Храм и ложа. От тамплиеров до масонов - Бейджент Майкл. Страница 42
После казни Карла I Морей продолжил свою военную и дипломатическую карьеру во Франции. Он был доверенным лицом будущего Карла II и занимал различные посты при дворе сосланного монарха. В 16 54 году он и его шурин Александр Линдсей, который унаследовал титул лорда Балкареса, жили вместе с Карлом в Париже. Затем, с 1657 по 1660 год, Морей находился в ссылке в Маастрихте, посвящая все свое время, как он сам выражался, «занятиям химией».
Вскоре после Реставрации брат Морея сэр Уильям Морей Дрегхорн стал «управляющим работами», то есть мастером «практикующих» каменщиков при дворе нового короля. Сам Морей вернулся в Лондон и занимал разные должности в суде, хотя сам никогда не был судьей. В 1661 году он стал лордом-казначеем Шотландии. На протяжении следующих семи лет он, король и герцог Лодердейл управляли Шотландией по собственному усмотрению, хотя Морей также поддерживал тесные отношения с шотландской ветвью семьи Гамильтон. До самой смерти он оставался одним из самых близких советников короля. «Карл всецело доверял ему, и его советы всегда призывали к благоразумию и умеренности». Король нередко наносил частные визиты в его лабораторию в Уайтхолле и отзывался о нем как о «главе своей собственной церкви». Среди его коллег были такие люди, как Эвелин, Гюйгенс и Пепис, и все отзывались о нем только в превосходной степени. По утверждению энциклопедии, «его бескорыстие и возвышенность его целей признавались всеми. Он был лишен честолюбия и сам признавался, что не любил публичных мероприятий».
По свидетельству других современников, Морей был «известным химиком, страстным защитником розенкрейцеров и превосходным математиком». Именно его компетентность оказала огромное влияние на будущие поколения. Дело в том, что Морей являлся не только одним из основателей Королевского общества. Он также был его направляющей силой, или, как говорил Гюйгенс, «душой». По словам Фрэнсис Йейтс, «Морей больше любого другого человека сделал для того, чтобы основать Королевское общество и убедить Карла II взять его под свое покровительство». Морей до конца жизни считал Королевское общество своим самым главным достижением и «прилежно пекся о его интересах».
Учитывая тот факт, что сохранилось очень мало документов о масонстве семнадцатого века, можно лишь догадываться об интересах, деятельности и ориентации общества по связанным с ним выдающимся личностям. Именно таким индикатором и является Морей. Похоже, он был типичным представителем масонов семнадцатого века. Если это действительно так, то масонство этого периода может быть охарактеризовано как сплав традиций, сохранившихся благодаря шотландской гвардии и знатным шотландским фамилиям, таким как Линдсеи и Сетоны, алхимии и учения розенкрейцеров, проникших из континентальной Европы, а также различных научных и философских интересов, преобладавших в «Невидимом колледже», а впоследствии и в Королевском обществе.
Можно, конечно, возразить, что Морей был исключением, необыкновенно разносторонней и уникальной личностью, а вовсе не типичным представителем масонов. Однако в анналах масонства, относящихся к тому периоду, есть еще одна выдающаяся фигура, демонстрировавшая тот же спектр интересов и склонностей, что и Морей. Сегодня эта фигура известна в основном по названию музея, носящего его имя. Это Элиас Ашмол.
Ашмол родился в Личфилде в 1617 году. Во время гражданской войны он активно выступал на стороне роялистов, а в 1644 году удалился в родной город, где Карл I назначил его сборщиком акцизов. Служебные обязанности часто приводили его в Оксфорд. Здесь он попал под влияние капитана (впоследствии сэра) Джорджа Хортона, который на всю жизнь заразил его страстью к алхимии и астрологии. В 1646 году Ашмол уже вращался среди лондонских астрологов, но одновременно поддерживал тесные связи с «Невидимым колледжем», который начиная с 1648 года стал собираться в Оксфорде. В то время его членами были Роберт Бойль, Кристофер Рен и доктор Джон Уилкинс (еще один основатель Королевского общества).
