Замок на скале - Вилар Симона. Страница 30

– И там утешил, – саркастически усмехнулась Анна. – Я видела, ты обнимал ее.

– Это не любовная игра, Энн. Мне было действительно жаль ее.

Анна вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.

– Мне было тогда так скверно, Филип! Я была готова на любое безумство. Ты же говоришь, что пожалел сиятельную графиню, опасаясь за ее доброе имя и прочность союза с Перси. Думал ли ты тогда об Анне Невиль?

Филип испуганно оглянулся.

– Ради всемогущего неба, тише!

– А какая разница? Даже если я завтра взберусь на стену Гнезда Орла и стану кричать во всеуслышание, что я дочь Делателя Королей, мне никто не поверит. Они считают меня падшей женщиной, и ты, мой муж, своим пренебрежением ко мне еще ниже роняешь мое достоинство в их глазах.

Взгляд Филипа неожиданно стал жестким.

– Разве тебе не кажется, что у меня есть причины так себя вести?

Анна вздохнула со всхлипом.

– Я просто пыталась тебе отомстить, Фил. Отплатить той же монетой. А ты был равнодушен и холоден и либо не считал Генри Стаффорда серьезным соперником, либо, как казалось мне, был так увлечен графиней, что тебе было все равно, что происходит со мной.

Прозрачные глаза Филипа потемнели.

– Клянусь Крестом, в который верю, гербом предков и своей честью, что это не так. Я ревновал тебя к герцогу Бэкингему с того дня, когда заметил, что ты с восхищением глядишь на него. Но я желал верить тебе, я не хотел оскорблять тебя подозрениями. Одного я опасался – что ты случайно выдашь себя, расспрашивая про Кларенса и Изабеллу.

К тому же я видел, что вы люди одного круга, образованные и умные. И ты давно не имела такого собеседника. Не стану скрывать, я боялся, что ты увлечешься им. Все эти годы, Энн, я мучился мыслью, что ты затоскуешь о том, чего лишилась по моей вине, и Генри Стаффорд для меня был воплощением этой опасности. Он принадлежит к окружению короля Эдуарда, он покорил множество женщин и сам увлекался ими настолько, что даже не побоялся вызвать ревность свирепого и могущественного Дугласа.

Но я не мешал тебе. Бэкингем пел для тебя, а ты призывно и обольстительно улыбалась ему. Ты не пожелала выслушать моих оправданий, и после этого я стал опасаться наихудшего. Ты говоришь, что я оставался безразличен? Господь свидетель, что это не так. Я так страдал, что испугался совершить наихудшее. И тогда я уехал.

– Ты оставил меня Генри Стаффорду, не так ли? – негромко спросила Анна. – Ты уступил меня ему, как когда-то уступил Элизабет Вудвиль королю?

И тут впервые выдержка изменила Филипу. Его губы приоткрылись в немом крике, лицо исказилось, и, схватив Анну за руку, он притянул ее к себе так, что она упала на колени и испуганно вцепилась в схваченный железным обручем край лохани.

– Нет! Это не так, Анна! Но я решил, что, если твоя любовь чего-то стоит, ты не опозоришь отца своих детей в его же доме. К тому же я все еще надеялся, что твоя игривость и кокетство – следствие обиды из-за Мод Перси.

Казалось, после этих слов Филип лишился последних сил. Он отпустил ее руку и отвернулся, дыша, словно загнанное животное.

А Анна вдруг испуганно подумала о том, что же успели ему наговорить о ней.

– Ты говоришь, что пожалел Мод Перси. Тогда поверь, что и я всего лишь умерила разочарование Генри Стаффорда.

Глядя в сторону, Филип усмехнулся.

– Клянусь небом, из нас двоих ты оказалась куда более доброй. Ты пожалела его в моей спальне, уста к устам, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы вас не потревожили.

Анна стремительно встала.

– Если бы, Филип Майсгрейв, я пожелала вам изменить, то уж наверняка не оставила бы дверь открытой. Мне неизвестно, что вам наболтали злые языки, но в тот день, когда вы уехали, я поднялась в нашу опочивальню и ревела там, как деревенская дура. Я считала, что для тебя важнее то, что на свете существует Мод Перси.

Но Бэкингем так не считал. Он догадался о том, что встал между нами, и уехал тотчас после тебя. Как благородный сеньор, он не мог уехать, не простившись. Моя вина лишь в том, что я была начисто оглушена твоим безразличием, и вместо того, чтобы выйти к нему, впустила герцога к себе. Я не думала, что так случится… И…

Анна не договорила, чувствуя, как растет ком в горле. Наконец она справилась с собой.

