Кровавый омут - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол. Страница 11

— Эй, секундочку. Ты так и не сказала, о чем спрашивала. Говори.

— Ни о чем. Просто глупость втемяшилась в голову. Не допытывайся...

— Кто сильней меня любит глупости? Рассказывай. Не уйду, пока не скажешь.

— Ладно. — Безвыходное положение. — Спрашивала, сколько у меня будет детей...

— И он ответил «двое». — Джек усмехнулся. — Жалко, что соврал. Иначе я стал бы папашей номера второго. По крайней мере, претендовал бы на звание.

— Ифасен отвечал с полной уверенностью.

— Профессионально просчитал шансы. Рассмотрим твой вопрос с его точки зрения. Ты выглядишь моложе своих лет. Скорее всего, у тебя есть ребенок, а то и два. Если нет, можно с уверенностью пообещать двух-трех. Трех было бы надежней, но парень, по-моему, любит ходить по самому краю. Рискнул на двух.

— Если у меня никогда не будет второго ребенка, выяснится, что он ошибся.

— Когда ты наверняка в этом удостоверишься, то давным-давно забудешь об Ифасене. Или он от своих слов откажется. Зачем ему морочить себе голову?

Джиа не могла от этого так легко отмахнуться. Утром ее немного подташнивало. Разве можно забеременеть, добросовестно каждое утро глотая таблетки?..

Кроме нескольких дней в июне, когда они с Вики летали в Айову к родным. Она впервые в жизни забыла их с собой захватить. Для чего, если Джека нет рядом? По возвращении сразу же вновь принялась принимать.

Хотя сразу после приезда...

Ее вновь затошнило. Конечно, бывают дела и похуже, однако о ребенке сейчас даже думать не хочется...

Невозможно...

Тем не менее завтра, как только Вики сядет в автобус и уедет в лагерь, надо будет первым делом купить домашний набор для анализа на беременность.

На рубеже

Оно вышло из долгого небытия.

Долго ничего не знало, не чувствовало. Теперь чувствует, знает.

Едва знает. Не представляет, что — кто — оно такое, чем или кем было. Помнит, что существовало в прошлом, потом существование кончилось. Сейчас вновь началось.

Почему?

Неизвестно, где оно находится. Всматривается вдаль, смутно чуя присутствие себе подобных и других, на себя не похожих, никого из них не узнает.

Неизвестность пугает, однако сквозь страх пробивается иное чувство — ярость. На что — непонятно, хотя оно ее старается сохранить, осознать и усилить. Целиком наливается яростью, дожидаясь, когда ее можно будет куда-нибудь выпустить...

В рассветный час

Лайл проснулся, дрожа всем телом.

Что происходит с чертовым вентилятором? Еле-еле охлаждал комнату, когда он ложился спать, а теперь совсем заморозил. Он открыл глаза. Спальня располагается на первом этаже, окна выходят на улицу, поэтому жалюзи ночью закрыты. Сквозь них проникает не бледно-серый рассвет, а желтое свечение уличных фонарей. Прищурился на светившийся дисплей будильника — 2.32 — и тихо застонал. Не в силах встать, натянул на голову покрывало, попытался снова погрузиться в сон, но мысли о выстрелах и покушениях на его жизнь не позволяли.

Кто-то хочет его убить...

Поэтому вечером он лег не сразу. Хлебнул пива, чтоб снять напряжение, только потом свалился в постель. Сон не шел, и Лайл долго лежал в темноте, прислушиваясь к незнакомым звукам. Не скоро удалось забыться.

В комнате становилось все холоднее. Студеный воздух просачивался под покрывало, охватывал ледяными объятиями. Он спустил одну ногу с кровати. Проклятье, придется встать...

Стоп. Вентиляция не работает. Точно. В старом доме нет центральной системы, поэтому вентиляторы встроены в окна, и они молчат.

Лайл застыл. Не от холода — от ощущения, что он не один в спальне. Где-то в ногах кровати в темноте кто-то есть.

— Чарли?

