Преодоление преград - Веснина Елена. Страница 66

— Да, Саня, а стрелять ты так и не научился… — укоризненно сказал он Сан Санычу.

— Ну что смотришь? Добивай, твой верх… — признал Сан Саныч.

Смотритель хмыкнул и присел рядом с Сан Санычем:

— Вот чего, скажи мне, ты сюда поперся? В казаки-разбойники поиграть захотелось на старости лет? Сидел бы спокойно дома, помидорчики поливал на огороде да с Зинкой тискался.

— Ты, я смотрю, тоже не на печке греешься. Никак злодейство свое не бросишь, нормальным людям жить не даешь.

— А ты, стало быть, у нас теперь народный мститель? — хмыкнул смотритель.

— Алешка, которого ты похитил да мучил, — мне как сын родной.

— Понятно. А что с моими сынами сделали, слыхал? — у смотрителя задрожал голос.

— Слыхал.

— И все равно полез, зная, что мне теперь терять нечего? Ну и дурак же ты, Саня, ну и дурак… Что ж мне теперь с тобой делать? Еще один грех на душу брать? У меня их и так — на пятерых хватит…

— Подумаешь, одним больше, одним меньше. Тебе не привыкать.

— Я знаю, ты всегда меня за подонка держал. Всегда у тебя все на черное и белое делилось. Так и не изменилось ничего. Как нога-то? — вдруг участливо спросил смотритель.

— Уйди, гад, не нужна мне твоя помощь! — психанул Сан Саныч.

— А я тебе помогать и не собираюсь — авось и сам справишься. А ногу повыше перетянуть бы надо, а то кровью изойдешь.

Сан Саныч молча снял с себя ремень и перетянул им ногу, достал из кармана фляжку, которую дала ему на рыбалку Зинаида, полил из нее на рану. Тихо застонал от боли.

— Ничего, жить будешь. По касательной прошла, кость целая, — оценил рану смотритель.

Сан Саныч глотнул из фляжки и протянул ее смотрителю.

— У меня свое… — отказался тот. Смотритель достал свою фляжку и тоже выпил.

— А мы ведь с тобой когда-то в одном дворе жили, Саня. Не разлей вода были в детстве. В этих катакомбах день и ночь лазили. В «остров сокровищ» играли… Помнишь?

— Помню, Миша, помню. Только я про те сокровища, повзрослев, забыл, а ты, похоже, все никак не расстанешься с мечтой найти заветный сундучок?

— А не из-за той ли мечты ты в море пошел, Саня? Не ври себе-то. Дальние странствия, пираты, пиастры, скажешь, нет? — даже в темноте было понятно, что смотритель улыбается.

— Может, и так. Но я свою совесть на пиастры никогда не менял.

— Поэтому и списался на берег с одной котомочкой, да? Или не угадал?

— Угадал, — вздохнул Сан Саныч.

— А ведь я его нашел, сундучок-то, — сообщил смотритель.

— Врешь, — как-то по-мальчишески ответил Сан Саныч.

— Нет, Саня, не вру. Не сразу он у меня появился. Постепенно. Кропотливо. Но он у меня был — целый сундук, набитый деньгами и золотом. Ты представляешь — целый сундук!

— Ворованными деньгами и награбленным золотом, — догадался Сан Саныч.

— Ну и что? Ведь он у меня был! У меня, а не у тебя!

— И что, принес он тебе счастье? — спросил Сан Саныч.

— Конечно, — ответил смотритель.

— А вот теперь точно врешь. Иначе не сидел бы ты тут, со мной, в катакомбах, один, как волк.

Смотритель горько усмехнулся:

— Да, смотри, как получается, мы с тобой уже старики, а снова как в детстве — сидим в катакомбах, фонарики жжем, за жизнь разговариваем… И снова одинаковые.

— И опять ты врешь. Не одинаковые мы. Я отсюда уйду человеком, с поднятой головой. Меня там ждут, любят…

— Только ты сначала выйди, — перебил Сан Саныча смотритель.

— Не выйду — так похоронят с почестями, оплачут. А тебя будут травить как бешеного пса, пока не загонят. Ты ведь никому не нужен теперь, Миша. Были две живые души, да и те ты не уберег, сгубил из-за денег проклятых…

— Не я сгубил их! — хрипло сказал смотритель.

— Брось, Мишка! Ты сыновей в свои делишки втравил. Если бы не ты…

— Хорошо, да, да, ты прав, прав, кругом прав! Я всему виной, да! Ни сыновей у меня теперь нет, ни копейки за душой! Все прахом пошло! И терять мне нечего, Саня. Вот только каяться я перед тобой не стану. Не дождешься!