– Я женщина, Филип, а ты мужчина. С женщины всегда спрашивают вдвое, втрое строже. Но если я, воочию убедившись, что ты обнимаешь леди Перси, готова поверить тебе, то и я обращаюсь к твоему великодушию и прошу поверить на слово. Я люблю тебя, Филип, как прежде, и буду любить всегда.

Он по-прежнему прятал глаза. Анна ждала ответа минуту, другую. Потом поднялась уходить… но не успела. Филип поймал ее за полу халата и рванул к себе так, что она, потеряв равновесие, поневоле уселась на край лохани, а с него соскользнула в воду. Когда она вынырнула, отфыркиваясь и ошалело тряся головой, то увидела, что полулежит поперек туловища Филипа, а ее ноги в меховых полуботинках нелепо торчат над краем лохани.

Она взглянула на мужа. Филип улыбался.

– И в чем, по-вашему, сэр, я буду возвращаться в опочивальню? – осведомилась она.

Филип отвел мокрые пряди с ее лица.

– Что-нибудь придумаем, миледи.

Анне осталось лишь сбросить ботинки. Филип притянул к себе ее мокрое лицо, и, когда он коснулся губами ее губ, она горячо обняла его. И вмиг перестала думать обо всем скверном, растворяясь в сладостной жажде любви. Только ее муж умел сделать это, и никто больше. Все остальное не имело никакого значения.

5

Семь лет, которые леди Анна прожила в замке на скале – Гнезде Бурого Орла, с того самого дня, когда Филип Майгрейв пришел в себя в маленькой лесной хижине после страшной битвы под Барнетом и представил ее своим людям как жену, многое изменили в Англии.

После этого сражения, в котором сложил голову Делатель Королей, могущественный граф Невиль, державший сторону Белой Розы, королю Эдуарду Йорку недолго пришлось упиваться победой: не успел он ощутить и тени похмелья после своего триумфа, как прибыли гонцы, чтобы сообщить, что королева Маргарита Анжуйская вместе с наследником Ланкастеров, юным Эдуардом Уэльским, высадилась на юге Англии, дабы продолжить борьбу за дело Алой Розы.

Неукротимый дух королевы-изгнанницы не был сломлен. За пять дней она железной рукой собрала огромное войско и двинулась в Уэльс.

Войско вытянулось по дороге, как огромная металлическая змея. Воины задыхались от поднятой ими же пыли. Штандарты на флагах обвисли, и в их пыльных складках едва-едва можно было разглядеть вытканную Алую Розу – эмблему Ланкастеров.

Во главе войска на сильных вороных конях ехали королева Маргарита и принц Эдуард. Черный бархатный плащ королевы побурел от дорожной пыли, изрезанное морщинами лицо побледнело от усталости. Одни карие глаза сверкали гордо и непримиримо. И лишь тогда, когда оборачивалась к сыну, эти огненные глаза источали досаду.

– Эдуард! Прекратите немедленно! На вас взирают ваши воины, и что бы ни творилось с Вашей душой, Вы должны являть пример стойкости. Даже если Вы в трауре по своей супруге… – последние слова королева произносила раздраженно-иронично.

При этих словах матушки принц осанивался, гордо поднимал голову, выпрямлялся в седле. Его дорогие доспехи раскалились на солнце, плохо подогнанный панцирь натер поясницу. Но все это были мелочи по сравнению с тоской и горечью, что тенью накрыла его душу.

Всего несколько дней, как он с матерью и наспех подобранным войском высадились в Англии, где их настигло печальное известие: армия их союзника, графа Уорвика, грозного Делателя Королей, на помощь которому, по правде говоря, они не очень-то торопились, наголову разгромлена под Барнетом, а сам он погиб, и тело его выставлено на всеобщее обозрение. Его дочь, принцесса Анна, юная жена Эдуарда, тоже погибла нелепой смертью – утонула в болотной тясине.

Эдуард не ожидал, что смерть жены станет для него такой тяжелой утратой. Анна… Она так ему нравилась, хотя их брак вряд ли можно было назвать счастливым. Эдуард страдал, зная, что жена не любит его, что сердце ее холодно, а тело – равнодушно. И он таил от нее свои чувства, был груб, порой даже жесток… А когда она убежала после отвратительной сцены, где он, подзадориваемый матушкой, ударил Анну, принц Эдуард отчаянно затосковал без нее.