Прикосновение - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол. Страница 52

— И вот они здесь — ждут тебя. Вначале я сомневался в тебе, Ал, но теперь должен признаться, что верю — ты действительно обладаешь какой-то необыкновенной силой.

Алан сделал вид, что обижен.

— Так, значит, ты все-таки сомневался во мне?

— Да, черт побери! Ты задал мне задачу. Я даже думал одно время, что у тебя крыша поехала.

Алан улыбнулся:

— Вначале я и сам так думал. Но потом понял, что если я и заблуждаюсь, то эти заблуждения разделяет со мной множество исцеленных людей.

Когда Алан обратился к Тони за помощью, он рассказал ему всю правду о Дат-тай-вао, считая, что обязан открыть все свои карты перед человеком, который будет выступать в качестве его советника на слушаниях в Совете. Он рассказал ему об эпизоде в приемном покое и о том, как обретение им дара исцеления связано с историей жизни бродяги, о котором Тони наводил справки.

Тони был настроен скептически, но не высказал этого напрямик. Алан был рад, что теперь-то Тони поверил в него.

— Не буду врать, Ал, мне и сейчас трудно все это переварить, даже после того, как я поговорил с пилигримами у твоего крыльца. Но мы ни в коем случае не должны говорить этим сукиным детям из Совета, что ты действительно обладаешь целительной силой.

При упоминании о Совете у Алана вспотели ладони и стало нехорошо в желудке. Через четверть часа он будет сидеть перед Советом подобно какому-нибудь малолетнему преступнику. Сама мысль об этом была глубоко противна ему.

— А почему бы не сказать обо всем этом прямо и открыто и не покончить раз и навсегда со всякого рода двусмысленностью? — спросил Алан.

— Ни в коем случае! — сломав свою сигарету, Тони швырнул ее на пол салона. — Ради Бога, даже и не думай об этом! Вокруг тебя сразу поднимется такой шум — я даже думать боюсь, к чему это приведет в конечном итоге!

— Но ведь рано или поздно все равно...

— Ал, старина, поверь мне. Я изучил медицинское законодательство вдоль и поперек, и там нет ни единого пунктика, который мог бы тебе чем-нибудь угрожать. Ты даже не обязан сегодня появляться на Совете — и я бы посоветовал тебе не идти никуда. Но ты решил пренебречь моими советами. Пусть так. Тебе бояться нечего — они не посмеют ничего сделать. Пусть они играют в свои игры сколько хотят. А ты сиди себе спокойно и расслабься. Если им не удастся обвинить тебя в каком-либо преступлении, или в нарушении морали, или в небрежении своими обязанностями практикующего врача, они не смогут и пальцем тебя тронуть. Они будут просто сотрясать воздух. И на здоровье!

— Раз ты так говоришь, Тони, то пусть так и будет. Я просто...

— Никаких просто. Ал. Ты ничего не должен этим ростовщикам, торговцам недвижимостью и продавцам подержанных автомобилей. Ты просто сиди, помалкивай, и выйдешь из этого дела чистеньким, а всю грязную работу сделаю за тебя я.

Алан понимал, что Тони работает не покладая рук, готовясь к схватке на Совете.

— Если эти индюки думают, что смогут повесить тебя на фонарном столбе из-за какого-то скандала в желтой прессе, то им придется разочароваться! Пусть попробуют! Пусть только попробуют!

Алан почувствовал, что его страхи и опасения рассеиваются в волнах воинственной уверенности Тони.

— Джентльмены, — произнес Тони, — я убежден, что вы понимаете, насколько неприятно доктору Балмеру то, что его вызвали на Попечительский совет, подобно тому как сорванца-школьника вызывают к директору за то, что он изрисовал стены школы.

Алан с удивлением слушал речь Тони, который говорил, расхаживая взад и вперед перед членами Совета. Его выступление было достаточно красноречиво, исполнено почтительности, но отнюдь не подобострастности. Он представил дело так, как будто Алан явился на эту аудиенцию исключительно по доброте сердечной.

За длинным круглым столом сидели человек десять — двенадцать попечителей. На углу стола приютился стеклянный электрокофейник с манящим красным глазком. Морские пейзажи Северного побережья кисти местных художников, развешанные на стенах, вносили разнообразие в приглушенный тон обоев. Хотя эти люди и сидели за одним столом, они явно делились на две группы: Алан и Тони — на своем конце стола; члены Совета — два врача и восемь местных бизнесменов, посвящавших свободное время «муниципальным вопросам», — группировались за своим концом. Алан хорошо знал обоих врачей: один из них, Лу, — его бывший партнер, другой — старый Бад Риардон, с первых дней существования больницы возглавлявший хирургическое отделение. Бад за последнее время сильно постарел. Алан заметил, что он вошел в зал прихрамывая.

Остальные попечители были мало знакомы Алану. Их не связывали деловые отношения, он не принимал участия в больничных интригах, и, хотя принадлежал к одному с ними клубу, проводил там не слишком много времени; с этими людьми его связывало шапочное знакомство.

Никто из них не смотрел ему прямо в лицо — они поглядывали на него украдкой и тут же отводили глаза, как бы показывая этим, что он здесь чужак, подчеркивая дистанцию, существующую между ними. Но Алан больше не боялся их! Тони прав: он ведь не совершал никаких преступлений — ни гражданских, ни уголовных, — не сделал ничего, что поставило бы его вне закона. Эти люди не имели права судить его. Он был в безопасности.

— Мне хотелось бы знать, мистер де Марко, — прервал речь Тони торговец автомобилями, — почему доктор Балмер решил, что он нуждается в адвокате? Мы же пригласили его не на суд.

— Совершенно верно. Мне это известно, так же, кстати, как и доктору Балмеру. И я рад услышать от вас, что это известно также всем остальным, сэр. По правде сказать, это я уговорил доктора Балмера позволить мне говорить сегодня от его имени. Он был против моего присутствия здесь, но я настоял на этом, чтобы убедиться, что никто из вас не попытается превратить это маленькое неформальное совещание в судебный процесс.

Седовласый доктор Риардон откашлялся и поднял глаза на Тони:

— Единственное, чего мы желаем, — это обсудить вопрос о весьма непривычной рекламе, которая в последнее время делается доктору Балмеру, и спросить его — с чего все это началось, почему продолжается и как получилось, что доктор Алан Балмер ничего не предпринимает, чтобы пресечь это на корню?