Ночью на белых конях - Вежинов Павел. Страница 72

— А ты просто наглый эгоист! — ответила она и кинулась бежать по улице. Он быстро догнал ее на машине, но маневр не удался. Криста обернулась и побежала назад. Он торопливо пристроил машину и побежал за ней следом. Но как раз на углу главной улицы ее вдруг вырвало, внезапно и неожиданно, как тогда в кондитерской. Сашо в нерешительности остановился. Она закрыла лицо ладонями, бросилась бежать как слепая и тут же исчезла за углом. Сашо понял, что догонять ее бессмысленно. Догнать ее значило бы повергнуть ее в смертельный стыд. В голове было пусто, он стоял, не зная, куда себя деть. Котенок на ограде смотрел на него прищуренными безучастными глазами. Глупые они, эти люди, никогда не знаешь, что они могут выкинуть. А этот, того и гляди, запустит в тебя камнем. Котенок успокоился, только когда Сашо подошел к машине. Никогда еще юноша не чувствовал себя так скверно, даже после смерти отца. Он знал, конечно, что в жизни его ждут еще многие беды и несчастья, но не представлял себе, что они могут быть так безобразны и бессмысленны. Сашо забрался в машину и только тут заметил, что Криста оставила свою сумку. Сашо открыл ее, может быть повинуясь безотчетному желанию прикоснуться к чему-нибудь, связанному с Кристой. Там лежали пижама в розовых цветочках, тапочки, одеколон, зубная щетка. И три пары трусиков — белых и голубых. Все, как ему показалось, уложено очень старательно, с какой-то трогательной надеждой, может, даже с уверенностью, что она сумеет перешагнуть этот роковой порог. Никакого порога они не перешагнули, даже наоборот. Вконец расстроенный, он сел за руль и вместо передней скорости включил заднюю, правда, никаких других несчастий с ним не произошло.

Криста вернулась домой, так и не поняв, по каким улицам она бежала. Она не плакала, только до боли кусала посиневшие губы. Мать открыла ей, пальцы у нее были зеленые — она как раз красила пряжу. Вид дочери не сулил ничего хорошего.

— Что случилось? — спросила она. — Почему ты вернулась?

— Мы поссорились…

Поссорились — дела у них явно не клеились. Когда они зашли в комнату, Мария спросила как можно более безразличным голосом:

— Из-за чего же вы поссорились?

— Не из-за чего. Просто поссорились.

Ко всему прочему она была ужасно бледна, взгляд — почти лихорадочный. Как села, так и сидела, не двигаясь, даже не мигая. Похоже, это не просто ссора. Может быть, они расстались навсегда. Эта мысль словно принесла Марии смутное облегчение. Лучше молчать и больше ни о чем не спрашивать. Вдруг Криста вскочила и бросилась в ванную. Когда она вернулась, мать заметила:

— Дело как будто не только в ссоре…

— Не только, — ответила девушка до неузнаваемости изменившимся голосом.

И подробно рассказала ей обо всем, что случилось в последнее время. Она говорила негромко и монотонно, но глядя на мать, лишь время от времени переводя дух, словно карабкалась по бесконечному крутому склону. На этот раз Криста ничего не скрыла. Но рассказала она обо всем так, как сама это чувствовала и понимала. Сашо не был изображен каким-то Синей бородой, но вполне естественно выглядел бессердечным и хладнокровным типом, который не интересуется ничем, кроме самого себя.

Мария долго молчала, вид ее ничем не выдавал ее чувств. Она понимала, что сейчас важнее всего сохранить спокойствие — по крайней мере в глазах дочери. И ради нее.

— Ничего страшного не случилось! — сказала она наконец. — Сейчас самое главное, чтобы ты пришла в себя. И не сделала чего-нибудь непоправимого.

— Мамочка! Не могу я тут оставаться!.. Позволь мне куда-нибудь уехать. Мне надо побыть одной, подумать.

— Это не проблема… Поезжай к тетке.

— Хорошо.

Но ничего хорошего в этом не было — у тетки она, уж во всяком случае, не будет одна. Тетка забавлялась ею, как котенком.

— Хотя бы, скажем, на недельку, пока ты не придешь в себя. В твоем положении неделя — не так уж мало.

— Да, мама.