Нет ответа. Во мраке не шуршит одежда, не слышно дыхания, но волоски на руках встали дыбом, шея окостенела — значит, тут кто-то есть. Наверняка не Чарли — брат никогда такой шутки не выкинет, — тем не менее Лайл снова спросил:

— Чарли, черт побери, это ты? — Голос дрожал синхронно с трепыхавшимся сердцем.

Сильней чувствуя холод, он откинулся на изголовье кровати, осторожно сунул руку под пружинный матрас, вытащил недавно припрятанный нож для разделки мяса. Зажав рукоятку в покрытой смертным потом ладони, протянул свободную руку к лампе, щелкнул выключателем.

Ничего. Щелкнул еще раз, другой, пятый. Свет не зажегся. В чем дело? Лампа недавно прекрасно работала. Отключено электричество?

Нет. Дисплей часов светится...

Тут дисплей на секунду померк, словно кто-то прошел перед ним.

Сердце бешено застучало. Чувствовалось, как что-то непонятное приближается к кровати.

— У меня нож, черт возьми! — Хриплый голос сорвался. — Не подходи!

Что-то упорно двигалось вперед и нависло над ним, наклоняясь все ниже...

— Мать твою! — выкрикнул Лайл и нанес удар прямо перед собой.

Лезвие вошло не в одежду, не в плоть, а как бы в рыхлый снег, холодный до невозможности. Он отдернул руку, хотел бросить нож — окоченевшие пальцы не слушались.

Неожиданно вспыхнула лампа. Он вздрогнул, охнул, снова выставил нож — то ли нападая, то ли защищаясь, неясно, лезвие словно двигалось по собственной воле — и никого не увидел.

Никого... Быть не может! И холод исчез, оставив после себя туманный влажный воздух. Лайл взглянул на нож, вскрикнул при виде густой красной жидкости, медленно стекавшей по лезвию, швырнул его на пол... где еще что-то лежало.

— Чарли!

Господи Иисусе, братишка лежит на спине, раскидав руки-ноги, с пробитой окровавленной грудью, с остекленевшим взглядом, полным потрясенного изумления.

Лайл обмяк, соскользнул с кровати, рухнул на колени перед мертвым телом.

— Чарли, Чарли, — забормотал он, всхлипывая и склоняясь над ним, — зачем ты это сделал? Что за глупость? Ты же знаешь...

— Лайл! — раздался голос за спиной.

Он резко дернулся.

— Чего тебе, Лайл?

Он оглянулся на брата, стоявшего далеко от кровати в дверях, открыл рот, не в силах вымолвить ни слова. Это невозможно...

Снова глянул на пол, где ничего не было, кроме ножа. Ни Чарли, ни крови на ковре и на лезвии.

Неужели я свихнулся?

— В чем дело, старик? — зевнул Чарли. — Чего звал меня в такую рань?

Лайл опять посмотрел на него:

— Я... — Голос дрогнул, прервался.

— Эй, ты чего это? — Он шагнул вперед, выражение досады на его лице сменилось озабоченностью. — Вид у тебя паршивый, брат.

Лайл наконец обрел дар речи:

— Только что видел самый ужасный кошмар в своей жизни. До жути реальный и... просто немыслимый.

— Какой кошмар?

— Кто-то сюда вошел... — Дальнейшего он решил не рассказывать.

Чарли кивнул.

— Не вижу ничего страшного.

Правильно. Истолковать сон не трудно, но холод и чье-то присутствие до сих пор ощущаются.

— Я был абсолютно уверен, что здесь кто-то есть. — Лайл указал на нож, валявшийся на полу. — Даже пытался его зарезать.

Чарли выпучил глаза.

— Господи помилуй, наверно, надо запирать на ночь дверь на случай, если ты во сне начнешь разгуливать.

Он усмехнулся собственной шутке. Лайл постарался тоже улыбнуться, надеясь, что не слишком натужно. Если бы Чарли знал...

Он подобрал нож, повертел в руках, с ужасом вспоминая капавшую с него кровь. В лезвии, столь же чистом, каким оно было в кухонном ящике, отразилось осунувшееся лицо.

Хорошо, что он не всадил в брата нож. Слава богу. Но, вопреки всем разумным соображениям, невозможно отделаться от ощущения, что в спальне еще кто-то был этой ночью.

Может быть, надо пойти и купить пистолет.