Любовь изгнанницы - Вилар Симона. Страница 127

Порой они болтали о том о сем, а когда Филип спал, Анна садилась рядом с женщиной, наблюдая, как та ощипывает курицу, латает сынишке штаны или доит корову. Анна уже знала, что окрестные жители считают жену угольщика колдуньей и сторонятся ее жилища. Однако порой она замечала, как из-за кустов появляются закутанные до глаз фигуры, подзывают Мэдж и подолгу о чем-то шепчутся с нею.

– Они всегда щедры и уступчивы, когда им нужна моя помощь. Но их детям не велят играть с Лукасом. Клянусь благостным небом, они уже давно выдали бы меня настоятелю монастыря как ведьму, да, видно, страшатся, что некому станет им помогать в их бедах.

Старая Мэдж умела многое: она заговаривала кровь, сводила опухоли и нарывы, снимала боль наложением рук, умела заглянуть в будущее, знала приворотные зелья, снимала порчу и сглаз. Ее звали, когда роды шли тяжело, бежали к ней, когда заболевал ребенок. Но она была права – те, кому она помогала, давали ей денег, но, когда она появлялась в селении, мужчины гнали ее прочь, грозя спустить собак.

Как-то раз, когда Мэдж сбивала масло, а Анна с рассеянным видом следила за ее движениями, женщина вдруг остановилась и, вытерев руки о передник, сказала:

Хочешь, я узнаю твою судьбу? Дай-ка руку. Анна было встрепенулась, но затем отпрянула.

– Нет-нет! Не надо.

Ты боишься? Думаешь, я и вправду ведьма? Анна на миг задумалась, но затем отрицательно покачала головой.

– Нет, Мэдж. Я не думаю, что твой дар от дьявола. Но я не хочу. Наверное, я почти счастлива сейчас, и мне не хочется думать о том, что меня ждет.

Да, она не чувствовала себя счастливой вполне. Полой, природа, нарождавшееся чувство материнства, долгие беседы с выздоравливающим Филипом, их первые страстные поцелуи – все это было счастьем.

Горем была еще свежая не затянувшаяся рана утраты. Слишком немного времени прошло с той поры, как она потеряла отца. Она часто думала о нем, порой даже вела с ним беседы, пытаясь объяснить, почему поступает так, а не иначе.

Она спорила с ним, как это бывало при его жизни. И внезапная мысль о том, что его больше нет, пронзала ее физической болью. Отец казался ей несокрушимым, вечным, надежным, и то, что его больше не было, не укладывалось в сознании. Анна старалась гнать от себя видение его мертвого, покрытого ранами тела, она помнила его улыбающимся, помнила молодым, помнила с уже посеребренными висками, помнила его пружинящую, как у пантеры, походку. Все это было мукой. Она плакала долго, часами, слезы текли и текли, принося отупение и облегчение одновременно.

Однажды на закате, когда лес гремел птичьим хором, она расплакалась, сидя подле ложа Филипа. Он лежал тихо, и Анна решила, что он спит. Она сидела, глядя через отворенную дверь на меркнущий среди могучих стволов свет солнца, и изредка всхлипывала, как ребенок, вытирая щеки и нос тыльной стороной руки.

Филип смотрел на нее из-под полу прикрытых век. Анна была несчастна, хрупка, одинока. Она изо всех сил старалась быть сильной, и Филип знал, что она будет недовольна, если обнаружит, что он наблюдает за ней. Он видел ее вздрагивающие плечи, нежный затылок под копной высоко заколотых волос.

Принцесса Уэльская… Кто защитит ее в этой нескончаемой войне Роз? И в этот момент он с ослепительной ясностью понял, что не может отдать ее им. Какая разница, останется жив Эд Ланкастер или нет? Что с того, что по прихоти рождения ей предназначено жить иначе? Он вспомнил, как она рванулась к нему в «Леопарде», как боялась отпускать. «Мне плохо без тебя», – твердила она вновь и вновь, и он знал, что это так и есть.

Он понял все это, когда стоял, смешавшись с толпой перед собором Святого Павла, чтобы взглянуть на нее. Нарядная, величавая и грациозная, она была великолепна, но оставалась печальной. Поистине те, кто у власти, рождены не для счастья. Анна же хотела быть всего лишь счастливой. И он мог дать ей это.

Она притихла, устремив взгляд на догорающий закат. В гуще кустов подал голос соловей.

– Энни, иди ко мне.

Он уложил ее рядом и, баюкая, прижал ее голову к плечу.

– Не думай больше ни о чем, любовь моя. И прости меня, если я был не прав.

Она вздрогнула, сделала движение, чтобы подняться, но он удержал ее. И тогда Анна спросила:

– А что, если одолеют Ланкастеры? Что, если принц Уэльский вернется в Лондон и вновь станет наследником трона? Какое решение ты примешь тогда?

Она замерла точно птичка, ожидая его ответа.

Филип ответил так, как ей хотелось.

– Для них ты умерла. Теперь ты принадлежишь только мне, как и ребенок, который продолжит род Майсгрейвов. Я готов держать за это ответ перед Богом!