Бриллиантовое бикини - Вильямс Чарльз. Страница 24

— Шериф, — попытался вякнуть дядя Сага-мор. — Я все пытаюсь объяснить вам, что вы ужасно ошибаетесь.

— Заткнись, Сагамор Нунан, — рявкнул шериф. — Слышать тебя больше не хочу.

Дядя Сагамор почесал ногу об ногу и опустил глаза в пол.

— Вот глупость-то, — устало вздохнул он, словно ему все это надоело и он сдается, — поднять этакую бучу из-за капельки старого, никуда не годного дубильного раствора.

Люди вокруг заухмылялись пуще прежнего и покосились на шерифа.

Шериф поднял кувшин в воздух, поглядел сквозь него и осклабился.

— До чего же подходящий цвет, а? Бугер присел на краешек стола и с важным видом уставился на свой кувшин.

— В рот не беру ничего, кроме “Дубильного Раствора Папаши Сагамора”, — провозгласил он.

Все кругом заржали. Фотограф приготовил вспышку, а шериф со своими подручными принялись открывать кувшины. Цемент-то затвердел, так что мне вообще было сомнительно, что им удастся их открыть. Все трое покрепче ухватили одной рукой кувшин за донышко, а другой так крутили крышку, что чуть не посинели от натуги. Папа с дядей Сагамором прислонились к стене и с живым интересом наблюдали за ними.

И тут шерифов кувшин вдруг как лопнет с жутким треском прямо у него в руках и тухлый дубильный раствор как польется во все стороны, просто ужас. В единый миг оказалось залито все кругом: и бумаги на столе, и все, кто стоял поближе, и, понятное дело, сам шериф с головы до ног. Никто и пикнуть не успел, как с Бугеровым кувшином приключилось то же самое. Такое впечатление, будто оба кувшина просто раскололись пополам и, что самое удивительное, как раз в тех местах, где папа с дядей Сагамором обвязывали нитку, когда испытывали их на прочность. Только Отисов кувшин не лопнул, но тот сам так шарахнулся с перепугу в сторону, что со всего размаха грохнул его об пол.

Тут начался форменный дурдом. Вонища стояла дикая, все кругом кашляли, отплевывались и старались поскорее унести ноги, но в дверях собралась такая толпа зевак, еще не смекнувших, в чем дело, что там образовалась настоящая запруда. Все орали друг на друга и толкались. А потом запах дошел и туда, и народ из коридора опрометью ринулся на улицу, снеся на пути засов на входной двери. Комната мигом опустела.

Если не считать, конечно, шерифа. Ну, и меня с папой и дядей Сагамором. Шериф стоял в луже дубильного раствора, а вокруг плавали опрокинутые туда бумаги. Во время панического бегства кто-то умудрился вывернуть несколько ящиков из шкафа, и их содержимое тоже оказалось на полу. Тухлая жижа разлетелась по всей комнате с такой силой, словно ее разметало взрывной волной. Она текла отовсюду: со столов, с пишущих машинок, со стен и даже с потолка. Редкие капли методично брякались прямо на лысину шерифа: кап-кап-кап. Я зажал нос и с любопытством следил за ним, до того чудно он себя вел.

Казалось, шериф и не замечает никакой вони. Он как-то потерянно оглядывался по сторонам, а потом закрыл лицо руками и склонил голову, как будто молился. Через минуту-другую он отвел руки от лица, поглядел на дядю Сагамора и медленно-премедленно подошел к нам. Лицо его было красней свеклы, губы беззвучно шевелились, а руки бешено жестикулировали, точно он что-то говорил, но вслух не произносил ни слова.

Дядя Сагамор достал из кармана плитку жевательного табака, вытер ее о штаны, откусил, пожевал немного и говорит:

— Послушайте, шериф, а плевательницы у вас тут нет?

У шерифа аж шея побагровела, рот продолжал беззвучно открываться и закрываться, а руки жестикулировать. Да так забавно, точно смотришь кино, когда что-то случилось со звуком, а пленка все еще крутится.

— Ей-богу, Сэм, — пожал плечами дядя Сагамор, — это уж неслыханное безобразие. Арестовывают честного человека ни за что ни про что, а у самих даже плевательницы нет, так что ему и плюнуть-то некуда. Бессердечно это по отношению к работяге. Который гнет спину, чтобы вовремя уплатить налоги и накормить этих чертовых политиканов.

