Принцесса викингов - Вилар Симона. Страница 26

От размышлений Эмму отвлек негромкий голос Франкона:

– Ты видишь, сколько их? Понимаешь ли, чем это грозит франкам?

Эмма оглянулась на епископа, но в полумраке видела лишь слабый блеск рубинов на митре.

– Ролло потерял многих в походе на Бретань. Да и те, что побывали у стен Руана, нанесли его воинам немалый урон.

– О! Ты, похоже, готова защищать этого язычника. А известно ли тебе, что Роллон Нормандский все еще не отказался от своих планов стать правителем всей Франкии и ведет переговоры с норманнами на Луаре и в Аквитании? Он затевает большой поход, и только ты можешь помешать этому, дитя.

– Я?

Епископ промолчал – они въезжали на мост, под копытами мулов загрохотал деревянный настил. Теперь рядом с носилками ехал верхом Беренгар, и Франкон жестом велел девушке опустить занавеску. Затем почти беззвучно зашевелил губами:

– Эти люди никогда не откажутся от набегов. Сама вера толкает их к этому, дабы ратными подвигами добиться места в Валгалле. Вот почему необходимо, чтобы они признали Христа и предпочли мирный труд разбою. Если их предводитель придет в лоно Спасителя, варвары последуют его примеру, а убедить его в этом можешь только ты. Он очень увлечен тобой, дитя, а влюбленный мужчина становится на редкость покладистым, если его избранница достаточно умна и использует все возможное, чтобы настоять на своем.

Эмма была оглушена словами епископа. Единственное, что она смогла выразить, – еще недавно преподобный Франкон предлагал поступить так же по отношению к Атли.

Епископ торопливо зашептал:

– Принцесса имела возможность не раз убедиться, что Атли не под силу сделаться главой грубых норманнов, избравших наш край местом обитания. В лучшем случае он может занять пост майордома [14] при старшем брате. И если Атли примет крещение, его соплеменники увидят в этом лишь новое проявление его слабости. А вот ежели это произойдет со старшим, который являет для них символ воинской мощи и успеха, – многие призадумаются, стоит ли и далее цепляться за богов давно покинутой родины.

– Но Ролло никогда…

Франкон нетерпеливо заерзал на подушках.

– Ролло достаточно умен, чтобы уже сейчас понимать, какие выгоды может дать крещение. К тому же он будет вовсе не первым из язычников, кто, обретя веру, занял высокое положение среди христианских правителей. Так поступил Гастингс, ставший графом Шартским, крестились многие викинги на Рейне и в Англии. Он это понимает, но необходимо, чтобы кто-то подтолкнул его к этому. И ты способна сделать это.

– Но он отдал меня Атли!

– Если бы он в самом деле хотел поженить вас, то это произошло бы уже давно. И не заставляй меня без конца повторять то, что в глубине души ты знаешь и сама. Ты притягиваешь Ролло, как роза пчелу. И если бы ты… если бы ты дала ему сына – ты могла бы настоять на своем. Даже Снэфрид Лебяжьебелая не была бы больше твоей соперницей.

Эмме показалось, что ей изменяет слух.

– Вы распоряжаетесь судьбами, как сам Господь, святой отец! Неужели вы уже позабыли об Атли, который доверился вам? Теперь вы готовы уложить христианскую принцессу на ложе другого язычника!

Один из мулов споткнулся, носилки покачнулись, и Эмма машинально схватилась за плечо епископа, но тут же отпрянула.

– И все это я слышу от духовного отца и наставника!

На какой-то миг в носилках воцарилась тишина, лишь дождь гремел по сырой коже над головой. Епископ молчал, и Эмма отчетливо представила, как он пожевывает губами в темноте.

– Твой гнев, Эмма, свидетельствует только о том, что ты лицемеришь. Да, я твой духовник, но мне известно и то, что ты не вполне откровенна со мною на исповеди.

– Во всяком случае, хоть в этом я права!

Франкон не обратил внимания на ее слова.

– Однако даже я в состоянии понять, что для всякой женщины куда предпочтительнее старший из братьев. К тому же я вовсе не намерен швырять тебя на ложе Ролло. Когда я предстану перед герцогом Парижским – а произойдет это скоро, – я постараюсь убедить его предложить Ролло руку своей племянницы.

Эмма какое-то время сосредоточенно молчала, сердце ее учащенно билось. Пожалуй, не будь в голосе Франкона такого спокойствия, она бы возликовала.

– Но Ролло уже отверг брак с принцессой Гизеллой! К тому же он женат.

– Не будем говорить о Снэфрид, дитя. И что для Роллона Гизелла, которой он и в глаза не видывал? Дочь Карла Простоватого, которого Роллон считает чем-то вроде мула, вскарабкавшегося на трон, – да простит мне Господь эти слова! Другое дело – ты. Все говорит в твою пользу.

