Почему нас ненавидят? - Видал Гор. Страница 24

Чарлза Скайлера, незаконного сына Бэрра (это уже чисто романная линия), другой его незаконный сын, президент Мартин ван Бюрен (насчет отцовства Бэрра среди историков согласия нет), назначает на должность консула, и Скайлер отбывает в Европу, где становится отцом-основателем вымышленной автором семьи, члены которой действуют в других книгах.

В романе «Линкольн» Чарлз Скайлер появляется только в последней главе и существенной роли не играет. Здесь доминирует президент, о котором, кроме бесчисленных научных трактатов, биографий и романов, писались даже стихи (нас такое не может удивить, а вот для США это обстоятельство из ряда вон выходящее) — помните «О, капитан, мой капитан» Уолта Уитмена? По поводу этого романа возникла особенно острая полемика, но Видал был к ней отлично подготовлен. По его словам, прежде чем взяться за работу над «Линкольном», он прочитал тысячу книг. К тому же писатель обладает существенным преимуществом перед учеными-историками: пространство между установленными фактами — проклятие для историка и благодать для романиста, заполняющего исторические лакуны своим художественным воображением. Впрочем, дело не в полемике. Со страниц романа предстает монументальная, но человечная фигура, далекая от безжизненного канона (не столько освободитель рабов, сколько объединитель страны типа Бисмарка и основоположник сильного президентства), но куда более убедительная.

В романе «1876» Чарлз Скайлер после сорокалетнего отсутствия возвращается в США известным литератором, он собирается писать о том, как изменилась страна к своему столетнему юбилею, а заодно выдать замуж овдовевшую дочь. Его глазам открылась неслыханная коррупция, поразившая администрацию президента Гранта, конгресс, мир бизнеса. Последние мазки на этот холст нанесла самая грязная в истории США избирательная кампания, когда исход выборов на Юге (в том числе в злополучной Флориде!) был фальсифицирован и президентом вместо победителя Тилдена стал Хейс. Ассоциации возникают сами собой. Надорвавшийся от трудов и переживаний Скайлер умирает, но преуспевает его дочь Эмма, с новообретенной американской хваткой найдя себе мужа-миллионера.

Действие «Империи» отнесено к рубежу XIX — XX веков, когда американская республика в результате испано-американской войны начала превращаться в империю. Знаковое для Видала преображение: в книге, которую вы только что прочитали, он называет себя защитником старой республики, в отличие от империи, преобразовавшейся при Трумэне еще раз — в имперское «государство национальной безопасности».

В романе «Империя» писатель запечатлел рождение еще одной империи — газетной монополии Херста, манипулирующей общественным мнением. Именно с империи Херста начинается история современных гигантов массовой информации, которым изрядно достается от Видала в книге «Вечная война…». Каролина, дочь Эммы из романа «1876», заворожена Херстом и приступает к изданию собственной газеты — эта увлекательная вымышленная сюжетная линия вместе с борьбой Каролины за наследство до конца держат читателя в напряжении.

В романе «Голливуд» и Херст, и Каролина, чутко уловив веяние времени, с головой погружаются в киноиндустрию. Это происходит на фоне Первой мировой войны, когда президенту Вильсону удается втянуть изоляционистскую Америку в европейскую бойню. Тут впервые на страницах «Саги» появляется Франклин Рузвельт, молодой заместитель военно-морского министра.

И наконец — «Золотой век». Название ироничное. «Никогда минувшие времена не были для нас золотыми», — замечает Видал. В центре романа яркая, незаурядная и неоднозначная личность Франклина Делано Рузвельта. Когда-то Рузвельт положил конец политической карьере деда Видала, сенатора Гора, ярого изоляциониста, однако смешно думать, будто писатель сводит с ним семейные счеты. Он просто поддерживает версию, имеющую в США немало сторонников: Рузвельт намеренно спровоцировал нападение Японии на Пёрл-Харбор, чтобы Америка вступила во Вторую мировую войну на стороне антигитлеровской коалиции и вышла из нее властелином мира.

Таково в самом кратком изложении содержание «Американской саги» писателя. На ее страницах возникают полнокровные образы политических деятелей — президентов Вашингтона, Адамса, Джефферсона, Мэдисона, Джексона, Линкольна, Гранта, Мак-Кинли, Теодора Рузвельта, Вильсона, Гардинга, Франклина Рузвельта, вице-президента Аарона Бэрра, государственного секретаря Джона Хэя (мало кто помнит, что именно Хэю принадлежит ставшее ныне популярным выражение «прелестная маленькая война») и многих других политиков, генералов, дипломатов, газетного магната Уильяма Рэндолфа Херста, литераторов Вашингтона Ирвинга, Уильяма Брайанта, Марка Твена, Генри Джеймса (забавно, что в «Золотом веке» среди действующих лиц мелькает и Гор Видал), историка и литератора Генри Адамса — здесь перечислены лишь наиболее яркие фигуры американской истории» Вымышленные писателем семьи Скайлер и Сэнфорд позволяют ему воссоздать американские частные и общественные нравы.

Как переводчик, причастный к работе над этими текстами, могу сказать, что выборочные обращения к исторической литературе для более точной передачи отдельных эпизодов на русском языке свидетельствуют о величайшей добросовестности писателя: даже в репликах исторических лиц использованы источники — их сочинения и письма, мемуары современников; пресловутые лакуны между установленными и общепризнанными фактами заполнены на редкость правдоподобно. Значит ли это, что историю США можно изучать по Видалу? Наверное, нет. Но это исключительно познавательное и поучительное чтение, полное иронии, подчас сарказма и, не в последнюю очередь, забавнейших исторических ассоциаций.

Политическая тема в полный голос звучит в публицистике Гора Видала. Недавно он собрал свои избранные эссе за сорок лет под одной обложкой, получился увесистый том, названный им «United States». В данном случае это не «Соединенные Штаты»; state значит также «состояние дел», в томе три раздела — состояние политики, состояние литературы и состояние нравов.

Сборник статей «Вечная война ради вечного мира» в особых пояснениях не нуждается. Писатель выступает в нем последовательным противником империи, в которую, по его мнению, превратились Соединенные Штаты, обладающие всеми имперскими атрибутами: агрессивной внешней политикой, тем, что известный американский сенатор Уильям Фулбрайт некогда окрестил «высокомерием силы», разрастанием военного истеблишмента и безудержным ростом оборонного бюджета, всевластием и произволом органов внутреннего правопорядка. Видала можно было бы назвать правозащитником, если бы это слово не так сильно затерлось у нас и не приобрело ненужные смысловые оттенки, но по существу так и есть. Видал проницательно подметил, что Билль о правах, этот предмет законной гордости американцев (только представьте силу этого документа с конца XVIII века и вплоть до Первой мировой войны, когда на карте Европы еще преобладали монархии!), каждодневно попирается и в ряде случаев просто не действует. А сегодня это особенно опасно, когда в условиях борьбы с терроризмом очень легко лишиться и тех прав, что еще уцелели. И относится это отнюдь не только к Соединенным Штатам.

Писатель, разумеется, далек от того, чтобы оправдывать Маквея или бен Ладена. Он стремится понять и объяснить, откуда берется терроризм. Он видит истоки этого явления в сложном переплетении политических, экономических и нравственных причин и призывает искать решение не в воинственной риторике, не в произвольном применении силы на международной арене и ограничении гражданских прав внутри страны, а в переориентации государственной политики. К его голосу стоит прислушаться.

Ал. ФАЙНГАР