Абсент - Бейкер Фил. Страница 15

Более циничная и язвительная сторона личности завоевала Кро место в романе «Наоборот» Жориса-Карла Гю-исманса, то была первая из «Желтых книг» (Лорд Генри Уоттон дает Дориану Грею книгу в желтом переплете, и Дориану она кажется «самой странной книгой, какую он когда-либо читал»). Герой Гюисманса, крайний декадент дез Эссент, хранит книгу Кро в своей необычной библиотеке и восхищается его сатирической новеллой «Наука любви», которая «еще могла удивить своим деланным безумием, чопорностью юмора, прохладно-шутливыми замечаниями». Появляется Кро и в романе Марии Корелли «Полынь», где она превозносит его как недооцененного гения и отмечает, что его ранняя смерть «окружена самыми грустными обстоятельствами страдания, бедности и одиночества». Она целиком приводит его стихотворение «L’Archet» [32] и высказывается о его сборнике «Le Coffret de Santal» [33]. Более того, стихотворение «Lendemain» [34], автора которого она не называет, вдохновившее Гастона Бове «сыграть роль в нескольких драмах» с абсентом и женщинами, на самом деле принадлежит Кро.

Самое удивительное в научных открытиях Кро — то, что они, по всей видимости, реальны, не в пример многим другим открытиям ученых, искавших вдохновения в абсенте. Шведский драматург Август Стриндберг, проживший в Париже много лет, занимался алхимией, все больше впадая в паранойю, запечатлевшуюся в «Аде» («Inferno») и «Оккультном дневнике».

«А не пойти ли нам всем и не стать ли богемными?.. — предложил он другу в 1904 году. — Я скучаю по Монпарнасу, мадам Шарлотте, Иде Молар, абсенту, жареному мерлану, белому вину, „Figaro“ и „Closerie des Lilas“ [35]. И все-таки…» Вообще же абсент ему скорей вредил. На несколько лет раньше он записал в дневнике: «Что до абсента, несколько раз этой осенью я пил его со Сьёстедтом, но результаты неутешительны». Он снова и снова описывает эти результаты, балансируя между паранойей и чутьем: «кафе наполнилось ужасными типами», на улице появились какие-то оборванные люди, «все в грязи, как будто они вылезли из канализации», и уставились на него. «Я никогда не видел таких субъектов в Париже и недоумевал, „реальны“ они или это „проекции“». Однако «таких субъектов» он видел в Лондоне — отвратительные, грязные люди кишели «у входа на Лондонский Мост, где толпа поистине таинственна и зловеща».

Кроме алхимии Стриндберг занимался цветной фотографией, телескопией, «воздушным электричеством как движущей силой», «никелированием без никеля (превращение металлов)», «производством шелка из жидкости без участия шелкопряда» и многим другим. Позднее Делиус вспоминал время, когда он верил в научный гений Стриндберга, хотя плохо понимал его прозрения. Однажды Стриндберг показал Делиусу фотографию Верлена:

Поль Верлен тогда только что умер, и у Стриндберга была его довольно большая фотография на смертном одре. Однажды он показал мне ее и спросил, что я на ней вижу. Я вполне откровенно описал ее: Верлен лежит на спине, под стеганым одеялом, над которым видны только голова и борода, а сплющенная подушка валяется на полу. Стриндберг спросил, вижу ли я огромное животное на животе у Верлена, и черта, пригнувшегося к полу?

Делиус не был уверен, искренен ли Стриндберг или просто старается напустить таинственность. «Однако, — добавляет он, — могу сказать, что в то время я безоговорочно верил в его научные открытия…»

Например, только что открыли рентгеновские лучи, и он однажды сказал мне по секрету за стаканом абсента в «Closerie des Lilas», что он сам открыл их на десять лет раньше.

Биограф Стриндберга, Майкл Мейер, приводит множество авторитетных мнений, доказывая, что психическое расстройство Стриндберга обострила или даже вызвала хроническая зависимость от абсента.

Бросая характерно-брезгливый взгляд на «идолов нынешней молодежи», Эдмон Гонкур быстро расправляется с тремя главными из них при помощи короткой злобной ремарки: «Бодлер, Вилье де Лиль-Адан, Верлен. Все считают их талантливыми, но это садист из богемы, алкоголик и жестокий мужеложец». Намного прежде, чем стать чьим-либо идолом, Вилье де Лиль-Адан уже оставил яркое впечатление, появившись в редакции журнала, который издавали братья Гонкур. Появился он там сентябрьским вечером 1864 года:

Он был типичным представителем литературной богемы, неизвестным поэтом. Волосы, разделенные на прямой пробор, падали тонкими прядями ему на глаза, и он откидывал их жестом маньяка или провидца. У него был лихорадочный взгляд человека, страдающего галлюцинациями, лицо опиомана или онаниста и безумный, механический смех, то и дело появлявшийся и исчезавший. В общем, нечто нездоровое, вроде призрака… Так и кажется, что он произошел от тамплиеров через какого-то медиума.

Франсуа Фоска в своих записях о парижских кафе того времени пишет о погибших людях с Вилье де Лиль-Аданом во главе: «Многим пришлось пострадать за слабость к Зеленой Фее — Вилье де Лиль-Адану, Шарлю Кро, Глатиньи, художнику Андре Жилю и коммунару Вермешу, которого абсент довел до сумасшедшего дома…»

Узнав, что освободился греческий престол, Вилье де Лиль-Адан немедленно объявил о своих притязаниях на него телеграммой в «Тайме». Его современникам это могло показаться именно той безумной затеей, на которую пустится человек, пьющий абсент, но он делал это всерьез. Он заручился поддержкой двоих родственников, один из которых был губернатором в Сибири, а другой — лордом Бекингемом, и даже пошел к императору, чтобы все обсудить. Пришел он туда загримированный, согнувшись вдвое, и увешанный иностранными медалями и орденами (он выглядел, пишет Гонкур, точно так, как и должен выглядеть старый, больной король Греции). Но из этой затеи ничего не вышло.

Вилье де Лиль-Адан особенно прославился своим романом «Аксель», который Йейтс, по его собственным словам, изучал, как «священное писание». О нем компетентно писал американский критик Эдмонд Уилсон, который воспринял его как ключевую точку в символистском отказе от повседневной реальности. Готический и вагнерианский роман, нагруженный розенкрейцеровским символизмом, рассказывает историю графа Акселя, который живет в древнем уединенном замке в глубинах Шварцвальда и занимается алхимией. Под замком, в склепе, спрятано огромное сокровище, но где оно, не знает и сам Аксель. Однако тайна открывается другому розенкрейцеру, молодой женщине, которая сбежала из монастыря, куда ее отправили родные. Она нажимает тайную кнопку на геральдическом черепе, и на плиты льется поток золота, бриллиантов и жемчуга.

Сначала она пытается застрелить Акселя, но они влюбляются друг в друга, и она предлагает поехать на сказочный Восток. Однако пышные образы Востока и их будущие приключения там Акселя не пленяют, он непреклонен: мечты о Востоке так прекрасны, говорит он, что глупо воплощать их. «Если бы ты только знала, какой грудой неприютных камней, какой бесплодной и знойной землей, какими мерзкими притонами окажутся страны, которые чаруют тебя благодаря воспоминаниям о том воображаемом Востоке, которые ты носишь в сердце!» В том же самом обличении внешнего мира и самой реальности Аксель произносит свою самую известную фразу: «Жить? — говорит он с отвращением. — За нас это сделают слуги».