Принцесса викингов - Вилар Симона. Страница 13

Пробившись сквозь толпу, она остановилась лишь у пристани, в темноте, среди сложенных штабелями смоляных бочек. Спрятавшись в их тени, она проглотила соленый ком давней обиды и боли. Нет, никогда ей не сжиться с чужаками-северянами, никогда не забыть первой встречи с ними.

– Ролло!.. – шепнула она, то ли выплескивая гнев, то ли ища в его имени опору.

В отблесках многочисленных огней тяжело катилась Сена, омывая тяжелые быки старинного моста. Глыбы, из которых они были сложены, помнили еще времена римлян. Они казались вытесанными руками гигантов, которым оказалось под силу покорить мир, оставив о себе память на многие века.

Эмма глядела на низкие, мощные арки моста, вспоминая, как год назад она точно так же стояла здесь. Шел дождь, и вода во вздувшейся реке поднялась почти вровень с пролетами. По течению плыли щепки, мусор и бревна подхваченных паводком жилищ. Позади Эммы топтались ни на миг не покидавшие стражники, но ни один из них не вступился, когда к ней приблизился Рагнар. Датчанин был одним из ярлов Ролло, близким к нему человеком, и викинги не посмели перечить, когда он схватил Эмму за руку и заглянул ей прямо в глаза. Эмма попятилась, а он надменно улыбнулся, и глаза у него скверно заблестели.

– Надо же! Птичка из Гилария! А я-то не верил слухам.

Он говорил по-франкски невнятно. Когда-то он прикидывался немым, дабы не выдать себя. Первый враг, которого Эмма встретила на своем пути.

Презрительно глядя на нее, Рагнар фыркнул, поводя усами, и так же, как и сегодня, огладил древко секиры за поясом.

– Ну как, красотка, узнаешь своего первого мужа?

Эмма бросилась прочь, не разбирая дороги. Размытый берег заскользил у нее под ногами, но внезапно ее подхватила чья-то сильная рука и оттащила от кручи.

Это был Ролло. Неведомо, почему в этот миг он оказался рядом, но она тотчас узнала его.

– О, Ролло!

Она припала лбом к его плечу, прячась от ледяного дыхания зла, которому он и сам был причиной.

Ролло осторожно взял ее за подбородок. По лицу Эммы текли струи дождя, но она улыбнулась ему.

– Где же ты был так долго? Почему не приходил?

В его серых прозрачных глазах вдруг вспыхнуло что-то, как дальняя зарница. Но лишь на миг. В следующую секунду лицо его стало жестким и он повернулся к Рагнару, заговорив на своем языке. Однако Эмма поняла, уроки Атли не прошли даром.

– Я ведь велел тебе не трогать ее, Рагнар!

Датчанин ответил отнюдь не смиренным взглядом.

– Но ты не велел мне кланяться ей в пояс! Да, я имел ее так, как пожелал, и сделал это по твоему же приказу, Рольв!

Пряча лицо на груди Ролло, Эмма почувствовала, как вспухают бугры его мышц.

– Ступай прочь! Но, клянусь Одином, это не последнее мое слово.

Он накинул на Эмму свой плащ и повел ее меж тесно стоящих домов и амбаров, где, несмотря на непогоду, стучали молотки и визжали пилы, – Ролло приказал строить новые жилища вместо смытых наводнением. Эмма шла за ним как привязанная. Такое знакомое ощущение – следовать за Ролло, находиться под его защитой и покровительством. Это взволновало ее куда больше, чем она могла предположить.

К тому времени, когда они оказались во владениях епископа, Эмма взяла себя в руки и держалась прохладно и учтиво.

Атли был крайне обеспокоен случившимся и во всем винил старшего брата. Зачем он держит непокорного Рагнара в Руане, если тот распространяет в городе дурные слухи об Эмме?

Эмма стояла у дымного очага, протягивая к огню озябшие руки. Подошло время трапезы, служанки накрывали на стол. Стук их деревянных подошв о плиты пола и перезвон посуды мешали Эмме отчетливо слышать разговор братьев, но ответ Ролло все же донесся до нее.

– Если мне и следует кого-либо винить в том, что случилось, Атли, то только себя. Тот день для меня – как гноящаяся рана.

Он произнес это негромко, и девушка в первый миг даже не была уверена, что не ослышалась. Она замерла, сердце ее вдруг застучало с неимоверной силой. Она поняла, что не ошиблась, когда после короткой паузы разобрала, как Ролло глухо пробормотал сквозь сцепленные зубы:

– Никогда не прощу себе!

В комнате запахло гороховой похлебкой. Дородная служанка водрузила на стол полный до краев котел и подняла крышку. Ролло встал, собираясь уходить, накинул плащ. И тотчас Эмма круто повернулась к нему:

– Разве вы не останетесь разделить трапезу с нами?

