Тайны любви - Вильфранш Анн-Мари. Страница 16

Если ваш друг является к вам поздно ночью, заранее не предупредив, в растерзанном виде, с помятым лицом, по которому нетрудно догадаться, что он много пил и мало спал, — можно не сомневаться, что у него возникли серьезные неприятности. Короче говоря, у Пьера-Луи был вид человека, совершенно выбитого из колеи. Он рухнул в кресло и нетвердой рукой вцепился в бокал с коньяком, предложенный Арманом. Его синий костюм выглядел неряшливо, рубашка также не блистала свежестью. Он появился без шляпы, пальто и перчаток — уже по одному этому «признаку несложно было догадаться, что Пьер-Луи пребывает в необычайной растерянности. С минуту он не отрываясь смотрела на бокал, затем, глубоко вздохнув, осушил его.

— Выглядишь ты просто ужасно, — сказал Арман. — Что с тобой случилось? Где ты был, черт возьми?

Впрочем, нельзя сказать, что Арман пребывал в полном неведении о времяпрепровождении родственника. Накануне вечером, в шесть или чуть позже, когда Арман смаковал аперитив в «Кафе де ла Пэ», туда зашел Пьер-Луи под руку с какой-то девушкой. Естественно, Арман был заинтригован и помахал рукой, чтобы привлечь к себе внимание. Заметив его, Пьер-Луи побледнел и незаметно покачал головой — жест, определенно выражавший желание остаться неузнанным. Арман пожал плечами и принялся внимательно наблюдать за молодой особой, существование которой его родственник хотел бы сохранить в тайне. Объяснялось это, скорее всего, тем, что девушка была подружкой Пьера-Луи, но он стыдился в этом признаться.

Пьер-Луи усадил свою спутницу за самый отдаленный столик, однако Арман не счел нужным покинуть кафе; он заказал еще один аперитив и продолжал тайком наблюдать за парочкой. Похоже, они ссорились, по крайней мере их беседа, хоть и не была слышна, казалась весьма оживленной, жесты и выражения лиц предполагали сильные эмоции с обеих сторон. Несколько раз Пьер-Луи ударил рукой по столу, чтобы придать вес своим аргументам. Девушка то и дело пожимала плечами, а когда разговор стал особенно резким, сделала рукой непристойный жест, не оставленный окружающими без внимания. Видимо, она была не из тех, кого легко запугать словами или действиями, а своего спутника она и вовсе не боялась.

Арман подумал, что немало мужчин нашли бы ее весьма привлекательной. На вид он дал ей лет восемнадцать. У нее были очень светлые каштановые волосы, почти русые. Когда она, садясь за столик, сдернула кокетливый маленький баскский беретик, Арман увидел, что прямые волосы зачесаны назад со лба и мило обрамляют пухлые щеки. Но более всего привлекал ее цветущий вид. Пожалуй, назвать ее толстушкой было бы преувеличением, однако она была, несомненно, женщиной в теле, а светлая кожа так и сияла здоровьем. Повинуясь своим склонностям, Арман слегка прикрыл глаза и, продолжая смотреть на девушку из-под полуприкрытых век, принялся мысленно раздевать ее.

Что же он обнаружил бы под облегающим платьем цвета меда? — спрашивал себя Арман, пуская в ход свое изощренное воображение. По опыту он знал, что многие молодые дамы предпочитают украшать свое юное тело коротким и тончайшим нижним бельем, часто ярких и неожиданных расцветок. Арман одобрял их склонность, полагая, что такого рода белье наиболее удобно для игры в неутоленное желание, которой он любил предаваться в общественных местах; благодаря лаконичности и воздушности одеяний, мужчине легко было справиться с хитросплетениями шелка и кружев, чтобы поскорей добраться до вожделенного тайника, спрятанного под ними.

И когда жадные и ловкие пальцы любовника расстегивали две маленькие перламутровые пуговки, на которых держалась узкая полоска прозрачного шелка, пролегавшая между бедер милой дамы, словно последний бастион стыдливости, — о, тогда вся она ниже талии была в его власти! Сначала рука, а потом и глаза могли наслаждаться сокровищем мадемуазель под пушистым покровом завитков. В следующие несколько секунд остатки нижнего белья отбрасывались в сторону, что позволяло видеть все прелести сразу и наслаждаться ими. Арману не требовалось чересчур напрягать воображение, чтобы мысленно увидеть пухлую грудь и округлый живот девушки Пьера-Луи, ее полные бедра и гладкие овальные ягодицы.

Судя по лицу, все ее тело дышало здоровьем и энергией цветущей молодости. Она была словно нежный, сочный и сладчайший плод, который следовало поглощать медленно, смакуя каждый кусочек. Образ, нарисованный воображением, был столь обворожителен, что Арман почувствовал возбуждение: его вечно голодный приятель проснулся и забеспокоился. Девушка, ощутив на себе пристальный взгляд, обернулась, чтобы посмотреть, кто ее разглядывает. На мгновение их глаза встретились, затем она отвернулась и продолжила оживленный спор с Пьером-Луи.

Арман заметил жест девушки, обращенный в его сторону; несомненно, она спрашивала своего спутника, знает ли он человека, который не сводит с нее глаз. Со всей очевидностью, Пьер-Луи отрицал всякое знакомство с Арманом, потому что решительно покачал головой. Вскоре они поднялись и покинули кафе. По пути к выходу они прошли недалеко от столика Армана, и тот увидел, что пальто, которое его родственник подавал девушке, было из викуньи с широкими меховыми манжетами. Восемнадцатилетние девицы далеко не всегда могут себе позволить носить столь дорогостоящую одежду — если только у них нет состоятельных приятелей, вроде Пьера-Луи.

Оценив пальто девушки, Арман поднял глаза, чтобы как следует разглядеть ее лицо. При этом он не преследовал физиогномических целей, ибо не предполагал в столь юном создании сколько-нибудь ярких и сильных черт характера, которые могли бы отразиться на лице. Он всего лишь интересовался цветом ее глаз. Пьер-Луи, смущаясь как мальчишка, уставился в пространство перед собой, притворяясь, что не видит Армана. По этой причине он не заметил, как его подружка и Арман обменялись мимолетными улыбками.

И хотя обе улыбки были не более чем едва заметное движение губ, сказано ими было больше, чем порою удается высказать за час словами. Улыбка Армана говорила: «Хотя ваш спутник прекрасно знает меня, он не желает знакомить нас; тем не менее, мадемуазель, я нахожу, что вы очень красивы, и я бы с величайшим удовольствием поцеловал вашу руку и поведал бы вам на ушко о чувствах, которые вы возбудили в моем сердце, а именно — о желании раздеть вас и поцеловать иные, более чувствительные места».