Птицы небесные - Ветковская Вера. Страница 16

Бред первых поцелуев, горячих ласк подхватил Наташу, как река с бешеным течением. Долгое время их отношения были церемонно-целомудренными, «духовными», на чем особенно настаивал Виктор.

Ведь слишком многое им надо было выговорить друг другу, перейти ту долину небытия, когда они еще не были знакомы и не подозревали о существовании друг друга. Полгода во время нечастых встреч они без умолку разговаривали — обсуждали любимые книги, строили планы на будущее, рассказывали каждый о своем детстве, иногда просто умолкали и погружались в какую-то тихую, созерцательную радость. Осторожно обнимались, гладили друг другу волосы, Виктор любил расплетать косу и любоваться Наташей с распущенными волосами.

Но однажды на даче их как будто ураганным ветром кинуло друг к другу, и с той поры Наташа все время чувствовала себя полупьяной от счастья.

Это был период сплошного наваждения.

Она с сонным лицом сидела на занятиях по истории театра и слушала, как преподаватель, крашеный старик, темпераментно, повествует об Ибсене, но душа и тело ее находились в другом измерении.

Прежде между встречами с Виктором она жила тем, что вспоминала их разговоры, выражение его лица, глаза, а теперь она все время ощущала его пальцы на своем теле.

Пальцы, которые пробегали по ее коже с такой нежностью и точностью, как персты флейтиста. Все ее существо, как шелковая ткань, струилось под этими пальцами, которые все о ней знали и действовали с вкрадчивой нежностью. Сначала они только осторожно гладили ее лицо и шею, затем его рука робко, просительно перемещалась на грудь, а уж дальше Наташа, обезумев от нежности, сама была готова подставить все свое тело под тепло его ладоней, как под струи весеннего дождя.

Он шептал, раздувая своим жарким шепотом ее волосы:

— Ты даже не представляешь, какая ты на самом деле… Это я знаю, я! Ты чудо… Как это все удивительно! Тело обожаемой женщины всегда кажется огромным, как вселенная, а у тебя все такое маленькое: грудь, ушко, руки…

Их одежда стала мучить Наташу, как будто была сшита не из ткани, а из какого-то жгучего, пропитанного ядом материала, который хочется сорвать, чтобы кожа, живая кожа распласталась по коже, чтобы их не разделяли ни нитка, ни воздух — ничто.

— Виктор, я хочу, чтоб между нами было все-все, — как-то, не владея собой, пролепетала она.

Его пальцы как будто перебежали на другую клавиатуру, не страсти, но тихой, доверчивой нежности.

— Подождем еще немного, — выдохнул он. — Ты девушка, мне страшно брать на себя такую ответственность…

— Какую? Ведь мы все равно поженимся!

— Да-да, — рассеянно произнес Виктор, и она почувствовала, что теперь его ласки сделались отстраненными. Он как будто утишал бурю, которую сам же и вызвал.

Сколько так могло продолжаться! Наташа в состоянии близком к безумию сдала летнюю сессию и уехала домой.

Разлука их не была бы такой невыносимой для нее, если б она могла писать Виктору и получать послания от него.

Но он на два месяца завербовался в какую-то научную экспедицию на Горный Алтай, от стоянки которой до ближайшего почтового ящика, как выразился Виктор, было два дня перехода через горы на ишаке.

Если б она могла отправить ему вдогонку все слова любви, которые рождались в ней, особенно ночами, когда яростно светили звезды и редкие облака проплывали сквозь них, как небесные письмена… Она переворошила бы весь словарь страстных признаний, в сущности нищий и убогий словарь, и сотворила бы его заново.

Катя, заглянувшая в родные места всего на три недели, сразу заметила состояние опустошенности, в котором пребывала ее подруга.

— Милая моя, дела твои плохи, — констатировала она, приглядевшись к Наташе. — Что с тобой творится?

Наташа попыталась легкомысленно усмехнуться, но губы ее как будто свело судорогой.

— В кого ты на этот раз навеки влюблена? — не на шутку вцепилась в нее Катерина. — Говори, у тебя все на лице написано.

— Если написано, зачем спрашиваешь? — буркнула Наташа.

— Хочу знать подробности. Имя, фамилия, возраст… Постой! Это не тот ли микробиолог, из-за которого у тебя сверкали глаза, как у мартовской кошки, в прошлом ноябре?.. Ты вроде говорила, что завязала с ним…

Наташа вдруг расплакалась.

— Эти слёзы можно считать положительным ответом, — вздохнула Катя. — Ну так что? Он тебя бросил?

— Нет! — закричала Наташа. — Как ты могла подумать?!

— Так, — спокойно продолжала Катя. — Если не бросил, когда же свадьба? Или он планирует вечное предсвадебное состояние?

— Ничего он не планирует, — разозлилась Наташа.

Еще лучше, — протянула Катя. — Если он ничего не планирует, значит, того и гляди, ты родишь без мужа… Поверь мне, дорогая моя, этот парень что-то темнит… Поверь моему нюху…

— Не смей говорить о нем в таком тоне, — почти грубо сказала Наташа.

Катя искоса поглядела на нее:

— Смотри, потом не жалуйся, я тебя предупредила…

В июле Колесников вывозил свой семинар на практику в Кировскую область, которую он упорно называл Вятской губернией. Катя возлагала на эту поездку большие надежды. Три недели они будут жить под одной крышей, почти по-семейному. Она не строила никаких планов, не продумывала конкретных шагов к сближению. Просто полагалась всецело на свою женскую интуицию, которая должна подсказать в решающие моменты, что говорить и что делать.

Их поселили на окраине города в старой деревянной школе. Каждый из пятнадцати студентов, оглядевшись и поразмыслив, выбрал себе тему и приступил к сбору материала. В Кирове только начинали восстановление лежавшего в руинах Трифоновского монастыря и нескольких городских церквей.

Катя с увлечением бросилась в эту новую тему — каждый день ездила на стройки, в реставрационные мастерские. Это было исцелением после надорвавших ее душу сиротства и бесприютности. Ну что ж, каждой темой нужно переболеть.

Три недели она прожила в каком-то воодушевлении. Это состояние она объясняла легкой влюбленностью в Колесникова. Втайне Катя понимала, что это придуманная, головная, а не сердечная влюбленность. Она была увлечена Стасом и могла сравнить свои чувства к нему и к Колесникову. «Но ведь существуют десятки видов и подвидов любви, — рассуждала она, — такая тоже имеет право на существование. Я обожаю его, но к этому обожанию пока не примешивается чувственность. Она появится, как только я замечу хоть какие-то проблески его интереса ко мне».