Он покачал головой с таким видом, будто ему и сказать больше нечего.

— Необдуманно это у них вышло, — кивнул папа, раскуривая сигарету.

Они с дядей Сагамором направились к двери, а я за ними. Шериф глядел нам вслед, а потом все так же, еле переставляя ноги, вернулся к столу. Он по-прежнему не мог выговорить ни слова, но внутри у него, видно, все так и клокотало.

— Не берите в голову, — посоветовал дядя Сагамор, — вредно копить в себе сильные чувства.

Наконец-то шериф издал хоть какой-то звук:

— Пшшшшш-фффф-ссс-пшшшш…

— Да ладно вам, — помахал рукой дядя, — все это лишь маленькое недоразумение. Я на вас зла не держу. Хотите, не будем никому об этом рассказывать? Сохраним весь инцидент в тайне.

Шериф запустил руку в коробку, вытащил последний уцелевший кувшин, с минуту тупо глядел на него, а потом медленно и осторожно отвел руку назад да и как шандарахнет его об стенку!

Мы вышли на улицу. Вот уж наслаждение было снова оказаться на свежем воздухе. Мы сели в машину, но не сразу поехали домой, а сперва завернули в бакалею, и папа купил там шесть фунтов колбасы и запас сигарет. На улице все сплошь только и толковали, что о дубильном растворе, и таращились на дядю Сагамора, но он делал вид, будто ничего не произошло.

Покончив с покупками, мы выехали на окраину города, где стояла лесопилка и тянулись какие-то рельсы, и дядя Сагамор показал папе, куда сворачивать. Папа зарулил на какую-то аллейку, проехал до конца и оказался на чьем-то заднем дворе.

— А что мы тут будем делать? — спросил я у папы.

— Навестим одного приятеля дяди Сагамора, — ответил он.

Дядя поскребся в дверь, и спустя несколько минут на порог вышла какая-то огромная тетя в кимоно, с рыжими волосами и пронзительными голубыми глазами. У нее был такой вид, словно она могла быть ужасно злющей. Но нам она улыбнулась очень даже мило и впустила в дом.

Мы прошли через кухню в комнату, а потом направо и оказались в маленькой гостиной. За стенкой что-то стучало, и скоро до меня дошло, что именно — бильярдные шары. Там находилась бильярдная.

Мы сели, она вышла и вернулась с бутылкой, тремя стаканами и бутылочкой кока-колы.

— Это тебе. Билли. — Она протянула мне коку. Интересно, и откуда она знала, как меня звать?

Она налила себе, папе и дяде Сагамору, села рядом, поглядела на дядю Сагамора и улыбнулась.

— Ишь ты какой, а по виду-то и не скажешь, — покачала она головой.

Дядя Сагамор вынул изо рта жвачку, одним глотком осушил стакан и засунул ее обратно.

— Мэрф еще не вернулся?

— Только что звонил, — отозвалась она. — Сказал, подъедет через минуту. — Она вдруг засмеялась. — Боже, хотела бы я все это видеть!

Тут дверь отворилась, и вошел тот самый рослый смуглолицый парень, что утверждал, будто полиция ничего не сможет сделать дяде Сагамору. Завидев нас, он ухмыльнулся и плеснул себе в стакан этой штуки из бутылки.

— Здорово, Мэрф, — говорит дядя Сагамор. — Ну как, Роди управился с грузом? Мэрф кивнул:

— В два счета. Он затаился за дорогой аккурат возле дома Джимерсона, а как только увидел, что ваши две машины прокатили, съехал вниз и забрал груз. Успел в город почти сразу за вами.

Ну-ка, поглядим, двести кварт по доллару с четвертью…

— Двести пятьдесят долларов, — подсчитал дядя Сагамор. — А у тебя как выручка?

— Я так прикинул, шестьсот восемьдесят, — сказал Мэрф. — Включая пять сотен от Эльмо Фентона, а это, сдается мне, денежки Бугера с Отисом. — Он захохотал, а потом продолжил:

— То есть по триста сорок долларов на нос. Итого двести пятьдесят да триста сорок…

— Пятьсот девяносто, — подсказал дядя Сагамор.

Мэрф медленно кивнул, словно еще сомневаясь, и принялся отсчитывать деньги.

— Ну кто бы мог подумать, — пробормотал он, — на тебя-то глядя.