— А теперь иди поспи.

— Я не хочу спать.

— Ничего, тебе нужно отдохнуть. Возьми моего снотворного. Полтаблетки.

Криста ушла в спальню. Все равно другого выхода у нее не было. Разве могла она сейчас читать что-нибудь или пойти в кино? Все же ей здорово полегчало, когда она рассказала обо всем матери, — сейчас Криста чувствовала себя совсем другим человеком. Жизнь уже не казалась ей такой трагической и безысходной. Только ее мать может быть такой по-настоящему доброй, такой благородной. А если еще удастся заснуть — что может быть лучше.

Оставшись одна, Мария подсела к телефону. Можно было не сомневаться, Юлиана примчится немедленно. Сестра любила племянницу, пожалуй, больше собственной дочери. Может быть, потому, что Криста и внешне больше была похожа на нее. Дочь Юлианы Мими тоже была невысокой, но характер у ней был мужской, уши мужские, и уж совсем мужской была профессия — главный технолог одного из винных заводов округа. Мария просто не могла понять, как сестра разрешила дочери избрать такую дикую специальность. Разве это дело, когда твой ребенок возвращается домой и от него разит, как от возчика на товарной станции.

С Юлианой ей удалось связаться только к обеду. Они поговорили несколько минут, сестра пообещала немедленно выехать. Машина у нее и Мими была общая, но гораздо чаще ею пользовалась Юлиана. По профессии архитектор-реставратор, она все время разъезжала по стране и просто не могла обойтись без машины. А у Мими вечно случались неприятности с автоинспекцией — состав в трубочке зеленел раньше, чем она успевала в нее подуть.

— Часам к восьми я буду у вас, — сказала Юлиана. — Ты только смотри, чтоб птенчик не улетел.

— Даже и захочет, не сможет, бедняжка, — ответила Мария. — Все перышки ей ощипали.

— Не верю! — засмеялась Юлиана. — Нас не так-то просто ощипать.

Она была права, по крайней мере по отношению к самой себе. В свое время Юлиана самым бесцеремонным образом выставила мужа, бывшего царского офицера, который вставал по ночам, чтобы порыться у нее в сумочке. Он очень плохо играл в покер, не платил проигрышей, в городе его не допускали больше ни в одну компанию, и он с трудом пристраивался к старикам, игравшим в кофейнях в белот. Когда однажды ночью Велизар стащил у Юлианы фамильное монисто, та вскипела и прогнала его, не слушая никаких объяснений. Мими тогда была еще ребенком, быстро забыла отца, и единственное, что у нее от него осталось, это мясистые уши, из-за которых она с юных лет не смела взглянуть на себя в зеркало. Но сейчас ей как будто было все равно — в этом мире ее интересовали только марки вин.

Юлиана приехала не в восемь, как обещала, а в шесть, словно пыталась обогнать самолеты. Мария была еще на курсах, дверь открыла Криста. Тетка вошла, улыбаясь так, словно приехала на крестины.

— Выходи, поможешь! — сказала она, еще не переведя дух от быстрого подъема по лестнице.

— Чем помочь?

— Иди и не спрашивай!

Юлиана привезла в подарок голодной софийской родне половину жареного барашка и два литра вина в бутылках из-под масла, которые были заткнуты так туго, что вечером их еле удалось откупорить.

— Барашек был еще горячий, когда я его укладывала, — оживленно рассказывала тетка. — А вино от Мими. Говорит, что такого не пьют даже министры. Хочешь попробовать?

Криста не хотела. Тетка расположилась у них в доме по-свойски. Бесконечные разъезды приучили ее всюду чувствовать себя как дома. Впрочем, она в самом деле не тревожилась из-за Кристы, ей и притворяться было не нужно. Энергичная по природе, самая энергичная из Обретеновых, она всегда радовалась, когда обстоятельства складывались так, что требовалась ее помощь. Они были очень похожи с Марией, и хотя Юлиана была на два года моложе, характер у нее был более властным. Вообще она была достойным потомком своего старинного рода.

— Тогда давай перекусим! — заявила она. — Это не барашек, а чистое молоко. Так пахнет, что пока я сюда ехала, мне чуть не стало плохо.

— Не хочется, — ответила девушка.

— Что ж, тогда погляди.