— А чего передо мной каяться, я не поп. Мне просто интересно, осталось в тебе хоть что-то человеческое или все уже — сундучок вместо сердца?

— Прямо говори, Сашка, кончай юлить. Чего хочешь?

— Пойдем со мной наружу. Сдайся сам, облегчи душу!

— И на всю оставшуюся жизнь — в тюрьму? Я ж тебе уже сказал: сидеть не буду, лучше сдохну.

— Ну и дурак! Тебя же обложили со всех сторон, все равно не уйти! Милиция давно у каждого выхода караулит.

— Саня, я же тебя знаю как облупленного: если ты пришел сюда один, без ментов, — значит, ты никому ничего не сказал. Сам хотел разобраться с другом детства. Так что баки не заливай — никто тебя не ищет, никто не знает, где ты. И вообще, засиделся я тут с тобой. Пора мне, а то и вправду еще обложат. Пока, Саня!

Смотритель, тяжело ступая, ушел в темноту, не оглядываясь на пришедшего не вовремя друга детства.

Следователь хотел убедиться, что Сан Саныч действительно пошел в катакомбы. Он усадил Зинаиду на стул в своем кабинете и стал расспрашивать.

— Почему вы так уверены, что Сан Саныч именно в катакомбах?

— Так ведь он сказал мне, что на рыбалку пойдет, выхожу, а удочки-то в винограднике! Значит, он обманул меня! — стала быстро говорить Зинаида.

— Может, он пивка решил с друзьями выпить, а удочки взял, чтоб вы не ругались.

— Да что вы такое говорите, какое пиво? Стала бы я вас по такой ерунде тревожить! В катакомбах он преступника ловит! — Зинаида знала Сан Саныча лучше других.

— Так… Он вам что-то говорил на эту тему?

— Говорил, что найти Мишку — дело его чести. Так что он точно там, в катакомбах этих проклятых.

— Вот Нат Пинкертон… — следователь взял трубку. — Немедленно наряд милиции к северному входу в катакомбы. Начинаем операцию по поимке преступника — смотрителя маяка.

— Господи, что же с ним будет? — заволновалась Зинаида.

— Не беспокойтесь, мы его найдем. Ступайте домой.

— Не пойду я домой. Я с вами!

— Это невозможно. Милицейская операция — мероприятие опасное, и посторонним там делать нечего.

— Это я-то посторонняя? Я ничего не боюсь и никуда не уйду! — Зинаида была настроена решительно.

Следователь только вздохнул. Двух Пинкертонов его нервы уже не выдерживали.

Полина с Ириной сидели друг против друга в комнате свиданий. Полина была взволнована, говорила торопливо и сбивчиво. Ирина же, напротив, проявляла спокойствие, даже, скорей, равнодушие. Полина говорила без остановки.

— Ирочка, ты не волнуйся, мы тебя спасем, вытащим отсюда. Это нелепая ошибка, они тебя оговорили! Но мы с этим разберемся, сделаем все, что в наших силах… — обещала Полина.

— Перестань, Поля. Не надо ничего делать. Меня никто не оговорил, это все правда, — угрюмо прервала ее сестра.

Полина недоверчиво переспросила:

— Ты что, действительно занималась контрабандой бриллиантов?

— Хотела заняться, да не получилось. Десять лет собирала эти камни, и вот на тебе — все сорвалось… — безучастно кивнула Ирина.

Полина широко раскрыла глаза:

— То есть ты… их украла?

— Нет, выиграла в лотерею, — съязвила Ирина. — Конечно, украла!

Полина потрясенно спросила:

— Но почему, зачем? Ты ведь никогда не была такой.

— А я устала всю жизнь быть правильной, — сказала Ирина. — Мне надоело жить кое-как, кое-где. Я мечтала прожить хоть остаток жизни в достатке. И если бы не досадная случайность, так бы все и было — отдыхала бы сейчас в теплых краях на всем готовом, да еще и с любимым человеком.

— Неужели это правда? Я не могу в это поверить. Я всегда считана тебя честной и трудолюбивой, — растерянно лепетала Полина.

— Ты вообще ничего не знала о моей жизни, потому что никогда не интересовалась ею! Тебе, сестренка, всегда было плевать на мои чувства! — бросила Ирина упрек сестре.

— О чем ты говоришь? — растерялась Полина. — Я всегда любила тебя.

— Да что ты? — со злой иронией переспросила Ирина. — Однако это не помешало тебе отнять у меня единственного человека, который был мне дорог! Ты вышла за него замуж, хотя тебе он был совершенно безразличен! А я умирала от любви, и ты это знала.