Превратности судьбы - Веснина Елена. Страница 45
— Яша! Ты не поверишь! — сказала она. — Наш корабль возвращается! Наверное, они что-то заподозрили!
— Ирина, немедленно иди в порт! — приказал Яков. — Слышишь?! Ты все должна увидеть своими глазами!
Еще один человек тоже переполошился, увидев возвращающийся в порт сухогруз «Верещагино». Это был Толик. Он схватил бинокль, убедился, что зрение его не обманывает и понесся к отцу с криком:
— Папа! Папа!
Смотритель сидел в своей каморке и возился с оружием.
— Чего шумишь? Ну-ка тихо! — приструнил он сына.
— Папа! Корабль возвращается!
— Какой корабль? — спросил смотритель.
— Наш! Ну, на который мы мину с контрабандой прицепили! Бриллианты!
— Тихо! Что ты несешь?! Как он мог вернуться? Он же на три месяца в рейс ушел, а еще двух дней не прошло! — возмутился смотритель, размахивая пистолетом, который до этого чистил.
— Я своими глазами видел! Корабль вернулся в порт.
— И что?!
— И швартуется к пирсу!
— Ядрена-Матрена! Что за хреновина! Значит, вернулся, говоришь?
— Ага. Вернулся.
— Вернуть его могла только таможня, — стал рассуждать вслух смотритель. — Значит, кто-то стуканул! Пойду, сам посмотрю, что там…
В дверях смотритель остановился, заметив, что идет с оружием в руках. Он вернулся к столу, бросил в ящик пистолет и взял с полки морской бинокль.
— Жди здесь! Никуда не рыпайся, — строго приказал он сыну.
А в это время Самойлов и Буравин с хмурым видом тоже наблюдали, как швартуется корабль.
— Да, рано мы с тобой обрадовались, что убрали Костю от Кати. Вот он уже и возвращается, — заметил Буравин.
— Никуда он не возвращается! — сурово сказал Самойлов.
— В смысле? Не понял.
— Он будет сидеть на корабле, — объяснил Самойлов.
— Ты запретишь ему спускаться на берег?
— Точно. Ушел в плавание, так ушел. Нечего. Буравин одобрительно кивнул головой.
Катя привела Зосю к себе домой. Они зашли в Катину комнату, и тут Катя дала волю чувствам:
— Смотри-ка! Как быстро Лешеньку подобрали. Даже несмотря на то, что калека, — в ее голосе звучала ревность.
— Да брось ты, Катя. Может, это ничего не значит. Подумаешь, они просто вместе купались, не целовались же…
— Вот именно! Только что не целовались! Нет, ну ты посмотри! Какая она хваткая оказалась. Медсестра эта недоделанная, — Катиному возмущению не было предела.
— Зря ты… Я бы не делала таких далеко идущих выводов, — пыталась успокоить подругу Зося.
— И вовсе не зря! Ну ничего, я ее планы-то расстрою! Я что-нибудь придумаю, уж поверь мне. Ей это так с рук не сойдет.
— Слушай, а я наконец-то начинаю понимать… — вдруг прозрела Зося.
— Что тут понимать? Все и так ясно, как белый день! — отрезала Катя.
— А мне ясно, Катюша, что ты со мной не совсем искренна.
— Почему это?
— Да потому, что я вижу: ты все еще любишь Лешу. Ревнуешь его…
Катя неожиданно согласилась:
— Да. Я все еще его люблю. Но это же так… так… бесперспективно!
— Что значит бесперспективно?
— Я не могу связать свою жизнь с инвалидом! Не могу же я потратить свою молодость на дежурство у его постели?! У меня должно быть будущее!
— Но, может, через какое-то время Леша поправится? — предположила Зося.
— Когда? Через год? Два? Десять? Я не смогу выдержать. Не смогу дождаться, когда он встанет!
— А ты и не жди. Не встанет — и не надо, — вкрадчиво сказала Зося.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась Катя. — Я не совсем тебя понимаю.
— Забудь его. Найди другого. Клин клином вышибают.
— Как другого? Нет, я не могу. Я же люблю его.
— Ну и что? Пройдет время — и разлюбишь. А пока встречайся с другими, на тебя вон парни пачками западают! Выбери кого-нибудь посимпатичнее… Или ты от своей большой любви в монастырь уйти решила?
— Вот еще! — передернула плечами Катя.
— Так встряхнись, развейся! Нечего себя в четырех стенах хоронить! Это на таких убогих, как Маша, никто, кроме инвалида, не позарится!
— Нет, я как вспомню, что эта дрянь с Лешей… так все внутри кипит!
— Ты же сама сказала, что ваши отношения бесперспективны. Ну и плюнь. Что ты, как собака на сене?
— Я сказала, что эта Маша не будет с Лешкой, значит, не будет! — упрямо заявила Катя.
— А они кажутся вполне счастливыми… — отметила Зося.
Вот именно! Он что, так быстро смог меня забыть, что уже с другой… смеется? И самое отвратительное в этой ситуации, что где-то в глубине души я чувствую, что меня бросили!
— Ну и что?
— А это — моя привилегия! Бросить могу только я! Катя искренне в это верила, ведь она чувствовала себя королевой.
— Катя, да плюнь ты на них! — посоветовала Зося. — Ты говоришь, как старая дева, у которой был последний шанс.
— Да, я молода и красива, — с уверенностью сказала Катя. — Я помню об этом.
— Вот именно.
— Так что, теперь об меня можно ноги вытирать?
— Ну вот. Опять по новой! Не заводись! — стала успокаивать подругу Зося.
— Кстати, почему Маша была с ним в море?
— Ну, не знаю, наверное, захотелось искупаться, — предположила Зося.
— Нет, я не об этом!
— А о чем?
— Ведь его мать не разрешает Леше даже близко подходить к воде, после того, как он упал с корабля. Он же чуть не утонул! А эта Маша его туда привела!
— Но не утонул же он тогда. Я вполне понимаю Лешу, он — моряк. И его тянет, так сказать, к родной стихии. Ему там становится легче.
— Это не аргумент! — сердито сказала Катя.
— А разве тебе не жалко Лешу? Он выглядел в воде таким счастливым… — Зося говорила правду.
Катя задумалась.
— Конечно… — согласилась она. — В море он казался совершенно нормальным. То есть таким, как прежде… Я даже на какую-то секунду забыла, что он — калека.
— Вот видишь. Он тоже хочет забыть, что болен.
— Но, к сожалению, он неизлечим! Давай смотреть на вещи трезво! — резко оборвала подругу Катя.
— Да, — вздохнула Зося. — По крайней мере, так говорят врачи.
— А ты представляешь, что будет, если я выйду за него замуж? Как это, таскать его на себе, сажать в кресло, убирать за ним?! — такая перспектива приводила Катю в ужас. — И так — всю жизнь! Всю! Это может убить любую любовь. Даже самую сильную!