На мели - Вильямс Чарльз. Страница 26

Глава 10

Рей попыталась сохранить бодрость духа.

— Что ж, у нас еще есть завтра. Вы считаете, что тогда прилив будет выше?

— Вполне возможно, — ответил Ингрем. — Но не обязательно. В любом случае мы должны сдвинуть яхту с места. Сначала я попытаюсь положить ее на борт.

— И что это нам даст?

— Это выведет киль из вертикального положения, тогда, чтобы оказаться на плаву, не потребуется очень глубокая вода. Потому-то я и оставил эти ящики с боеприпасами. Мы подвесим их на конце гика и перекинем за борт, чтобы получить рычаг. Конечно, для этого надо дождаться темноты, иначе Моррисон снимет нас из своей винтовки.

— Можно считать, что сейчас мы свободны?

— А в чем дело? — удивился Ингрем. Рей улыбнулась:

— В настоящий момент ничто так не укрепит мой моральный дух, как хороший душ.

Мне кажется, Моррисон говорил, что они заполнили баки пресной водой...

— Берите сколько хотите, — великодушно разрешил капитан. — В любом случае нам бы пришлось выкачать немного за борт.

— Чудесно. — Рей ретировалась к лестнице, но вдруг остановилась, как будто ей в голову пришла новая мысль. — Вам не кажется, что одна из этих пуль может пробить корпус? Как-то неприлично оказаться застреленной в душе.

Ингрем усмехнулся:

— Только не на расстоянии трехсот ярдов, да и угол, под которым он стреляет, не наилучший для этой цели. Такие пули только щепки могут выбивать.

Рей спустилась вниз. Капитан взял бинокль и навел его на островок. Моррисон лежал на своем огневом рубеже и, перезаряжая ружье, покуривал сигарету. Еды у него нет, подумал Ингрем, но воды предостаточно, так что несколько дней может и протянуть. Конечно, великан хочет вернуться на борт, проплыть-то он это расстояние проплывет, но в воду с собой ни винтовку, ни автомат не возьмешь. Правда, если опустошить несколько ящиков и связать их вместе, можно сделать что-то вроде плота и перевезти оружие на нем. Во всяком случае, вряд ли что-то случится до темноты. Ведь бандит знает, что у них есть револьвер Руиса. Придется всю ночь сторожить.

Ингрем нашел пруток и простучал оба топливных бака. Тот, что по правому борту, — полнехонек, а по левому — наполовину пуст. Значит, на борту сейчас двести галлонов топлива. Баки с пресной водой располагались на носу, добраться до них трудно, но если они полны хотя бы наполовину, в них, по крайней мере, галлонов двести воды. Ее можно выкачать за борт, но избавиться от бензина труднее, для этого потребуется шланг, чтобы слить горючее в море. Конечно, если запустить двигатель и оставить его работать, количество бензина будет уменьшаться, но настолько медленно, что овчинка не стоит выделки. К тому же капитан не любил моторы, их тарахтенье его раздражало. Он спустился вниз и перерыл все ящики и шкафы, но не смог найти шланга подходящих размеров, попадались лишь короткие обрезки. Ингрем услышал, что шум душа стих, и постучал в дверь.

— В чем дело? — крикнула Рей.

— Оставьте воду течь, — попросил он. Потом он дополнительно выкачает остатки. Капитан нашел бухту нового нейлонового каната, собрал груду упаковочных веревок и вернулся в кокпит, чтобы оценить объем работы, которую нужно сделать до наступления темноты.

Полтонны груза на конце гика — слишком большая тяжесть, следует укрепить фал более толстым тросом для пущей безопасности. Да, не забыть убрать тент. Ингрем постарался запомнить, что где лежит, потом трудно будет на ощупь ориентироваться в темноте. Он посмотрел на часы — только что минуло шесть, на отмели начинался отлив. Обшивка заскрипела, когда “Дракон” чуть осел и начал неумолимо крениться влево. Капитан стал нарезать веревки, чтобы сделать крепления для ящиков с боеприпасами. Мягкое прикосновение налетевшего с юга ветерка собрало в складки тент, на некоторое время стало прохладнее. Солнце медленно опускалось за горизонт.

Рей поднялась по лестнице. Она выглядела повеселевшей и посвежевшей. Переодеться ей было не во что, но она аккуратно причесала волосы и подкрасила губы. Капитан взглянул на красивое лицо с живописным синяком под глазом и улыбнулся:

— Вы потрясающе выглядите. Она прикоснулась кончиками пальцев к опухшему глазу и усмехнулась:

— Ужас какой фонарь, правда?