Ашмол владел как минимум пятью оригинальными манускриптами Джона Ди и в 1650 году издал один из них – трактат по алхимии – под анаграмматическим псевдонимом Джеймс Хасолл. За этой книгой последовали другие герметические и алхимические труды, которые оказали влияние на Бойля, а впоследствии и на Ньютона. Сам Ашмол стал известен тем, что часто появлялся в обществах розенкрейцеров. В 1б5б году был опубликован перевод одного из важных текстов розенкрейцеров; этот перевод был снабжен посвящением: «…единственному философу нашего времени… Элиасу Ашмолу».
Карл II серьезно интересовался алхимией, и работы Ашмола произвели на него большое впечатление. Среди первых назначений, которые сделал вернувшийся на трон монарх, было назначение Ашмола на пост герольда Виндзора. Благосклонность королевского двора к Ашмолу со временем только усиливалась, и он занимал все новые и новые должности. Вслед за этим последовало и международное признание. В 1655 году он принялся за главный труд своей жизни, историю ордена Подвязки – а попутно и других рыцарских орденов Запада. Его работа, до сих пор считающаяся выдающейся в своей области, была опубликована в 1672 году и получила восторженные отклики не только в Англии, но и за рубежом. В 1677 году Ашмол подарил университету7 в Оксфорде собрание антиквариата, которое он унаследовал от друга, а затем дополнил предметами из собственной коллекции. В обмен Оксфорд обязался содержать его коллекцию, которая, по свидетельству современников, едва умещалась на двенадцати телегах. Ашмол, вызывавший восторг и восхищение современников и считавшийся одним из величайших магов своей эпохи, умер в 1692 году.
Ашмол был посвящен в масоны в 1б4б году, через пять лет после Морея. Это событие описывается в его дневнике:
«164б, 16 октября, 4 часа 30 минут пополудни. Меня приняли в масонское братство в Уоррингтоне в Ланкашире вместе с полковником Генри Мейнуорингом из Карипгема, Честер. Имена присутствовавших членов ложи: мистер Рич. Пенкет, У орден, мистер Джеймс Колъер, мистер Рич. Сэнки, Генри Литлер, Джон Эллем, Рич Эллем и Хью Бревер».
Тридцать шесть лет спустя, в 1682 году, в дневнике Ашмола появляется еще одна запись о собрании ложи, на этот раз в Лондоне, в Доме мастеров, а в списке присутствовавших фигурировали фамилии известных в Сити людей. Таким образом, дневник Ашмола может служить подтверждением нескольких фактов: его собственной верности масонству на протяжении тридцати шести лет, распространенности масонства в Англии, и высокого положения людей, которые были связаны с масонством в 80-х годах семнадцатого века.
Фрэнсис Йейтс считает важным тот факт, что «два человека, о которых достоверно известно, что они были одними из первых членов масонских лож, одновременно являлись членами Королевского общества». И действительно, Ашмол вместе с Морсем являлся одним из основателей Королевского общества. Во времена гражданской войны и протектората Кромвеля он, как и Морей, оставался ревностным роялистом, беззаветно преданным делу реставрации монархии Стюартов. Ашмол в гораздо большей степени, чем Морей, проявлял интерес к рыцарским орденам. В истории ордена Подвязки он ссылается на тамплиеров, становясь первым писателем, который после запрещения ордена благосклонно отзывается о нем. Именно при помощи Ашмола – известного антиквара, знатока истории рыцарства, видного масона, одного из основателей Королевского общества – мы имеем возможность узнать об отношении к тамплиерам масонов и розенкрейцеров семнадцатого века. Именно с Ашмола – по крайней мере, в глазах широкой публики – началась настоящая «реабилитация» тамплиеров. Однако Ашмол в этом отношении не был одинок.
В 1533 году немецкий маг, философ и алхимик Генрих Корнелий Агриппа фон Неттесгейм впервые опубликовал свой знаменитый труд «Об оккультной философии». Эта работа считается одной из основ «эзотерической» литературы и подтверждает репутацию Агриппы как выдающегося «чародея» своего времени, реального прототипа – в большей степени, чем историк Георг или Иоганн Фауст – главного героя пьесы Марло и драматической поэмы Гёте. В оригинальном издании своей работы на латинском языке Агриппа мимоходом упоминает и тамплиеров. Его комментарии говорят о том, что в Германии – в отсутствие противоположных свидетельств или преданий – преобладало мнение об «отвратительной ереси тамплиеров».