Бетонный фламинго - Вильямс Чарльз. Страница 41

Барбара Куллан перестала печатать и уставилась на меня. Я слышал, как Инглиш поднялась и встала в дверях.

— Чем могу служить? — спросила Барбара Куллан.

Словно заливаемый волной ужаса, я как будто раздвоился и наблюдал со стороны за своими действиями, не в силах остановить или изменить их ход. Я все еще мог спастись — стоило только выбежать отсюда, не говоря ни слова, но я ничего не мог с собой поделать. И стоял, касаясь ладонями ее стола. Потом прошел по комнате и вошел в кабинет Чэпмена. Открыв средний ящик его стола, я вынул оттуда шкатулку с карандашами и, перевернув ее, уставился на маленькую карточку, прикрепленную ко дну липкой лентой.

«Вправо тридцать два, влево два поворота, девятнадцать…»

Обе женщины стояли в дверях у меня за спиной. Они вскрикнули, когда я обернулся, и испуганно попятились.

— Кто вы? — нервно спросила Барбара Куллан. — Что вам здесь нужно?

Я вернулся к большому столу в центре комнаты и встал за ним, устремив взгляд через окно на площадь. Миссис Инглиш отступила в приемную.

Барбара держалась как можно дальше от меня, не спуская с меня глаз. Молчание плотной завесой наполнило комнату.

Я крепко стиснул край стола. Господи, но должно же что-то где-то от нее остаться!

Она сидела здесь шесть лет. Вот здесь, в левом ящике стола, лежала ее сумка. Она дотрагивалась до вещей на столе, бросала бумагу в корзину, брала телефонную трубку… Она сидела на том же месте, где стою сейчас я, и, поднимая глаза, смотрела через окно на весеннее солнце и медленно движущиеся машины под осенним дождем, на группы студентов во время футбольных матчей, на похоронные процессии и на сияющее октябрьское небо.

Я глянул на побелевшие суставы своих рук.

— Барбара, — сказал я. — Она не виновата. Вы должны этому поверить. Я должен заставить их понять…

Барбара вскрикнула. И тогда я взглянул на нее и увидел, что глаза ее расширились от страха.

— Откуда вам известно мое имя? — выдавила она.

Но еще сильнее ее испугало не это, а мой голос. Она сразу его узнала.

— Сядьте, Барбара, — сказал я. — Я ничего плохого вам не сделаю. Но я должен кому-то это сказать. Не могу больше молчать. Не могу, чтобы она лежала там, в могиле, взяв вину на себя, когда на самом деле виноват был только я. Я мог бы ее спасти… Но одна она не могла справиться с этим.

Я слышал, как в приемной миссис Инглиш набирает номер телефона, но продолжал говорить все быстрее и быстрее… Теперь слова изливались из меня, словно потоки.

Время, которое я провел в Мексике, ничего не дало мне. Такое нельзя ни подавить, ни изгнать из души. Вы можете это чувство лишь загнать внутрь, куда-то в глубь своего подсознания, но оно и там будет зреть без вашего ведома.

Когда полицейские поднялись по лестнице и, войдя в комнату, встали у меня за спиной, я все еще говорил, говорил, говорил… А Барбара слушала. Страх в ее глазах постепенно сменялся каким-то другим чувством. Не знаю каким. Возможно, это была жалость.