшинств в Америке во всех ее формах — в университетах и школах, судах, бизнесе, устройстве на работу, и так далее. Маятник, однако, в точке теоретического равновесия удержаться не смог, и «акция утверждения» из орудия борьбы с расизмом стала превращаться в орудие его насаждения. Постепенно были введены обязательные квоты на трудоустройство, когда предпринимателю — в том числе и частному предпринимателю — полагалось трудоустроить не менее такого-то процента темнокожих работников (а позднее и гомосексуалистов, инвалидов, испаноязычных, женщин — последние вопреки не только логике, но и арифметике, тоже числились «меньшинством»). Такого же рода квоты вводились при приеме в университеты и колледжи, распределении стипендий, формировании кафедр и ученых советов. Авторов новых законов нимало не интересовало, что сплошь и рядом компании, предприятия, школы и университеты вынуждены были брать не «самое лучшее», а, как говорят, «что есть». Апогея этот сомнительный социальный эксперимент достиг в годы правления «самого либерального президента в истории США» — Билла Клинтона. (Конечно, не в одном Клинтоне дело — в Канаде можно столкнуться с теми же прелестями где угодно. Скажем, полицейское управление Торонто сообщило, что белые соискатели могут как минимум пять лет не тратить ни время, ни бумагу на подачу заявлений на работу: квоты не выполнены, и приниматься в течение этого срока будут только представители этнических, сексуальных и прочих меньшинств.)