Любовь изгнанницы - Вилар Симона. Страница 32
– Мне нужна комната, – сказала она. Тем временем Соломон, бывший тут частым гостем, направился к очагу и улегся, заняв разом все свободное место.
Дороти осталась невозмутимой и лишь кивнула. Она не стала звать слуг, отослала также и Ральфа, а затем сама повела девушку по длинному, увешанному шпалерами коридору в дальний тупик.
– Здесь порой останавливается ваш батюшка, – заметила она, поворачивая ключ.
– Я знала. Послушай, Дороти, сюда скоро придет человек, и ты… ты…
Анна чувствовала, что не в силах ничего сказать, но хозяйка гостиницы лишь пожала плечами.
– Я сделаю все, как вы велите, миледи. Анна коротко вздохнула.
– Не подумай худого. Ты его знаешь. Это мой спаситель сэр Филип Майсгрейв. Я непременно должна с ним встретиться, но он йоркист, и вряд ли уместно предоставлять ему аудиенцию в Вестминстере.
Анна и сама понимала, что говорит сущую нелепицу, но Дороти никак не отреагировала на ее слова. Распахнув дверь, она невозмутимо спросила:
– Вам подать чего-нибудь перекусить?
– Не знаю. Впрочем, наверно.
Принцесса чувствовала, что теряется под спокойным взглядом единственного глаза хозяйки. Та словно видела ее насквозь, хотя Анна и пыталась заставить саму себя поверить, что ее встреча с сэром Филипом Майсгрейвом будет носить вполне невинный характер. «Так и будет, видит Бог, – твердила она себе. – Мы ведь холодно расстались в Париже, и с тех пор ничего не изменилось».
Она огляделась. Это была славная комната – с выложенным красным кирпичом очагом, выбеленными стенами и широким низким ложем в алькове. У покрытого алым сукном стола стояло кресло резного дуба с подлокотниками в виде химер. Между развешанными по стенам шкурами располагались серебряные светильники, а резные потолочные балки были цвета старого меда. Пол был устлан новыми соломенными циновками, а окна с темными дубовыми рамами разделены свинцовыми переплетами на мелкие ромбы. Свет луны преломлялся в них, и создавалось впечатление, что каждое стекло горит особым, алмазным блеском. От этого освещение в комнате казалось призрачным, дымным, однако было достаточно светло, чтобы не зажигать лампы.
Вернулась Дороти с подносом.
– Здесь кое-какие закуски и подогретое вино с пряностями. Выпейте немного, миледи, а то вы бледны, словно призрак.
Анну лихорадило. Заметив это, хозяйка гостиницы направилась к очагу, где заблаговременно была приготовлена вязанка сухого можжевельника. Послышался звон кремня об огниво, короткое шипение, и в темноте ярко вспыхнул трут. Сухие ветви вскоре затрещали, и Дороги подкинула в огонь еще и сушеных ароматных трав.
Ваше высочество! Сядьте скорее сюда, к огню, и давайте я налью вам вина. Комната озарилась янтарно-золотистыми отблесками, соперничающими с серебристым светом луны. Анна грела руки о теплый бокал и чувствовала, как с каждым глотком унимается дрожь. Дороти давно ушла, оставив ее, но Анна все еще не могла прийти в себя. «Неужели мы увидимся? А вдруг ничего не выйдет? Но ведь он взял ладанку! И Чак кивал, словно радуясь удаче».
Она прошлась по комнате. «Что я скажу? Уж по крайней мере постараюсь не забывать, что я принцесса. Фил сам твердил, что меня ожидает высокая участь, и я не забыла, как он отрекся от меня. Но зачем же тогда я назначила эту встречу? Ах, вот оно! Я расспрошу его, что делает он в Лондоне, в то время как все уверены, что сэр Майсгрейв находится в Голландии с Эдуардом. Да, именно об этом. А еще поздравлю его с титулом барона…»
На глаза ей попалось полированное оловянное зеркальце. Анна схватила его и стала разглядывать себя. Глаза ее блестели, как у кошки, и казались огромными, кожа белела, словно перламутр, волосы растрепались, и пряди выбивались из-под сетки. Анна сняла с головы обруч с жемчужиной и, резким движением сорвав сетку, вызывающе встряхнула густой гривой. «Такой он меня еще не видел. Раньше я была стриженой, как мальчишка. Алан Деббич, ха!»
Она насмешливо хмыкнула и начала расчесывать волосы. Внезапно, испугав ее, раздались мерные глубокие удары в соседней церкви. Одиннадцать! Рука Анны замерла. Холод вновь объял ее. Где же Фил?
Анна сидела не шевелясь и не дыша. Ее окружала тишина, нарушаемая лишь треском огня да приглушенным храпом кого-то из постояльцев Дороти. Медленно тянулись минуты, и с каждой из них крепла уверенность – он не придет.
Ее внимание привлек скрип уключин. Она вздрогнула, словно пробудившись. Шагнула к окну. На залитой лунным сиянием глади Темзы темнела приближающаяся лодка. Лодочник налегал на весла, а на корме виднелась темная фигура. Анна ахнула. Она сразу узнала разворот этих плеч, эту волну волос… Принцесса схватилась за грудь, пытаясь удержать рвущееся сердце.
– Филип… – прошептала она, хмелея от радости.
И вдруг стала спокойна, абсолютно спокойна, ибо поняла – ей нечего больше желать. Она прикрыла окно и слушала, как причаливает лодка, как рыцарь прошел по пристани и постучал в двери гостиницы. Анна медленно опустилась в кресло и, откинув волосы, стянула их обручем. Горделиво выпрямившись, она повернулась к двери. Какое-то время оставалась все еще спокойной, но затем, когда за дверью раздались неторопливые шаги, почувствовала, как опять теряет рассудок. «Где твоя гордость? Ты же принцесса!»
Она вцепилась в резных химер на ручках кресла. вскинула голову и сжала губы. Дверь отворилась, и она увидела его. Филип наклонился – проем был низок. Его волосы упали с плеч, а когда он выпрямился, Анна увидела его смуглое лицо и светлые глаза. В тот же миг, словно ураганом, ее сорвало с кресла и швырнуло к нему. Она вцепилась в его плечи, обняла, прижалась и затряслась от беззвучного плача. Филип обнял ее и, подхватив на руки, закружил по комнате, что-то приговаривая. Анна ничего не могла понять из того, что он ей говорил, а только судорожно сжимала руки, опасаясь, что он исчезнет и все это окажется неправдой. Он сел на ложе, опасаясь выпустить драгоценную ношу из рук, гладил, баюкал, укачивал, как ребенка, пока не прошла ее дрожь, пока всхлипывания не стали реже и она не прошептала его имя.
Тогда он наконец взглянул в дорогое, заплаканное лицо. Анна попыталась улыбнуться, но глаза рыцаря оставались серьезными.