Пожиратели сознания - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол. Страница 63

12

…Джек посмотрел на девушку в середине очереди к кассе. Она закашлялась. Стоя в самом конце, он видел, как люди перед девушкой и за ней отшатнулись.

— Простудилась, — сказала девушка. Из-за хирургической маски на лице голос ее звучал приглушенно.

На всех покупателях в магазине, включая Джека, были такие же маски. Джеку это нравилось — не только спасают от микробов, но и скрывают лицо. Магазин был забит людьми. Прошел слух, что подвезли товар, и люди скупали все, что было под силу унести. Джек оставил Джиа и Вики в квартире, где им не угрожала инфекция, и пошел в одиночку. Его тележка — действительно личная, потому что он толкал ее из дома до магазина, — была нагружена кукурузой, персиками и помидорами, похожими на куски мяса. Он еще успел прихватить со стремительно пустеющих полок несколько банок консервированной фасоли.

Неплохая добыча, подумал он, довольный результатом вылазки. В эти дни продукты подвозили лишь от случая к случаю, потому что выжившие перехватывали грузовики и забирали себе содержимое, так что приходилось брать то, что удавалось найти. Похоже, сегодня их ждет итальянский стол. Джиа сделает свою знаменитую красную подливку и…

— Она одна из них! — завопила грузная женщина в голубом сари, стоящая за простуженной девушкой, и отпрянула от нее. — Я видела, она приподняла край маски перед тем, как закашляться!

— Я всего лишь простужена, — прохрипела девушка. У нее были широко расставленные голубые глаза и короткие черные волосы. — Заверяю вас, это просто простуда.

— Я тоже заметил, — сказал черный мужчина за женщиной в сари. — Подняла маску чуть ли не на пол-лица!

У Джека было смутное ощущение, что он тоже видел нечто подобное, но лишь краем глаза, поэтому он промолчал. Два человека засекли девушку. И третий не изменит ее судьбы.

Чувствуя, чем все это может кончиться, он выкатил тележку из очереди и пристроился в самом хвосте ее, стараясь держаться ближе к выходу.

Женщина на контроле подозвала дежурного, но тот, услышав возбужденные голоса, уже сам спешил к ней. Он был невысок и худ и в любой другой ситуации помедлил бы, но сейчас на нем была желтовато-коричневая форма милиции Нью-Йорка, он имел при себе набор для анализов и был вооружен. Всем своим видом он говорил: я официальное лицо, так что не вздумайте мне мешать.

— В чем дело? — Должно быть, он строго сжал губы, но хирургическая маска на лице скрывала их.

Кассирша показала на девушку:

— Говорят, она кашляла, сдвинув маску.

— Это так? — прищурился дежурный, берясь за серологический тестер, висящий у него на поясе. — О'кей. Придется взять у вас каплю крови.

— Всего лишь простуда, — отодвигаясь от него, сказала девушка.

— Если это подтвердится, вы можете идти и заниматься своими делами — после анализа.

Джек, который к этому времени уже пристроился у самой дальней кассы в углу, обратил внимание, что дежурный не сказал, что случится, если у девушки не просто простуда.

— Нет! — Девушка сорвала маску. — Никаких анализов крови! Мы плюем на ваши анализы!

Затем она рванулась к толпе вокруг кассы и начала плеваться — не на анализатор, а на окружающих. Перепуганные покупатели, издавая вопли, попытались скрыться, но для этого не было места. Дежурный вытащил свой пистолет, но было ясно, что если он выстрелит, то пострадают ни в чем не повинные люди.

Вдруг Джек увидел, как в руке девушки что-то блеснуло — старомодная опасная бритва, — и понял, что сейчас последует. Как и все остальные.

Толпу охватила паника.

— Она камикадзе! — завопил кто-то.

Джек видел, как девушка всадила лезвие глубоко себе в горло и рванула его вбок. Затем она широко раскинула руки, закинула голову и закружилась на месте. В ее движениях была даже определенная грация, и на нее было бы приятно смотреть, если бы не багровая струя, которая дугой ударила из горла и, пульсируя, как гейзер, залила всех, кто стоял в радиусе десяти футов.

