Корабль для уничтожения миров - Вестерфельд Скотт. Страница 25

Старший помощник Кэтри Хоббс, хватаясь за скобы, передвигалась по темным переходным шахтам «Рыси». Как она жалела о том, что мало практиковалась в условиях невесомости.

Как правило, в преддверии сражения экипаж проводил несколько дней, отрабатывая действия в условиях разных показателей гравитации и в невесомости, готовясь к обманным маневрам и отказам генератора гравитации. Но «Рысь» уже почти десять дней летела с высоким ускорением. Не было и речи о возможности проведения каких бы то ни было учений.

Хорошо хоть капитан дал Хоббс время облачиться в прочный тяжелый скафандр…

Хоббс посмотрела на старинные наручные часы. Капитан назначил первый маневр уклонения от курса через тридцать секунд. Он одолжил Хоббс часы своего деда. Боже, какие же они были древние! Табло у них было круглым. Пока она облачалась в скафандр, Зай объяснял, как считывать показания с этого, как он его назвал, «циферблата». Часы, по словам капитана, были «аналоговым» устройством. Термин «аналоговый» в данном случае он употребил в почти забытом значении этого слова. Передвигаясь по холодным и безмолвным шахтам и коридорам корабля, Хоббс улавливала еле различимое тиканье часов.

Тридцать секунд. Она должна успеть до первого маневра, предназначенного для того, чтобы сориентировать «Рысь» в сторону от риксского крейсера. Однако этот поворот ничем страшным не грозил. Но через двадцать секунд после этого должен был произойти запуск дрона-буя. Высвобождение потенциальной энергии, запасенной в устройстве запуска дрона, должно было оттолкнуть «Рысь» от нынешней траектории, и корабль при этом ожидала встряска, как при столкновении с метеоритом. В отличие от полета с ускорением на холодных дюзах, когда разгон был постепенным, при запуске дрона-буя все должно было случиться сразу и резко. Главного бортинженера, скорее всего, уже успел предупредить посыльный, но если Хоббс хотела помочь Фрику, ей следовало оказаться в носовом грузовом отсеке до того, как там начнется настоящий хаос.

В тот самый момент, когда Хоббс уходила из командного отсека, офицер, следивший за показаниями датчиков, сообщил о том, что лучи риксских лазеров перестали ощупывать оставленный фрегатом ледяной след и приближаются к «Рыси». В любое мгновение по имперскому звездолету могли открыть огонь.

Хоббс отчаянно торопилась. Она мчалась вперед, отталкиваясь от переборок и держа над головой гермошлем. Теперь, если бы она ударилась головой, шлем защитил бы ее хотя бы отчасти.

Вдруг она зацепилась за что-то лодыжкой и завязла на месте, проклиная на чем свет стоит того, кто бросил незакрепленный кабель между боевыми постами.

Но тут Хоббс резко рванули назад, и она поняла, что кто-то крепко держит ее за ногу.

– Какого черта? – закричала она.

Кому могло взбрести в голову откалывать подобные шуточки во время боя? Хоббс согнула колени, развернулась и оказалась лицом к лицу с шутником. С губ ее уже готовы были сорваться суровые обвинения.

И тут она узнала эту женщину. Верити Энст, сержант-артиллерист четвертого ранга, старая подруга стрелка Томпсона. Энст была одной из тех, кого Хоббс и Зай подозревали в сочувствии к участникам мятежа. Они поймали и арестовали всех бунтовщиков, кроме двух. Однако на «Рыси» стрелки были наперечет, а никаких доказательств вины Энст не нашли. Правда, за ней было установлено пристальное наблюдение – в надежде на то, что телекамеры что-нибудь все-таки выследят.

Но в режиме затемнения «Рысь» была не только молчалива, но и слепа.

Хоббс развернулась и попыталась вырваться, но стрелок Энст держала ее крепко. Кэтри вспомнила данные из досье этой женщины: рост – два метра, вес – девяносто килограммов. Держа Хоббс за ногу, Энст рванула ее в сторону и с размаху ударила о стенку коридора. Удар был так силен, что из Хоббс буквально дух вышибло.

А потом Энст подтащила старшего помощника к себе и приставила нож к ее горлу. Это был ритуальный нож, но в свете красных аварийных огней он выглядел смертельно опасным.