– Я согласна, что не могу оставаться равнодушной, когда этот варвар находится рядом. Да, он пробудил во мне сильное чувство, пусть даже это чувство – ненависть. Я могу притворяться любезной, петь, веселиться – однако я мечтаю лишь о мести, никогда не забывая, что он мне враг!

До нее внезапно донесся негромкий, похрюкивающий смешок епископа. В гневе она отвернулась, откинула полог и с облегчением поняла, что они почти прибыли. В этот миг епископ Франкон проговорил так тихо, что его слова были едва слышны сквозь дождь:

– Та ненависть, что ты питаешь к нему, куда более походит на любовь. Ты испытываешь наслаждение, разжигая ее в себе. И тебе никогда не освободиться от Ролло, даже если он и сделает тебя женой Атли. Он будет жить в твоих помыслах, в твоем сердце, станет твоей тоской. Поэтому лучшее, что можно сделать, – это завоевать его. Тогда ты не только добьешься высокого положения, но и сможешь исполнить свой христианский долг. Вспомни, некогда принцессе Лотарингской довелось стать женой язычника Готфрида и убедить его креститься. И хотя Готфрид спустя несколько лет погиб, душа его была спасена. Ролло Нормандский стоит того, чтобы попытаться спасти его душу.

Носилки наконец остановились. Эмма накинула поверх сверкающего венца темный капюшон, Беренгар подхватил ее на руки и перенес к ступеням, ведущим ко входу дворца. Затем он вернулся, чтобы помочь выбраться из носилок тучному епископу, и хотя Эмма и кипела гневом, она решила, что будет лучше, если они вступят во дворец вместе. Ожидая Франкона, она размышляла о его словах, о Готфриде и принцессе Лотарингской, которые задели ее воображение. Эти двое были не легендой, а вполне реальными людьми, и Эмма могла сравнивать себя и Ролло с ними. Воинственный норманн и франкская принцесса… Говорят, они жили счастливо, а после того, как император Карл Толстый заманил Готфрида в ловушку и велел умертвить, его супруга удалилась в монастырь, но не прожила и года, безутешно тоскуя о своем викинге. И хотя конец их истории был печальным, Эмма испытывала тревожное волнение всякий раз, вспоминая о них. У нее сильнее забилось сердце, когда она представила себя супругой Ролло. Но тут же перед ее внутренним взором предстали все препятствия на этом пути: колдунья Снэфрид, несчастный Атли и его любовь к ней, а главное – непоколебимая верность Ролло данному слову. Ей ли под силу одолеть такие преграды? Нет, это безумие. И когда епископ наконец присоединился к ней под колоннами, Эмма сказала:

– То, о чем мы говорили, предлагал мне и Ботто Белый. У вас разные цели: он стремится устранить Белую Ведьму, вы же надеетесь, что я смогу уговорить его обратиться. И оба вы готовы жертвовать мной, лишь бы добиться своего. Это…

– Ты сама этого хочешь, дитя. Как иначе объяснить, что ты следуешь за ним, как собачонка, заглядывая в глаза? Будь откровенна с собой. И довольно – ты выводишь меня из равновесия своим упрямством. Если я посвятил тебя в свои планы, то лишь потому, что твои желания совпадают с ними. Я надеялся, что ты уразумеешь простую вещь: твое место в раю зависит от исполнения твоих желаний. Это бывает необыкновенно редко.

Подоспел Беренгар с воинами, чтобы сопровождать их в большой зал дворца. Здание, которое Ролло избрал для своей резиденции, было старой каролингской постройкой, представлявшей собой запутанный лабиринт флигелей, пристроек, переходов, башен, между которыми располагались окруженные галереями квадратные в плане клуатры с садами, колодцами, огородами и даже небольшой мозаичный бассейн – в подражание античным. Эмма часто бывала здесь с Атли, который, хотя и проводил большую часть времени в аббатстве Святого Мартина, обязан был следить за хозяйством во дворце брата, ибо Снэфрид никогда не претендовала на роль хозяйки в жилище супруга. Дворец был огромен и требовал неустанной заботы. В свое время это наполовину каменное, наполовину деревянное сооружение сильно пострадало от набегов – и по приказу Ролло его отстроили почти заново. Главным украшением дворца был пиршественный зал, где каким-то чудом сохранился строй глянцевитых изящных колонн с позолоченными коринфскими капителями. Эти колонны еще во времена Карла Лысого были привезены из Италии, и хотя на них кое-где и виднелись следы секир завоевателей, в целом они не были повреждены и теперь двумя рядами тянулись вдоль длинного зала, разделяя его на три части – просторную центральную и две более узких, подобных приделам храма.