Апостол зла - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол. Страница 54

— Инструменты, стервец! Где у тебя инструменты?

Блуждающий взор Герба плавал над плечом Билла. Билл снова швырнул его в кресло, оно качнулось назад вместе с Гербом. Он вывалился, упал, скорчившись, на пол и так и остался лежать.

Билл обыскал кухню, нашел дверь в подвал, побежал вниз по лестнице, все время боясь где-нибудь по дороге наткнуться на труп Сары. Он был уверен, что она мертва. Он обнаружил ящик с инструментами на пыльном рабочем столе. Схватил его и побежал назад на второй этаж.

Дэнни все еще хрипел. Билл выхватил самые большие клещи, какие смог отыскать, и начал трудиться над гвоздями, вытаскивая их сперва из ступней, потом из ладошек.

Когда смертельно белое тельце съехало на пол, глаза Дэнни закрылись и хриплые, сдавленные, едва слышные стоны смолкли. Билл подумал, что он умер, но остановиться сейчас не мог. Он стащил простыню с двуспальной кровати и завернул в нее мальчика. Потом пошел на улицу, неся Дэнни на руках, перебирая в памяти ближайшие больницы.

На полдороге к машине Дэнни открыл глаза, посмотрел на него и задал вопрос, пронзивший сердце Билла.

— Почему вы не пришли, отец Билл? — сказал он почти неслышным голосом. — Вы обещали прийти, если я позвоню. Почему вы не пришли?

Следующие несколько часов пронеслись как в тумане; это был монтаж из заснеженных улиц, мелькающих за запотевшим ветровым стеклом, борьбы со скользящими шинами и неподатливым рулевым колесом, из срезанных разделительных линий на проезжей части, виляния и шараханья между встречными автомобилями в попытках в последний момент избежать столкновений — все под аккомпанемент почти беззвучных стонов Дэнни... Прибытие в больницу, обморок медсестры в приемном покое, когда Билл, развернув простыню, обнажил истерзанное тело Дэнни, побелевшее лицо дежурного врача, когда он говорил, что в его небольшой клинике Дэнни не смогут оказать необходимую помощь... Бешеная гонка в заднем отсеке машины «Скорой помощи», которая мчалась в Бруклин с включенной мигалкой и воющей сиреной, остановка у Медицинского центра Даунстейт, поджидающая их там полиция, мрачные лица полицейских, начавших задавать вопросы сразу же, как только Дэнни повезли в операционную.

А потом появился худой, курящий одну за одной сигареты детектив, с желтыми пятнами от никотина на указательном и среднем пальцах правой руки, лет сорока с небольшим, с редеющими темными волосами, настороженными голубыми глазами, с настороженным выражением лица, с настороженными манерами — все в нем было агрессивно-настороженным.

Ренни успел бросить взгляд на мальчика в приемном покое.

За двадцать с лишним лет работы в полиции он не встречал ничего даже отдаленно похожего на то, что сделали с этим парнишкой. Все внутри у него перевернулось.

А теперь шеф по телефону велит отложить разбирательство до послезавтра.

— Мне надо разобраться с этим, лейтенант.

— Эй, Ренни, сегодня сочельник, — напомнил лейтенант Макколей. — Расслабься немножко. Голдберг заступил с одиннадцати до семи, а какого черта Голдбергу до Рождества? Оставь это ему.

Никогда.

— Скажите Голдбергу, пускай разбирается со всем прочим с одиннадцати до семи. Это дело за мной.

— Что-то серьезное, Ренни? О чем мне следует знать?

Ренни весь сжался. Нельзя допустить, чтоб Макколей сообразил, что тут что-то личное. Надо просто сыграть холодного и спокойного профессионала.

— Угу... Насилие над ребенком. Жуткий случай. Думаю, что сейчас смогу связать все концы. Просто хочу сегодня свести все воедино.

— На это уйдет время. Что Джоан скажет по этому по воду?

— Она поймет. — Джоан всегда понимает.

— Ладно, Ренни. Если передумаешь и захочешь закруглиться пораньше, дай знать Голдбергу.

— Хорошо, лейтенант. Спасибо. И веселого Рождества.

— Тебе того же, Ренни.

Детектив сержант Аугустино повесил трубку и направился в комнату отдыха врачей, которую ему отвели. Там держали того типа, который привез мальчика. Он сказал, что зовут его Райан, что он священник, но документов при себе не имел, и под надетым на нем свитером не было видно католического воротничка.

Ренни подумал о мальчике. Трудно думать о чем-то другом. Им о нем ничего не известно, кроме того, что сообщил так называемый священник: зовут его Дэнни Гордон, ему семь лет, и до нынешнего утра он жил в приюте Святого Франциска для мальчиков.

Святой Франциск... вот что задело Ренни за живое. Мальчик был сиротой из приюта, и кто-то жутко его изувечил.

Это все, что надо было услышать Ренни, чтобы дело стало для него поистине личным.

Он поставил полицейского по фамилии Коларчик на посту снаружи у комнаты отдыха. Когда Ренни шел по коридору, Коларчик переговаривался по рации.

— Они взяли в доме того парня, — доложил Коларчик, протягивая Ренни рацию. — Все точно так, как описал отец Райан.

Нам еще наверняка не известно, что он отец, хотел сказать Ренни, но придержал язык.

— Ты хочешь сказать, что тот парень там так и сидел, дожидаясь, пока его заберут?

— Они говорят, он, похоже, в каком-то трансе или в чем-то таком. Собираются везти его в участок и...

— Пускай везут сюда, — приказал Ренни. — Скажи ребятам, пускай везут сюда, и никуда больше, как только предъявят ему обвинение. Я хочу провести полное медицинское освидетельствование этого парня, пока он тепленький... просто чтобы удостовериться, что у него нет ни каких скрытых повреждений.

Коларчик улыбнулся.

— Слушаюсь.

Ренни был рад видеть, что постовой настроен на одну с ним волну. Нельзя допустить, чтобы этот подонок из Куинса ускользнул под предлогом психического расстройства, пока это зависит от Ренни.

Он открыл дверь в комнату и бросил взгляд на субъекта, который заявил, что он священник. Крупный, чисто выбритый, с квадратной челюстью, с густыми темными волосами, седеющими на висках, отлично сложен. Субъект симпатичный, только в данный момент совсем вымотан от усталости и держится явно на последнем издыхании. Сидит, наклонившись вперед, на продавленном диване, с чашкой даунстейтского крепкого дымящегося кофе в руках. Пальцы дрожат, а ладони сжимают чашку, вроде бы он пытается согреться теплом болтающейся за пластиковыми стенками жидкости. Черта с два так согреешься.