– Наша маленькая изменница, – прошипела Энст. От ее лица до лица Хоббс было всего несколько сантиметров.

Даже через прочный пластик скафандра Хоббс ощущала холод стали. Она пыталась справиться со страхом.

– Я никого не предавала, Энст.

– Томпсон был влюблен в тебя, Хоббс. Он тебя хотел. Бедолага, он не знал, что ты – капитанская шлюха.

Старший помощник часто заморгала, пытаясь справиться с забушевавшими в душе эмоциями. И справилась.

– Значит, ты была одной из них, Энст. Я так и думала.

– Знаю, Кэтри, – процедила сквозь зубы женщина. – Я чувствовала, что ты шпионишь за мной, только и ждешь, что я себя выдам. Но и я за тобой приглядывала.

Слушая Энст, Хоббс ощутила знакомые вестибулярные изменения. Фрегат разворачивался, медленно перемещался относительно оси Y. Здесь, в центре корабля маневрирование ощущалось настолько слабо, что ухмыляющаяся женщина, захватившая Хоббс в плен, по всей видимости, этого не почувствовала.

– Ты здорово все придумала, Верити. Но теперь тебе конец, – сказала Хоббс. Она скосила глаза и, тайком взглянув на наручные часы, начала считать от двадцати назад. – Не вечно мы будем в режиме затемнения.

– Это мы посмотрим.

Свободной рукой Энст рывком открыла люк в наружной переборке. Там находилась шлюзовая камера спасательного катера. Старший помощник Хоббс нервно сглотнула подступивший к горлу ком.

– Я могу посвятить тебе несколько минут, – прошептала Энст. – Мы тут втроем: ты, я и этот ножичек. А потом я пристегну твой труп к взрывпакету, и ты отправишься в свободный полет и пусть Зай тебя ищет. От тебя останется столько, что даже для генотипирования не хватит. Я все отлично продумала.

«Прекрасно, – решила Кэтри. – Энст охота похвастаться. Пусть хвастается, сколько ее душеньке угодно».

Кэтри Хоббс дала себе мысленный приказ расслабиться и стала отсчитывать последние секунды перед предстоящим толчком.

Повсюду вокруг главного бортинженера завывал металл.

– Все к дальней стенке! – приказал он бригаде.

«Будь он проклят, Зай, этот идиот! Он слишком быстро разворачивает „Рысь“!» – метались мысли в голове у Фрика. Но тут инженер понял, какую сам совершил ошибку. Осознание пришло в то самое мгновение, когда он отскочил, в сторону от надвигавшейся на него массы бронированных плит. Он назвал Заю абсолютный предел ускорения – одну двадцатую g, то есть – полметра в секунду в квадрате. Однако при этом Фрик думал о движении вперед или назад – ведь тогда ускорение одинаково отразилось бы на всем корпусе фрегата. Но при развороте получился эффект наподобие центрифуги: на нос и корму действовала большая сила, нежели на середину корабля.

Фрик оказался в роли человека, которого привязали к концу кнута, а Зай этим кнутом небрежно хлестнул.

Сержант Метасмит вернулась с пункта связи с предупреждением о маневре, но почему капитан решил развернуть корабль, ей не сказали. Это выглядело бессмысленно. Согласно плану, следовало сохранять положение, при котором «Рысь» была повернута носом к риксам. Но как водится, кто-то решил поимпровизировать. Фрик проклинал себя на чем свет стоит за то, что не предупредил капитана об опасности именно такого маневрирования.

Тяжеленные плиты с треском порвали привязанные к ним тросы и продолжили движение к правой переборке грузового отсека. Они перемещались не слишком быстро и вряд ли могли пробить наружную обшивку, но зато их массы вполне могло хватить для того, чтобы расплющить в лепешку члена инженерной бригады.

Все как один подчиненные Фрика отключили магниты и отлетели к дальней переборке. Плывущие к правому борту плиты терлись друг о дружку и скрежетали, словно тяжеленный сверхскоростной состав, замедляющий ход с помощью фрикционных тормозов.

Все подчиненные бортинженера успели спастись.

– Что ж, пока капитану нас прикончить не удалось! – заметил Фрик, как только его люди сгрудились возле него.