— Не огорчайтесь, после синяков никаких следов не остается. А вообще-то вам идет.

— Вы имеете в виду, быть избитой?

— Нет, просто вы выглядите яркой и непобежденной.

Рей расхохоталась:

— Это надо обдумать. Но мне кажется, по вашему описанию, я похожа на служанку ирландку после пьяной драки.

Она спустилась вниз и вскоре вернулась с тарелкой сандвичей с тунцом и кувшином воды. Сидя друг напротив друга на полу кокпита, они под звуки выстрелов неторопливо ели, наблюдая, как умирает день в безумной оргии красок. Глядя на клубящиеся вдали, над проливом Сантарен, облака, словно опаленные сверху пламенем, Рей вздохнула:

— Глупо, конечно, принимая во внимание все обстоятельства, но я начинаю понимать тех людей, которые влюбляются в море. Оно прекрасно, правда?

— Вы, вероятно, раньше не занимались яхтами? — спросил Ингрем.

— Нет. Моему мужу “Дракон” достался в результате какой-то сделки, у нас прежде яхт не было, да мы и не хотели. Муж собирался продать ее и выручить свои деньги, но через несколько недель его не стало, это было почти год назад. Он погиб в авиакатастрофе, когда на маленьком самолете облетал с приятелем ранчо со скотом.

— Чем он занимался?

— Недвижимостью. — Рей мягко улыбнулась. — Так это можно назвать, но в действительности муж в душе был игроком. Смешно, он выглядел как рассеянный учитель математики в престижной школе для девочек, мягчайший человек, и в то же время трудно было встретить другого такого хладнокровного азартного дельца, как он. К сорока восьми годам, до своей гибели, он успел сколотить и потерять два или три состояния. Собственно, мне это безразлично. Копить деньги, которые тебе не нужны, — пустое времяпровождение, особенно если нет детей, на которых эти деньги тратятся или которым их можно оставить. Я даже не могла понять, богаты мы или бедны. Муж часто отсутствовал, поэтому мне пришлось найти себе занятие. К светской жизни склонности у меня не было. Я всегда работала и, встречая женщин, у которых и происхождение и образование были выше моего, казалась сама себе человеком второго сорта и начинала хамить и задирать нос, в общем, вела себя как полная идиотка. Мне нравились спортивные автомобили, и я организовала дело по продаже “порше” с маленьким выставочным салоном в торговом центре недалеко от дома.

— А почему вы так долго не могли продать “Дракона”?

— Я не имела права продавать его до выплаты всех долгов. Когда Крис погиб, несколько сделок, которыми он занимался, провалились, так что наше финансовое положение опять оказалось достаточно непрочным. Кроме того, вскрылись задолженности по налогам, поэтому государство заморозило всю нашу недвижимость, пока они не будут уплачены. Продавать яхту на аукционе с большими потерями мне не хотелось, а потому пришлось ждать, пока адвокаты уладят все дела, на что ушло больше восьми месяцев. Когда были произведены необходимые выплаты, у меня почти ничего не осталось, кроме яхты и дома. В конце концов, кажется в марте, решив все финансовые вопросы, я приехала в Майами поискать брокера по яхтам, чтобы поручить ему продажу “Дракона”, и тут-то и столкнулась с Патриком Айвсом. Впервые после тринадцати лет.

Ее голос пресекся, она стояла и грустно смотрела на воду.

— Тогда он и был на борту? — спросил Ингрем.

— Да. Надо бы вам все рассказать. Это не очень льстит моему самолюбию, но раз уж вы оказались втянуты в наши дела, то должны получить объяснение. Впервые я встретила Патрика в 1943-м, он был курсантом в военно-воздушных силах и бывал на аэродроме возле маленького городка, откуда я родом. Сам он из Вашингтона, я имею в виду штат. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Патрик настаивал на женитьбе до того, как его отправят за границу. Мне тоже этого хотелось, но до восемнадцати не хватало нескольких месяцев, и мои родители воспротивились. Пока Айве служил в Англии, между нами шла оживленная переписка, а незадолго до окончания войны его перевели на аэродром в Луизиане, и мы сразу поженились. Демобилизовавшись, Патрик решил пойти учиться, он хотел быть врачом и до войны закончил два курса в Вашингтонском университете. Так мы оказались в Сиэтле. Я пошла на работу, а он попытался продолжить то, что бросил два года назад, но все пошло наперекосяк. Может быть, мы оба были слишком молоды, не знаю. Пока он не закончит медицинский факультет — а на это надо шесть долгих лет, — нас ждала лачуга из гофрированного железа, счета, студенческая жизнь, когда работы много, а денег нет.