В ее глазах была просьба. Ролло заколебался, теребя левой рукой фибулу плаща.

– Но…

Эмма заставила себя дерзко улыбнуться.

– Вы, Ролло, нередко посещаете нашего благодетеля – его преосвященство епископа Франкона, бываете в этих чертогах, но меня и Атли словно избегаете. Разве Атли не брат вам? Или там, откуда вы родом, не принято навещать своих родичей?

Только сейчас она поймала себя на том, что говорит о себе и Атли как о семье, но юноша уже просиял. Ролло же оставался мрачен, глаза его смотрели сурово. Но когда и брат присоединился к приглашению Эммы, наконец кивнул.

– Именно сегодня мы ожидаем у себя епископа Франкона, – продолжал Атли, с улыбкой поглядывая то на невесту, то на брата. – Я велю откупорить бочонок со старым анжуйским, которое и ты, и епископ столь цените.

С этого дня Ролло стал у них частым гостем. Он являлся усталый и зверски голодный, но всегда был приветлив. Нередко между ним и епископом Франконом вспыхивали споры, но вместе с тем трудно было не заметить, что оба спорщика весьма симпатизируют друг другу. Эмма уже знала историю, как во время первого появления Ролло в Руане Франкон вышел к нему навстречу с горсткой горожан и признал его власть, умоляя взять город под свое покровительство. Франкон сам поведал Эмме о событиях тех дней:

– Город был дотла разрушен. Даже старые стены Ротомагуса не устояли перед подкопами и стенобитными орудиями норманнов. Уцелели лишь кое-какие постройки на острове, где стояло аббатство Святого Мартина, там укрылись последние уцелевшие жители. И когда нам стало известно, что викинг Ролло бросил якоря своих драккаров у стен аббатства, мне не оставалось иного, как с десятком своих монахов выйти к нему навстречу и просить о снисхождении. Так же поступил и мой предшественник – епископ Виттон, когда Ролло Пешеход явился в Руан. Потом, правда, поползли слухи, что Пешеход погиб, но Ротомагусу от этого было не легче, ибо уж слишком много язычников становились здесь лагерем, а вели они себя не лучше, чем челядь из свиты Сатаны. Один из них, Сигурд, что потом ходил на Париж, умертвил престарелого епископа Виттона, велев искупать его в смоле, привязать к шесту и поджечь, будто живой факел. Епископство перешло ко мне, и было это отнюдь не благом, если вспомнить кончину моего предшественника. Когда я выступил во главе процессии к якобы возвратившемуся Пешеходу, я был вполне готов принять мученическую смерть. Но, к моему изумлению, вместо старого пирата я узрел совсем еще молодого человека, в чем-то похожего на прежнего Пешехода, но куда более статного и любезного. Он смеялся, глядя на нас, но когда мы опустились на колени и просили его распространить на нас свою власть и покровительство – стал серьезен. Когда же мне удалось поговорить с ним, я убедился, что этот юноша вовсе не глуп и планы его не лишены здравого смысла. Именно в них я усмотрел прямую выгоду для нас, христиан града Ротомагуса.

С тех пор Франкон стал одним из ближайших советников Ролло и служил ему верой и правдой. Викинг ценил его тонкий расчетливый ум, считался с ним и терпел даже его высокомерие и заносчивость. Ибо Франкон, даже пребывая в зависимости от Ролло, всегда держался так, словно оказывает язычнику благодеяние одним своим присутствием. Эмма, однако, отлично знала, как высоко ценит Ролло Франкон, сколь высокого он мнения о его достоинствах правителя. Даже те непримиримые диспуты, что они вели во время трапез, несмотря на горячий нрав норманна и надменность прелата, всегда оставались в пределах дозволенного.

Франкон был истинным гурманом, и Эмма следила, чтобы в дни его и Ролло визитов на столе появлялся отменный ужин. Она любила эти вечера, когда в тесном покое с выбеленными известью арками над головой и камином из красного кирпича дрожал ясный отблеск пламени, пахло доброй едой, а за окном шумел, как порожистая река, дождь. Франкон, в лиловой камилавке, с двойным подбородком, утопающим в меховом вороте его епископского облачения, плавно простирал пухлую руку с тонкими, почти дамскими пальцами, брал с деревянного блюда пирожок с начинкой из чесночной колбасы и осторожно отведывал, стараясь не забрызгаться обжигающим мясным соком. Эмма с наслаждением глядела, как святой отец ест. Викинги этого не умели. Даже Ролло поглощал пищу шумно, в молчании и с жадностью. Небрежно отвернув широкие рукава туники, он рвал рыбу руками, отхватывал ножом здоровенные ломти мяса, птичьи кости так и хрустели на его крепких зубах.