Танец длился недолго. Ноги у нее подкосились, колени подломились, и она рухнула на пол сломанной восковой куклой, дергаясь в багровой луже.

Но хотя танец завершился, аудитория продолжала реагировать: те, кто вопил, прижатые к кассе, стремились выбраться в глубь торгового зала; те, кто входил в магазин, разворачивались и торопились обратно, в относительную безопасность улицы. Джек, оказавшись на ничейной земле между теми и другими, предпочел улицу и выкатил нагруженную тележку сквозь вращающиеся двери. Магазином он займется завтра. Его приведут в порядок не раньше, чем через час, а то и два. А теперь он хочет вернуться домой.

Шесть месяцев назад такая сцена потрясла бы его. Теперь же… он ничего не чувствовал. До сегодняшнего дня ему выпало сомнительное удовольствие быть свидетелем смерти двух других камикадзе, но никогда еще он не был так близко к ней. Коллективный разум, мыслящая общность, подобная пчелиному рою, повсюду отдавала одни и те же военные приказы: найти людное место и тайно распространять инфекцию, — кашляя, чихая, оставляя на овощах и фруктах мазки слюны, — ну а если поймают, покончить с собой, испустив мощную струю крови. Чистый прагматизм: пожертвовать одной из своих пешек ради возможности заразить десятки других.

Рою свойственен безжалостный прагматизм. В этом и кроется ключ ко всем его успехам.

Отойдя на полквартала от магазина, Джек остановился, снял маску, стянул свою ветровку и кинул ее на тележку. Порыв ноябрьского ветра резанул его, но на нем была плотная фланелевая рубашка. Он вынул из кобуры за спиной «глок» и открыто положил его на куртку. И снова двинулся в путь.

Серый, мрачный ветреный день соответствовал настроению Джека. Ему хотелось, чтобы выглянуло солнце — согрело кожу и, может, как-то прогнало озноб из души. Солнечный свет выгонит на улицы людей — может, считая, что он способствует здоровью, что дополнительный ультрафиолет убьет микробы, — но Джек предпочитал пустынные улицы, особенно когда везет домой запас еды. Но даже сейчас он был настороже.

Впереди он увидел знакомое лицо — сосед, кивнув, оказался у него на пути.

— Эй, — с улыбкой сказал он, окидывая взглядом тележку Джека. Он не мог не обратить внимания на «глок». — Для меня что-нибудь осталось?

— Хватит, — сообщил Джек. — Но вам стоит немного подождать. Внутри сработал камикадзе.

— Вот дьявольщина! — сказал знакомый. — Они уже сами не знают, когда кончать с собой. Им же известно, что мы вакцинированы. Почему они продолжают свои попытки?

— Просто потому, что груда мозгов не означает, что они поумнели.

Собеседнику это не показалось смешным, как и Джеку, но это было лучше, чем обсуждать слухи, что, мол, вакцина не отвечает своему назначению, что она дает сбои по всей стране. Остатки правительства США утверждали, что такие лживые сведения распространяют инфицированные для деморализации еще здоровых, но никто не знал, чему верить.

— Наверно, схожу к магазину и подожду снаружи, пока все не уберут.

Джек помахал ему на прощание и посмотрел вслед. Когда он убедился, что парень не собирается разворачиваться и нападать на него сзади, то снова двинулся к дому. Он знал, что всегда был немного параноиком, но шесть месяцев назад стал носить с собой «глок» в кобуре и с тех пор не беспокоился, что кто-то решит покуситься на его продукты. Как говорится, ты не параноик, если на тебя пытаются напасть. А ведь пытались. О да, еще как пытались.

По прошествии времени Джек все отчетливей видел, как расползается ткань социальной жизни общества, как она распадается на куски.

Доверие исчезло, потому что любой самый лучший и старый друг, ближайший обожаемый родственник мог оказаться носителем вируса. И мало того что они были инфицированы — это была не их вина, — но менее чем через неделю они становились совершенно иными личностями, одержимыми одним желанием — заразить тебя.

Сострадание стало далеким воспоминанием. Конечно, ты жалеешь жертв вируса — после того как они мертвы.